– Фонтейн!
– Да, сэр, – отозвался камердинер.
– Сейчас, когда мы стоим, колеса в воде?
– Не больше чем раньше, сэр. А я вымок до нитки.
– Это точно. – Робин опустил окно и сел.
– Твой хозяин, – сказала монашка Кокетке, сидевшей на коленях у Робина, – жестокий и бессердечный.
– Разве это не ее вина, Кокетка, что моему бедному камердинеру пришлось ехать под дождем?
Кокетка согласно взвизгнула.
– Подхалимка, – укорила ее монашка.
– Мегера, – парировал он. – И я имею в виду не собаку.
– Конечно, нет. Она никогда не противоречит вам.
– Она не всегда слушается. Будь проклят этот бесконечный дождь. Наша легенда, – напомнил он. – Вот мы путешествуем, несмотря на плохую погоду, монахиня и четверо мужчин. Подозрительно. Могут подумать, что мы сбежали, чтобы пожениться. Страшно подумать о возможном наказании за изнасилование монахини.
– Как Абеляр, – сказала она, глаза ее блеснули.
– Хотите увидеть меня кастрированным, сестра?
– Пока нет, – ответила она.
– Ужасная женщина. Вижу, Пауик возвращается. Молитесь, чтобы он принес хорошие новости.
Монашка повернулась, чтобы выглянуть в окно.
– Даже если эти люди что-то подумают, они ничего не сделают.
– Лучше не рисковать. Мы будем братом и сестрой.
– Но мы совсем не похожи.
– Тогда сводные брат и сестра. Ваша мать была итальянкой, ваш отец – англичанином, как и мой. Видите мою преданность правде?
– До известной степени, – сухо заметила Петра. – Почему тогда мы так отчаянно спешим?
Да, почему? Робин задумался.
– Я мог бы быть более изобретательным, но давайте скажем, что мы спешим к смертному одру вашей дорогой матушки. Мы крепкая католическая семья. Вы обнаружили склонность к святой жизни и ушли в монастырь в родном городе вашей матери, Милане.
Петра нахмурилась, однако сказала:
– Разумно.
– Да это просто блестяще.
– Не должно гордиться тем, что вы блестящий лжец.
– Тогда считайте это театральной выдумкой. Я напишу пьесу о наших приключениях и назову ее… «Повеса и монахиня».
В этот момент к карете подошел Пауик.
– Мы оба Бончерчи? – быстро спросила она.
– У нас общий отец, так что да. Имя вашей матушки?
– Амалия.
– А ваше имя? Поспешите. Иммакулата звучит неубедительно для английской леди.
– Даже с итальянской матерью?
– Отец-англичанин возражал бы.
Поколебавшись, она сказала:
– Мария.
Робин спросил:
– Правда?
– Мы все еще играем в ту глупую игру?
– Да.
– Мое имя все равно Мария. – Однако ее вздернутый подбородок говорил, что в лучшем случае это полуправда.
Робин повернулся, чтобы опустить окно и выслушать отчет Пауика.
– Они дадут нам приют, сэр, но сейчас в доме только женщины, поэтому они не впустят нас в дом.
– Женщины? Надо было мне пойти поговорить с ними.
– Более чем вероятно, сэр, – ответил Пауик. – Единственно, чего я смог добиться, это сарай на заднем дворе.
– Нищим не приходится привередничать. Карета может проехать, или придется идти пешком?
– Тут есть проселочная дорога, но она ухабистая.
– Лучше все же опробовать ее. А что ты им сказал?