Холодное железо: Лучше подавать холодным. Герои. Красная страна

Откуда-то из глубин дворца донесся грохот. Послышались приглушенные расстоянием крики, перемежаемые едва различимым звоном стали. Монца нервно стиснула левой рукой рукоять уже обнаженного Кальвеца.

– Слышите? – Пухлое лицо Сальера, стоявшего рядом, сделалось белым, как сметана.

У гвардейцев его, рассыпавшихся по саду с трофейным оружием в руках, вид был немногим лучше. Но так обычно и бывает, когда решаешься на смерть – об этом ей не раз говаривал Бенна. Чем ближе она подступает, тем глупее кажется собственная решимость. Зато Трясучка сомнений как будто не испытывал. Их выжгли из него, должно быть, каленым железом. Коска тоже – его счастливая ухмылка ширилась с каждым мгновением.

Балагур сидел на земле, поджав под себя ноги, и бросал кости. Поднял на Монцу ничего не выражающее, как обычно, лицо.

– Пять и четыре.

– Это хорошо?

Он пожал плечами:

– Это – девять.

Монца подняла брови. Странную компанию она себе подобрала, ничего не скажешь. Но, коль затея твоя полубезумна, тебе и люди нужны хотя бы отчасти безумные, чтобы довести дело до конца.

Умные могут не устоять перед искушением найти занятие получше.

Снова послышались грохот и крики, на сей раз ближе. Солдаты Ганмарка подбирались к саду в центре дворца. Балагур еще разок бросил кости, потом собрал их и встал с мечом в руке. Монца, стараясь сохранять спокойствие, приковалась взглядом к открытой двери, за которой был увешанный картинами коридор, а за коридором – арка. Единственный вход сюда из дворца.

В арку заглянула голова в шлеме. Затем появилось тело в доспехах. Талинский сержант. Укрываясь щитом, держа меч наготове, он медленно прошел под опускной решеткой, настороженно прошагал по мраморным плитам коридора. Ступил в залитый солнечным светом сад, огляделся, щурясь.

– Сержант! – весело окликнул его Коска.

– Капитан. – Тот расправил плечи и опустил меч.

Следом за ним в сад хлынули еще солдаты, все с оружием на изготовку, бородатые, бдительные ветераны талинской армии. Уставились на своих, успевших уже каким-то образом оказаться в саду, с видом удивленным, но отнюдь не разочарованным.

– Неужто это он? – спросил сержант, показывая на Сальера.

– Он, – ухмыльнулся Коска в ответ.

– Ну-ну. Жирен мерзавец, верно?

– Это точно.

Еще несколько вояк высыпались в сад, за ними показалась кучка штабных в девственно чистеньких мундирах, с прекрасными мечами, но без доспехов. Во главе непререкаемо властной поступью вышагивал офицер с кротким лицом и грустными, водянистыми глазами.

Ганмарк.

Оттого, что смогла предсказать его действия с такой легкостью, Монца испытала было мрачное удовлетворение, но его тут же вытеснила вспышка ненависти.

На левом боку у него висел длинный меч, на правом – покороче. Союзный обычай носить длинный и короткий клинки.

– Охранять галереи! – приказал Ганмарк со своим характерным акцентом, выйдя в сад. – Обеспечить прежде всего безопасность картин!

– Есть, генерал!

Затопали сапоги. Солдаты бросились исполнять приказ. Их было много, и Монца крепко, до боли, стиснула зубы. Слишком много… Но сокрушаться смысла нет. Убить Ганмарка – все, чего она хочет.

– Генерал! – Коска, вытянувшись в струнку, отдал честь. – Мы взяли герцога Сальера.

– Вижу. Отличная работа, капитан. Вы времени даром не теряли и будете вознаграждены. Молодцы. – Он отвесил насмешливый поклон. – Мое почтение, ваша светлость. Великий герцог Орсо посылает вам свой братский привет…

– Срать мне на его привет, – рявкнул Сальер.

– …И свои сожаления по поводу того, что сам он прибыть не смог, дабы засвидетельствовать ваше полное поражение.

– Будь он здесь, я и на него срал бы.

– Разумеется. Он был один здесь? – спросил Ганмарк у Коски.

Тот кивнул:

– Стоял и ждал, глядя вот на это, – и показал на величественную статую посреди сада.

– «Воитель» Бонатине. – Ганмарк медленно двинулся к мраморному изображению Столикуса, подняв к нему улыбающееся лицо. – Въяве еще прекрасней, чем по рассказам. Будет замечательно смотреться в садах Фонтезармо. – Он оказался не более чем в пяти шагах от Монцы, и сердце у нее отчаянно заколотилось. – Поздравляю вас с такой изумительной коллекцией, ваша светлость.

– Срал я на ваши поздравления, – усмехнулся Сальер.

– Что-то вы слишком много срете. С другой стороны, конечно, есть чем – человеку вашей комплекции. Подведите-ка толстяка ближе.

Этого момента Монца и ждала. Она крепче сжала рукоять Кальвеца, пошла вперед, правою рукой взяв Сальера за локоть. С другой стороны от герцога двинулся Коска. Офицеры и солдаты Ганмарка рассредоточились по саду, глазея кто на цветы, кто на статую, кто на Сальера, кто на картины в галереях через окна. Лишь двое оставались рядом с генералом, но вид у них был спокойный. Не настороженный. Кругом одни свои…

Балагур с мечом в руке застыл, подобно статуе. Трясучка стоял, опустив щит, но Монца видела, как побелели костяшки его руки, сжимавшей топор, и как быстро перебегал с одного врага на другого единственный глаз, оценивая угрозу.

Ухмылка Ганмарка, когда к нему подвели Сальера, стала еще шире.

– Ну, ну, ваша светлость. Я помню еще вашу вдохновенную речь по поводу организации Лиги Восьми. Что вы тогда говорили? Что скорей умрете, чем встанете на колени перед псом Орсо? Я не прочь увидеть вас сейчас на коленях. – Он улыбнулся Монце, которая была уже в каких-то двух шагах от него. – Лейтенант, не могли бы вы…

В следующий миг блеклые глаза его сощурились. Узнал… И Монца, отпихнув с дороги ближайшего солдата, рванулась к нему, целя в сердце.

Сталь знакомо скрежетнула о сталь. Каким-то образом за это краткое мгновенье он успел наполовину вытащить меч, и выпад ее цели не достиг. Кальвец скользнул вверх. Ганмарк резко отвернул голову, и острие оставило лишь длинный порез у него на щеке, после чего меч генерала, вылетев из ножен, отбросил ее клинок в сторону.

Затем в саду воцарился хаос.

На лице Ганмарка появилась длинная царапина, оставленная мечом Монцы. Один из офицеров, стоявших рядом, озадаченно взглянул на Балагура.

– Но…

Меч Балагура опустился ему на голову. Глубоко вошел и застрял, и Балагур, когда противник начал падать, выпустил его. Неудобное оружие… он всегда предпочитал ближний бой. И, сорвав с пояса нож и тесак, ощутив в руках привычные рукояти, испытал невыразимое облегчение. Теперь все было просто. Убить как можно больше врагов, пока они в растерянности. Уравнять шансы. Ибо одиннадцать против двадцати шести – не хорошо.

Он ударил ножом в живот другого, рыжеволосого офицера, не успел тот обнажить меч, толкнул его на третьего, чей выпад в результате не достиг цели, и, метнувшись вперед, рубанул последнего тесаком по плечу, распоров мундир и плоть. Увернулся от нацеленного в него копья и вонзил солдату, его державшему, нож в подмышку, царапнув лезвием край кирасы.

Тут с визгливым скрежетом рухнула опускная решетка. Во входной арке стояли два солдата, и одному она пришлась как раз за спиной, заперев его в галереях вместе с остальными. Второй попытался уклониться, но не успел. Острые концы прутьев вошли в живот, проломив доспехи, и придавили его к полу. Неистово дергая ногами, он начал кричать, но вряд ли его кто-то услышал бы. К этому времени уже кричали все.

Сражение закипело в саду, выплеснулось в четыре окружавших его галереи. Коска свалил гвардейца ударом меча сзади по ногам. Разрубил другого почти напополам Трясучка и, окруженный еще тремя, пятился теперь по коридору, полному статуй, бешено размахивая топором, издавая при этом странные звуки – то ли рев, то ли смех.