– Эй.
Кто-то тронул его за плечо, Трясучка повернулся и заморгал.
Перед ним стояла высокая женщина в великолепных черных мехах, в длинных черных перчатках, с черными волосами, подобранными с одной стороны и ниспадавшими мягкой волной на белое лицо. Сквозь прорези маски, усеянной мелкими хрусталиками, на Трясучку смотрели блестящие глаза.
– Э… – Он с трудом сумел оторвать взгляд от ее грудей, ложбинка меж которыми влекла неодолимо, как улей медведя. – Я могу вам чем-нибудь… э…
– Уж и не знаю, можешь ли.
Накрашенные губы чуть изогнулись не то в улыбке, не то в усмешке. Голос показался Трясучке знакомым. И в разрезе юбки он заметил вдруг розовый шрам на ноге красавицы.
– Монца? – спросил тихо.
– Кто же еще отважится к тебе подойти? – Она смерила его взглядом с головы до ног. – Выглядишь почти таким же дикарем, как при нашей первой встрече.
– Так и задумано, поди. А вы выглядите… – Он замешкался, подбирая слово.
– Шлюхой?
– Ну, если только очень дорогой.
– Дешевки не терплю. Что ж, я отправляюсь наверх дожидаться гостей. Если все пойдет хорошо, увидимся на складе.
– Ладно. Если пойдет… – Хорошо в жизни Трясучки уже давно ничего не шло. Он бросил хмурый взгляд на разноцветные окна. – Справитесь?
– С Арио-то? Конечно. Трепещу в предвкушении этого момента.
– Знаю, просто… может, я вам понадоблюсь…
– Ты бы лучше сосредоточил свой куцый умишко на собственных делах. О себе я сама побеспокоюсь.
– Я так уже беспокоюсь. На двоих хватит…
– Мне казалось, ты оптимист, – бросила она через плечо, направившись к дому.
– Может, вы меня разубедили, – проворчал он вслед.
Не нравилось ему, когда она с ним так разговаривала. Правда, когда совсем не разговаривала, было еще хуже.
Трясучка повернулся, увидел, что на него таращится Седой, и сердито топнул ногою.
– Чего стоишь без дела? Давай уже разметим этот чертов круг, пока не состарились!
Монца, вышагивая на высоких каблуках рядом с Коской по игорному залу, чувствовала себя крайне неуютно. К каблукам она не привыкла. Не привыкла к ощущению сквозняка, овевающего ноги. Корсеты были пыткой и в лучшие времена. И то обстоятельство, что в надетом на нее сейчас лифе вместо двух вынутых косточек таились длинные, тонкие ножи, острием торчавшие вверх, рукоятью упиравшиеся в поясницу, удобней его отнюдь не делало. Лодыжки, колени и бедра уже дрожали от напряжения. Подкрадывалось то и дело желание покурить, но Монца усердно его отгоняла. За последнее время ей пришлось вытерпеть столько боли, что нынешние муки казались ничтожной платой за возможность оказаться рядом с Арио. И полоснуть кинжалом по его насмешливому лицу. Только эта мысль и придавала ее походке кое-какую бойкость.
В конце зала, между карточными столами, застланными до времени зелеными покрывалами, стояла в горделивой позе, поджидая их, Карлота дан Эйдер в красном платье, достойном императрицы.
– Кто бы на нас поглядел, – усмехнулась, подойдя, Монца. – Генерал в одежде шлюхи и шлюха в одежде королевы. Нынче вечером все рядятся в чужое обличье.
– Это политика. – Любовница Арио хмуро поглядела на Коску. – Кто с вами?
– Магистр Эйдер, какая нечаянная радость! – Старый наемник в поклоне сорвал с себя цилиндр, обнажив потную лысину. – Я и не мечтал увидеть вас когда-нибудь снова.
– Вы!.. – Взгляд ее похолодел. – Тоже замешаны… вообще-то я могла бы догадаться. Если бы не думала, что вас убили в Дагоске.
– Все так думали, но оказалось, что я был просто… мертвецки пьян.
– Не настолько, однако, чтобы не найти способ меня предать.
Коска пожал плечами:
– Предавать честных людей – стыд и срам. Но предателей… трудно отделаться от мысли о некоей… вселенской справедливости. – Он улыбнулся ей, потом Монце и снова повернулся к Эйдер: – Три таких верных человека, как мы, на одной стороне?.. Жду не дождусь увидеть, чем это обернется.
Ничем хорошим, подозревала Монца.
– Когда приедут Арио с Фоскаром?
– Когда закончится бал у Соториуса. Около полуночи.
– Что ж, подождем.
– Противоядие, – холодно напомнила Эйдер. – Я сделала свое дело.
– Получите его, когда я получу голову Арио на блюде. Не раньше.
– А если что-то пойдет не так?
– Умрете вместе с нами. Поэтому давайте надеяться, что все сложится гладко.
– Что вас удержит от того, чтобы дать мне умереть в любом случае?
– Моя блистательная репутация честного игрока и порядочного человека.
Эйдер, что никого не удивило, не засмеялась.
– Я пыталась сделать доброе дело в Дагоске! – Она ткнула себя пальцем в грудь. – Доброе! Пыталась спасти людей! И посмотрите, чем все для меня кончилось!
– Возможно, это урок для любителей добрых дел. – Монца пожала плечами. – Я лично с такими проблемами не сталкивалась.
– Вы еще шутите! Знаете ли вы, на что это похоже – жить в страхе каждую минуту?
Монца резко шагнула вперед, заставив ее отпрянуть к стене.
– Жить в страхе? – прорычала она, едва не царапнув маску Эйдер своей. – Поздравляю со вступлением в мое братство ужаса! Хватит ныть… сегодня на балу вы должны улыбаться Арио и прочим подонкам! – Она понизила голос до шепота. – А потом привести его сюда. И братца его тоже. Делайте, что я говорю, и для вас все еще может кончиться хорошо.
Ей самой в это плохо верилось, как и Эйдер. Ибо нынешние празднества мало для кого могли кончиться хорошо.
Дэй в последний раз провернула сверло, скрежетнувшее по дереву, затем легко высвободила его. Тьму чердака прорезал тонкий луч света, лег ярким круглым пятном ей на щеку. Девушка улыбнулась Морвиру, и он застыл на миг, пронзенный внезапным горько-сладким воспоминанием – мать улыбается ему при свете свечи…