Красная страна

Четвертый духолюд возник словно из ниоткуда. По возрасту ближе к юноше, чем к зрелому мужчине. Песочно-желтые волосы, бледная кожа и полоски коричневой краски под глазами. Ну, Темпл, во всяком случае, надеялся, что это краска. Кости какого-то мелкого зверька, нашитые спереди на рубаху из мешковины, постукивали, когда он приплясывал, переступая с одной ноги на другую, широко улыбаясь при этом.

– Нойа! – сказал он Темплу.

Тот очень медленно встал, приветливо улыбаясь юноше и остальным. Продолжать улыбаться, и, глядишь, все обойдется миром.

– Нойа? – спросил он наугад.

Парень ударил его по голове.

Темпл упал, скорее, от неожиданности, чем от силы удара. Ну, или пытался убедить себя в этом. Неожиданность и звериное чутье, которое подсказало, что, оставаясь на ногах, ничего не выиграешь. Мир понесся по кругу. В волосах что-то зашевелилось. Прикоснувшись к черепу, Темпл ощутил под пальцами кровь.

И только тогда он заметил в кулаке у юнца камень. Острый обломок покрывали синие кольца. А теперь и кровь Темпла.

– Нойа! – закричал духолюд, поманив Темпла.

Но у бывшего стряпчего не возникло желания встать.

– Постой! – сказал он для начала на всеобщем.

Духолюд шлепнул его ладонью.

– Постой! – повторил он на стирийском.

Парень ударил еще раз.

– У меня нет ничего… – на этот раз речь кантиков.

Удар камнем в щеку повалил его на бок.

Темпл потряс головой, будто пьяный. В ушах звенело.

Он вцепился в первое, что попалось под руку, возможно, ногу юнца, и поднялся на колени. Его колени или колени духолюда? Не важно… Чьи-то колени.

Во рту ощущался привкус крови. Щека горела. Нет, не болела, а, скорее, онемела.

Юноша что-то сказал остальным, размахивая руками, словно просил одобрения.

Тот, что был с шипами на голове, серьезно кивнул и открыл рот для ответа, но тут его голова отлетела.

Стоявший рядом с ним повернулся, но замешкался из-за украшавших голову палок. Меч Трясучки отрубил ему руку чуть выше локтя и глубоко вонзился в грудь. Кровь хлынула ручьем. Не издав ни звука, духолюд повалился навзничь, увлекая за собой застрявший в ребрах меч.

Дикарь со шрамами на лице прыгнул на Трясучку, размахивая кулаками, схватился за щит. Они топтались по поляне, разбрасывая ногами тлеющие угли костра.

Все это произошло за считаные мгновения – вдох или два. А потом юнец снова ударил Темпла по голове. Нечестно до смешного… Будто главного врага. Праведное возмущение подняло Темпла с земли. Трясучка поставил духолюда со шрамами на щеках на колени и долбил по голове окрайком щита. Мальчишка в который уже раз ударил Темпла, но тот устоял, сграбастав за увешанную косточками рубаху прежде, чем подкосились ноги.

Они упали, тыча друг в дружку кулаками и царапаясь. Темпл оказался снизу, но, сцепив зубы, сунул большой палец в ноздрю духолюда, отталкивая его. При этом он не размышлял, как это все глупо и бессмысленно, хотя в глубине души понимал, что умелые бойцы наверняка философствуют после драки, а не во время ее.

Духолюд приподнялся, крича на своем непонятном языке, и они покатились под гору, между деревьями. Темпл колотил юнца в расквашенный нос сбитыми кулаками, визжал, когда тот перехватил его руку и укусил. А потом вдруг лес исчез, оставалась только ровная земля, шум бегущей воды стал очень громким, и опора исчезла, а они полетели вниз. Темпл смутно припомнил слова Трясучки об овраге.

Ветер свистел, чувство тяжести исчезло. Внезапно возникли камни, листья и белая пена на воде. Темпл отпустил духолюда, оба падали без звука. Происходящее казалось невероятным. Будто во сне. Сейчас – «Бац!», проснешься, а ты снова в Роте…

«Бац!» получился, когда они достигли воды.

По счастливой случайности, Темпл падал вниз ногами. Он окунулся с головой, холод охватил его плотным коконом, ревущая вода сдавила, закрутила, растягивая едва ли не в пять сторон одновременно. Казалось, руки сейчас вывернет из суставов. Поток кружил его, будто беспомощный лист.

На миг его голова вынырнула на поверхность. В лицо ударили брызги. Темпл судорожно втянул воздух и снова ушел под воду. Что-то твердое ударило в плечо. Мелькнуло небо. Конечности отяжелели, возникло искушение сдаться и утонуть. Темпл никогда не был истинным бойцом.

Рядом мелькнуло бревно-плавник, без коры, отбеленное, словно кость, солнцем и водой. Темпл вцепился в него, словно в последнюю надежду на спасение души. Легкие горели огнем. Почти целое дерево! Ствол с остатками веток, торчащими во все стороны. Темплу удалось забросить на него грудь, кашляя и отплевываясь, прижимаясь щекой к гнилой древесине.

Он дышал. Один-два вдоха. Час. Сотню лет…

Вода, щекоча, омывала его. Приложив немало усилий, Темпл поднял голову и посмотрел в небо. Облака мчались по глубокой, насыщенной синеве.

– И ты думаешь, мать твою, что это похоже на шутку? – успел он каркнуть, прежде чем волна плеснула в рот холодной водой.

Ну, ладно, значит, не шутка. Темпл замер без движения. Слишком усталый и измученный болью, чтобы шевелиться. Ну, хотя бы течение успокоилось. Река стала шире, берега ниже, полого сбегая к гальке у воды.

Темпл позволил событиям развиваться так, как будет им угодно. Полностью положился на Бога, поскольку больше положиться было не на кого. Небеса помогут.

Хотя надеялся на другое.

Топляк

– Стоять! – орала Шай. – Стоять!

Может, тому виной шум реки или они чувствовали, что она в своей жизни достаточно грешила, но волы, как обычно, пропустили приказ мимо ушей и упрямо продолжали тянуть на глубину. Проклятые безмозглые наглые твари. Если им втемяшилось что-то в головы, то не вышибить никакими силами. А вдруг таким образом жизнь, не слишком довольная ее поступками, предлагала Шай взглянуть на себя со стороны?

– Стоять, я сказала! Ублюдки вы такие!

Она вцепилась ногами в промокшее седло, пару раз обернув веревку вокруг правого предплечья, и тянула изо всех сил. Второй конец был крепко-накрепко привязан к ярму на шее вола. Веревка туго натянулась, разбрызгивая воду. Одновременно Лиф загнал своего конька в реку с другой стороны и щелкнул кнутом. Оказалось, что парень – отличный погонщик. Один вол из передней пары обиженно фыркнул, но развернул широкий нос поперек стремнины, к изрезанной колесами галечной отмели на том берегу, где уже сгрудилась половина Братства.

Миссионер Ашджид стоял в толпе, молитвенно воздев руки к небу, словно его работа была самой важной, и молил небеса утихомирить воду. Шай не замечала, чтобы наступило успокоение. Ни реки, ни ее самой, черт дери!

– Прямо, прямо держи! – рычал Свит, осадив обтекающую лошадь на намытом островке. Он снова решил отдохнуть. Аж зло брало, как часто.

– Прямо держи! – звучал позади голос Маджуда, вцепившегося в козлы фургона так сильно, что удивительно – как еще не оторвал.

Похоже, он боялся воды, что весьма удивительно для первопроходца.

– А как вы думаете, старые ленивые мудаки, я чем занимаюсь? – прошипела Шай, толкая пятками усталую лошадь и с силой дергая за веревку. – Жду, пока нас в море смоет?

Такой исход не казался невероятным. Они собирали волов в упряжки по шесть, восемь или даже двенадцать голов и впрягали в самые тяжелые повозки, но все равно беспокойства хватало. Если фургоны не срывались на стремнину, угрожая уплыть, то, напротив, застревали в глине на отмелях.

Вот, к примеру, как один из фургонов Бакхорма только что. Теперь Лэмб, забравшись в воду по пояс, приподнимал его заднюю ось, а Савиан, свесившись с коня, лупил по крупу переднего вола. Причем так старался, что Шай забеспокоилась – сохранит ли несчастное животное целыми кости. Но в конце концов фургон тронулся, а Лэмб устало вскарабкался в седло. Если тебя зовут не Даб Свит, то тяжелой работы тебе хватит с избытком.

Но работа никогда не пугала Шай. С раннего детства она поняла – получив задание, следует посвятить себя его решению. Так и время летит незаметно, и по шее не получишь. Потому она усердно трудилась в юном возрасте, будучи на побегушках, на ферме, уже зрелой женщиной, а в промежутке – грабила людей и чертовски в этом преуспела, хотя тут уж лучше промолчать. Теперь ее работой стали поиски брата и сестры, но поскольку судьба подбросила переправу через реку на волах, Шай полагала, что приложит к тому все усилия, невзирая на вонь, усталость в дрожащих руках и заливающуюся в задницу воду.

Наконец она выбралась на островок. Животные обтекали и пыхтели, под колесами хрустела галька. Лошадь под Шай дрожала, и это была уже вторая за сегодняшний день.