Девушка склонила голову набок, явно задумавшись.
Нижний хмуро глянул на трупы плоскоголовых, поигрывая секирой и прикидывая, с чего начать.
– Никогда не думал, что стану тем, кто набивает мешки головами.
– Такие занятия никто не выбирает по доброй воле, – ответил Клевер, снова раздувая щеки. – Однако не успеешь оглянуться, и ты уже на этой чертовой дорожке.
Видения
– Она приходит в себя.
– Хвала мертвым! – услышала Рикке голос отца, прорывающийся сквозь шипящую черноту. Она застонала и вытолкнула изо рта пропитанный слюной штифт. – Но это уже четвертый раз за эту неделю.
– Припадки становятся все хуже, – прохрипела Рикке.
У нее ныли зубы, голова раскалывалась. Она разлепила один глаз, потом другой. Над ней стояли Изерн и ее отец, озабоченно глядя на нее.
– По крайней мере, на этот раз я не обделалась.
– Чтобы гадить, ты должна сперва есть, – отозвалась Изерн, как всегда, с каменным лицом. – Что ты видела?
– Я видела реку, полную трупов.
Покачивающихся в воде, переворачивающихся, одни лицами вверх, другие лицами вниз.
– Я видела двух стариков, которые сражались на круге, и двух молодых женщин, которые держались за руки под золотым куполом.
В позолоченной пустоте все еще звенели отголоски аплодисментов.
– Я видела знамя с изображением глаза, водруженное позади высокого кресла.
И в кресле кто-то сидел… кто это мог быть?
– Я видела старуху… – Сморщившись, Рикке прижала ладонь к левому глазу, который был горячим словно уголь, и содрогнулась своему воспоминанию, еще мерцавшему на внутренней стороне век. – Ее лицо было сшито золотой проволокой. Она говорила со мной…
Изерн тяжело опустилась на корточки.
– Я знаю, кто это.
– Ты уверена? – спросил у нее отец Рикке.
– Такое лицо трудно с чем-то спутать, верно? Она ведьма. – Изерн взялась за свисавшее с ее шеи ожерелье из рун и фаланг человеческих пальцев и крепко стиснула, так что ее татуированные костяшки побелели. – Это женщина, которую сильно любит луна, или, может быть, сильно ненавидит.
Никогда прежде Рикке не видела, чтобы Изерн-и-Фейл чего-нибудь боялась. Это заставило ее саму ощутить страх – еще больший страх, чем обычно.
– Это ведьма, которая возвратилась из страны мертвых.
– Никто не может уйти от Великого Уравнителя, – пробормотал отец Рикке.
– Уйти не может. Но говорят, есть такие, кого… – голос Изерн упал до царапающего шепота, – …посылают назад.
Она наклонилась ближе, вцепившись в плечи Рикке жесткими пальцами:
– Что она тебе сказала?
– Что я должна выбрать, – прошептала Рикке, покрывшись холодным потом.
– Выбрать что?
– Я не знаю.
Изерн оскалилась, высунув кончик языка в дыру на месте отсутствующего зуба.
– В таком случае наша дорога лежит наверх, в Высокогорье. Там есть запретное озеро, и возле него – запретная пещера. В ней она и живет. Если можно так сказать о мертвой.
Отец Рикке уставился на нее:
– Нам действительно так уж необходимо искать помощи у бывшего трупа, сшитого золотой проволокой?
– Помощь в странных проблемах приходит от странных людей.
– Да, наверное. – Отец помог Рикке подняться. В глазницах пульсировала знакомая до отвращения боль. – Ты должна что-нибудь поесть.
При одной мысли об этом к ее горлу подступила тошнота.
– Я не голодна.
– Посмотри на себя, девочка: одна кожа да кости!
– Мне просто нужно глотнуть свежего воздуха. Просто немного подышать.
Изерн толкнула скрипнувшую дверь, и в щели блеснули ослепительные кинжалы, тыча, тыча прямо в глаза. Застонав, Рикке закрыла один глаз полностью, а во втором оставила лишь щелку. Ей помогли переправиться через порог. Она чувствовала себя слабой, словно новорожденный теленок. Все болело: подошвы ног, кончики пальцев, даже внутри задницы.
Ее усадили на любимую скамейку ее отца в заросшем саду, с видом на крутые улицы Уфриса, спускающиеся к поблескивающему морю.
– О-о, это сволочное солнце, – пробормотала она, однако умудрилась улыбнуться, когда налетевший соленый ветерок принялся целовать ее липкое от пота лицо. – А вот ветер – добрый друг.
– Там, куда мы отправляемся, все наоборот, – заметила Изерн, взваливая ей на плечи тяжелую овчину. – Там, в горах.
– Все зависит от того, где ты находишься. – Отец взял ладони Рикке обеими руками. – Мне нужно возвращаться к этому треклятому собранию. Если меня не будет, они там все перессорятся.
– Когда ты там, они ссорятся еще больше. Прямо как дети, честное слово.
– Рикке, мы все как дети. Чем ты старше, тем больше понимаешь, что не будет взрослых, которые вдруг придут и сделают все как надо. Если ты хочешь, чтобы что-то было сделано как надо, тебе придется делать это самому.
– Вот когда пригодятся мой хребет и мозги, как ты говорил?
– И сердце, Рикке. И сердце.