– Назови свою мазню искусством, и тебе сойдет с рук все что угодно.
– Во плоти она вполне презентабельна, – заметила королева. – А ее родословную можно проследить до самых времен Гарода Великого.
– Дама чистейших кровей! – ввернул лорд-камергер.
– Породистая как лошадь, и ума в ней не больше, – отозвался Орсо. – Если у нас и король, и королева будут идиоты, это уже перебор, вы так не считаете?
– Следующая! – проскрежетала его мать.
Вторая пара лакеев едва не столкнулась с первой, так они спешили внести изображение двусмысленно улыбающейся стирийки.
– Графиня Иштарин Аффойская уже зарекомендовала себя как политик, к тому же она обеспечит нам ценных союзников в Стирии.
– Судя по ее виду, она скорее обеспечит меня половым заболеванием.
– Мне думалось, ты уже приобрел иммунитет благодаря постоянным контактам с возбудителями, – парировала королева, отсылая портрет прочь изящным взмахом кисти.
– Какая жалость, мама, что я больше никогда не вижу, как вы танцуете.
Она танцевала превосходно. Порой можно было даже подумать, что ей это нравится.
– Твой отец такой увалень; как партнер он никуда не годится.
Орсо печально улыбнулся:
– Он старается как может.
– Мессела Сивирина Систус! – провозгласил камергер. – Младшая дочь императора Дантуса Голтуса…
– То есть он даже не удостоил нас старшей дочери? – гневно вопросила королева прежде, чем Орсо получил возможность выдвинуть собственные возражения. – Нет, не думаю, что она нам подходит!
И так шло все дальше и дальше. Орсо отмечал, как утро плавно переходит в вечер, по неизменно уменьшающемуся уровню вина в графине, отвергая один цветок женственности за другим:
– Как я могу потерпеть, чтобы жена была выше меня ростом?
– Эта еще худшая пьяница, чем я сам!
– По крайней мере можно не сомневаться в ее плодовитости: мне известно по меньшей мере о двух ублюдках, которых она выносила.
– Что это у нее на лице – нос или член?
Он почти жалел, что не остался на повешении. Там он хотя бы теоретически мог положить конец происходящему, против матери же он был совершенно беспомощен. Его единственным шансом было переждать, пока она угомонится. В конце концов, число женщин в Земном Круге должно быть конечно.
Наконец последний портрет вытащили прочь из комнаты. Лорд-камергер остался перед ними, ломая руки:
– Ваше величество! Ваше высочество! Я с прискорбием…
– У вас все? – спросил Орсо. – Уверены, что портрет Савин дан Глокты не притаился нигде в коридоре?
Даже на расстоянии он ощутил холод неудовольствия королевы:
– Я тебя умоляю! Ее мать – невежа-простолюдинка, да еще и пьяница в придачу!
– Зато от нее много радости на вечеринках. К тому же, что ни говорите о леди Арди, но архилектор Глокта пользуется у людей уважением. Точнее, они испытывают перед ним крайний ужас.
– Этот ничтожный червяк! – скривилась королева. – Калека и палач.
– Палач – но наш палач, верно, мама? Наш. К тому же, насколько я понимаю, его дочь сумела сколотить себе баснословное состояние.
– А где источник этих денег? Торговля! Сделки! Инвестиции!
Королева произнесла это с таким презрением, словно речь шла о преступной деятельности. Впрочем, как знать, может быть, предприятия Савин и в самом деле были противозаконными. Орсо вовсе не исключал такой возможности.
– Ох, бросьте, мама! Деньги, постыдно добытые торговлей, так же способны залатать дыры в казне, что и доблестно выжатые из нищих крестьян.
– Она слишком стара! И ты-то уже не молод, а она еще старше тебя!
– Зато у нее безупречные манеры, а ее красота до сих пор считается образцовой. – Он расслабленно махнул рукой в направлении двери. – С нее бы получился портрет получше, чем с любой из этих драных кошек, и живописцу даже не пришлось бы ничего приукрашивать. К тому же «королева Савин» очень даже неплохо звучит!
Он беззаботно рассмеялся.
– Ты это специально делаешь, только чтобы меня позлить? – В голосе его матери звучала ледяная ярость.
– Что вы! Совсем не только для этого!
– Обещай мне, что не будешь иметь никаких дел с этой амбициозной мерзавкой!
Орсо откинулся на спинку кресла, озадаченно подняв брови:
– С Савин дан Глокта? Ее мать простолюдинка, отец палач, сама она заработала свои деньги предпринимательством… – Он вытряс из графина в свой бокал последние капли. – …Не говоря уже о том, что она, черт побери, в самом деле практически старуха!
– О-о! – захлебывался он. – Ох, черт!
Выгнув спину, он отчаянно вцепился в край стола, свалил на пол стакан с перьями и ударился головой о стену так, что штукатурка дождем посыпалась ему на плечи. Он мучительно пытался вывернуться, но она держала его за яйца. В буквальном смысле.
Он запрокинул лицо, едва не проглотив язык, закашлялся и снова прошипел сквозь зубы отчаянное: «Черт!» Наконец он всхлипнул и обмяк, задергался и обмяк снова, слегка подрагивая ногами в последних болезненных спазмах.
– Ч-черт… – выдохнул он.
Савин с поджатыми губами осмотрелась по сторонам, потом взяла бокал Орсо, до половины налитый вином, и сплюнула в него. Он заметил, что даже в этих обстоятельствах она держала бокал за ножку самым элегантнейшим образом. Проведя языком по передним зубам, она снова сплюнула и поставила бокал обратно на стол рядом со своим.
Орсо посмотрел на свое семя, плавающее в вине.
– Это… это даже в чем-то отвратительно.
– Я тебя умоляю! – Савин прополоснула рот вином из собственного бокала. – Тебе-то приходится только смотреть на него.
– Что за высокомерное презрение! Придет день, мадам, когда я стану вашим королем!