– Мы сыграем четыре партии. По тысяче долларов за очко.
– Но это слишком огромная ставка! – Она прочла в его смеющихся глазах вызов, и ее глаза сверкнули в ответ. – Четыре партии. Я разобью тебя в пух и прах, клянусь Господом!
– О нет, клянусь Господом!
Они сыграли четыре партии, и она тараторила то проклятия, то благословения йоссу, плакала, смеялась, вскрикивала в зависимости от того, как складывалась игра. Она проиграла восемнадцать тысяч долларов.
– Смерть Господня, я разорена, тайпан. Разорена. О горе мне, горе, горе. Все мои сбережения и даже больше. Мой дом… Еще одну партию, – умоляла она. – Ты должен дать мне возможность вернуть проигранные деньги.
– Завтра. По тем же ставкам.
– Никогда в жизни я больше не буду играть по таким ставкам. Никогда, никогда, никогда! Только еще один раз завтра.
Мэй-мэй выскользнула из большой кровати с навесом на четырех высоких столбах и подошла к камину. Чугунный чайник тоненько посвистывал на низкой железной полке рядом с огнем.
Опустившись на колени, она вылила горячую воду из чайника на чистые белые полотенца. Отблески пламени танцевали на ее изумительном по красоте и чистоте линий теле. Ее ноги были обуты в крошечные спальные туфельки, аккуратные повязки плотно охватывали щиколотки. Ноги у нее были длинные и очень стройные. Движением руки она отбросила рассыпавшиеся иссиня-черные волосы за спину и вернулась к кровати.
Струан протянул руку за одним из полотенец.
– Нет, – остановила его Мэй-мэй. – Я сама. Это доставляет мне удовольствие, и это моя обязанность.
Вытерев его насухо, она вымылась сама и мирно устроилась рядом с ним под стеганым одеялом. Свежий ветер шевелил узорчатые занавеси на окнах и заставлял шипеть огонь в камине. По стенам и высокому потолку метались тени.
– Посмотри, вон там дракон, – сказала Мэй-мэй.
– Нет. Это корабль. Тебе тепло?
– Рядом с тобой – всегда. А вон пагода.
– Да. – Он обнял ее, наслаждаясь прохладной шелковистостью ее кожи.
– А Гип готовит нам чай.
– Хорошо. Чай очень кстати.
Чай освежил их, они вернулись в кровать, и он задул лампу. Они опять начали рассматривать тени.
– Твой обычай говорит, что у тебя может быть только одна жена, хейа?
– Да.
– Китайский обычай лучше. Тайтай – это более мудро.
– Что такое «тайтай», девочка моя?
– «Повелительница повелителей». Муж, конечно, главное лицо в семье, но в доме первая жена всегда самая главная. Таков закон китайцев. Много жен – тоже закон, но тайтай всегда только одна. – Она поправила свои длинные волосы, чтобы они ей не мешали. – Ты скоро женишься снова? Что говорит ваш обычай?
– Не думаю, что я теперь вообще когда-нибудь женюсь.
– Ты обязательно должен жениться. На шотландке или на англичанке. Но сначала ты должен жениться на мне.
– Да, – ответил Струан. – Может быть, и должен.
– Да, может быть, ты должен. Я твоя тайтай. – Она теснее прижалась к нему и быстро уснула безмятежным сном.
Струан еще долго наблюдал за пляской теней, потом заснул и он.
Едва лишь рассвело, он проснулся с предчувствием близкой опасности. Достав из-под подушки нож, он подошел к окну и приоткрыл занавеску. К его крайнему удивлению, оказалось, что площадь пуста. Позади площади, на реке, над плавучими деревнями повисла тревожная тишина.
Он услышал приглушенный звук шагов, направлявшихся к его комнате. Струан бросил взгляд на Мэй-мэй. Она спала все так же безмятежно. С ножом наготове он прислонился к стене позади двери и стал ждать.
Шаги остановились. Через секунду раздался тихий стук в дверь.
– Да?
Мягко ступая, в комнату вошел слуга. Увидев Струана, голого и с ножом в руке, он перепугался и выдохнул, побледнев:
– Масса! Ключконосый масса и челноволосый масса сюда ходить. Говолить твоя быстло лаз-лаз пазалуста мозна.
– Скажи, я приходить быстро раз-раз.
Струан торопливо оделся. Он уронил расческу, едва не разбудив Мэй-мэй.
– Вставать еще рано. Ложись ко мне, – пробормотала она в полудреме, глубже зарылась в одеяло и тут же заснула снова.
Струан открыл дверь спальни. А Гип терпеливо ждала на корточках в коридоре, где и спала ночью. Струан давно бросил бесплодные попытки заставить ее спать где-нибудь в другом месте, а не перед дверью своей госпожи. А Гип только улыбалась, кивала и говорила: «Да, масса» – и оставалась спать у двери. Ее плотное квадратное тело крепко сидело на коротких ногах, улыбка, казалось, навсегда застыла на ее круглом лице с отметинами оспы. Вот уже три года она была личной рабыней Мэй-мэй. Струан заплатил за нее три таэля серебром.
Он жестом пригласил ее в комнату:
– Мисси спать можно. Ждать эта комната, ясно?
– Ясна, масса.
Он заторопился вниз по лестнице.
Купер и Вольфганг Маусс ждали его в столовой. Маусс с задумчивым видом проверял свои пистолеты.
– Извините, что побеспокоили вас, тайпан. Надвигаются неприятности, – сказал Купер.
– Какие?
– Повсюду ходят слухи, что вчера ночью в Кантон прибыло две тысячи маньчжурских солдат-знаменосцев.
– Вы уверены?
– Нет, – ответил Купер. – Но если это правда, наше положение можно назвать незавидным.
– Хао-гуа посылал за мной сегодня утром, – тяжелым голосом добавил Маусс.