Тайпан

Некоторое время Струан размышлял о своем брате и о будущем Благородного Дома, потом поднял бутылку бренди и двинулся вдоль расщелины в скалах по направлению к долине.

Ряды пирующих коммерсантов редели, некоторые уже шли к своим баркасам. Другие еще продолжали есть и пить. Время от времени раздавались взрывы хохота над теми, кто, выписывая ногами восьмерки, пытался станцевать рил[6 - Шотландский народный танец.].

– Сэр!

Струан остановился и удивленно посмотрел на молодого морского пехотинца:

– Да?

– Мне нужна ваша помощь, сэр. Отчаянно нужна, – проговорил Норден. Его глаза лихорадочно блестели, лицо посерело от волнения.

– Какая помощь? – Струан мрачно поглядывал на штык, висевший у солдата на поясе.

– Я болен. У меня женская болезнь. Вы можете помочь. Дайте мне лекарство, сэр. Я сделаю все, что угодно.

– Я не врач, приятель, – ответил Струан, чувствуя, как зашевелились волосы у него на затылке. – Как ты оказался здесь, разве ты не должен быть около своей лодки?

– У вас ведь было то же самое, сэр. Но вы нашли лекарство. Мне нужно только лекарство. Я сделаю все, что угодно. – Голос Нордена стал похож на карканье, на губах заблестели хлопья пены.

– Я никогда не болел этим, парень. – Струан краем глаза заметил, что главный старшина корабельной полиции направился к ним, выкрикнув что-то, прозвучавшее как имя. – Тебе лучше вернуться к своей лодке. Тебя ждут.

– Лекарство. Скажите мне, как выздороветь. Я не нищий, я скопил денег, сэр. – Норден вытащил грязную, завязанную узлом тряпку и с гордостью протянул ее Струану; по его лицу катились капли пота. – Я бережлив, здесь у меня… здесь у меня пять полных шиллингов и четыре пенса, сэр. И это все, что у меня есть на свете, сэр, а потом еще есть жалованье, двадцать шиллингов в месяц – я отдам их вам. Вы можете забрать их все, сэр, клянусь благословенным Господом нашим Иисусом Христом, сэр!

– Я никогда не болел женской болезнью, парень. Никогда, – повторил Струан. Сердце его сжалось при воспоминании о детских годах, когда богатством для него были пенни, шиллинги и полушиллинги, а не десятки тысяч серебряных таэлей. И он вновь пережил неизбывный ужас своей юности – безденежье, безнадежность, бесприютность, голод, холод и раздутые животы детей. Господь милосердный, я могу забыть, как голодал сам, но я не в состоянии забыть детей, их крики и голодный плач, разносимые колючим ветром из выгребной ямы на улице!

– Я сделаю для вас все, понимаете, все, сэр. Вот. Я могу заплатить. Я не хочу ничего получать задаром. Вот, возьмите, сэр.

Старшина быстрым шагом приближался к ним.

– Норден! – зло выкрикнул он. – Клянусь Господом, ты получишь пятьдесят плетей за нарушение строя!

– Тебя зовут Норден?

– Так точно, сэр. Берт Норден. Пожалуйста. Мне ничего не нужно, кроме лекарства. Помогите мне, сэр. Вот. Возьмите деньги. Они все ваши, и я еще достану. Именем Христа заклинаю, помогите мне!

– Норден! – опять прокричал старшина, покраснев от гнева; ему оставалась до них еще сотня шагов. – Немедленно ко мне, ублюдок ты чертов, или ты оглох?!

– Пожалуйста, сэр, – умолял Норден с растущим отчаянием. – Я слышал, вас вылечили язычники. Вы купили лекарство у язычников!

– Значит, тебе сказали неправду. Я не знаю ни о каком китайском лекарстве. Лекарства нет. Никакого. Тебе лучше вернуться к своей лодке.

– Да нет же, конечно, лекарство есть! – взвизгнул Норден. Он выхватил штык из ножен. – И вы скажете мне, где достать его, или я распорю вам брюхо!

Старшина, похолодев от ужаса, бросился к ним бегом:

– Норден!

Несколько человек на пляже изумленно обернулись: Купер, Горацио и еще кто-то. Все трое сорвались с места и побежали к ним.

В этот миг в голове Нордена словно что-то оборвалось, и он, мыча и брызжа пеной, ринулся на Струана и яростно полоснул штыком. Но Струан неуловимым движением ушел в сторону и хладнокровно ждал, что Норден станет делать дальше, зная, что может убить его в любую минуту.

Нордену показалось, что его со всех сторон окружили дьяволы огромного роста, все на одно лицо, но он никак не может дотянуться ни до одного из них. Он почувствовал, как воздух рванулся у него из легких, берег с размаху врезался ему в лицо, и он словно завис над землей в агонии, но почему-то не ощущая боли. Потом наступила тьма.

Старшина скатился со спины Нордена, и его кулак метнулся вниз еще раз. Он схватил Нордена за мундир, потряс его, как тряпичную куклу, и опять швырнул на гальку.

– Какой дьявол в него вселился? – пробормотал он, поднимаясь на ноги. Его лицо еще искажала гримаса гнева. – С вами все в порядке, мистер Струан?

– Да.

Подбежали Купер, Горацио и с ними еще несколько торговцев.

– Что случилось?

Струан осторожно перевернул Нордена ногой:

– Несчастный глупец. У него женская болезнь.

– О Господи! – с омерзением воскликнул старшина.

– Лучше отойдите от него, тайпан, – предупредил Купер. – Если вы вдохнете его запах, можете заразиться.

– Бедняга думал, что у меня тоже когда-то была эта болезнь и что я вылечился. Клянусь крестом Господним, если бы я знал лекарство от этой заразы, я был бы самым богатым человеком на свете!

– Я прикажу заковать эту свинью в железо, мистер Струан, – сказал старшина. – Капитан Глессинг заставит его пожалеть, что он родился на свет.

– Пусть просто принесут лопату, – ответил Струан. – Он мертв.

Наступившее молчание нарушил Купер:

– Первый день и первая кровь. Плохой йосс.

– Китайцы думают иначе, – рассеянно заметил побледневший Горацио. – Теперь его дух будет охранять это место.

– Плохой это знак или хороший, но бедолага действительно умер, – качнул головой Струан. Ему никто не ответил. – Да помилует Господь его душу, – произнес он, передернулся и зашагал вдоль берега на запад к скалистому гребню, который спускался с горного массива и почти упирался в море. Дурные предчувствия обуревали его. Он пил свежий, чистый воздух, вдыхал запах соленых брызг. Это был плохой йосс, говорил он себе. Очень плохой.

Приближаясь к гребню, он почувствовал, что тревога его усиливается, а когда он наконец очутился внизу, в долине, где будет построен город – он сам выбрал это место, – Струан в третий раз ощутил, как его со всех сторон окружает глухая стена ненависти.

– Господи ты Боже мой, – сказал он вслух, – да что со мной творится? – Впервые в жизни он испытывал такой ужас. Стараясь подчинить его своей воле, он, прищурившись, посмотрел на круглый холм, где будет стоять его Большой Дом, и в этот миг вдруг понял, почему остров принял его так враждебно. Он громко рассмеялся. – О, будь я на твоем месте, остров, я бы тоже возненавидел меня. Тебе просто не по нраву мой план! Что ж, остров, а ведь план хорош, клянусь Всевышним! Хорош, ты слышишь? Китаю нужен большой мир, и большому миру нужен Китай. И ты – тот ключ, который отомкнет нам его ворота. Ты понял это, как понял это я. И я добьюсь своего, а ты мне поможешь!

Прекрати, сказал он себе, ты разговариваешь как сумасшедший. Ну конечно, а что еще могут о тебе подумать, объяви ты всем, что тайная цель, которую ты преследуешь, состоит отнюдь не в том, чтобы разбогатеть на торговле и навсегда уехать отсюда. А в том, чтобы использовать эти богатства и власть и открыть Китай всему миру, и в первую очередь – британской культуре и британскому закону, с тем чтобы каждая сторона могла учиться у другой и развиваться дальше ко благу обеих. Да. Воистину мечта безумца.

Но он был убежден, что Китай может предложить миру нечто особенное, неповторимое. Что это было, он пока даже не представлял. Может быть, когда-нибудь ему суждено это узнать.

– И нам самим есть что предложить, – продолжал размышлять вслух Струан, – если только ты захочешь принять это. И если наш дар не запачкается, переходя из рук в руки. На счастье или на горе, но ты теперь британская земля. Мы будем лелеять тебя, сделаем центром всей Азии, а это значит – центром всего мира. Я торжественно посвящаю Благородный Дом этой задаче. Если ты повернешься к нам спиной – останешься тем, что ты есть сейчас – пустым, безжизненным осколком голой, осклизлой скалы, – ты умрешь. И если Благородный Дом отступит когда-нибудь от назначенной ему цели, уничтожь его, я благословляю тебя на это.

Струан взошел на круглый холм и, достав из ножен кинжал, срезал две длинные ветки. Расщепив одну и воткнув ее в землю, он вставил другую в прорезь, так что получился грубый крест. Струан плеснул на него бренди и поджег.

Те на кораблях, кому была видна долина и кто заметил дым и пламя, потянулись за подзорными трубами. Они увидели горящий крест, тайпана подле него и суеверно содрогнулись, гадая, что за сатанинский обряд он там затеял. Шотландцы знали, что сжигание креста издревле являлось сигналом сбора для всех людей клана и для сородичей из родственных кланов, призывом к ним встать под крест на великую битву. И водружать горящий крест мог только вождь. По древнему обычаю, будучи однажды воздвигнут где-либо, горящий крест обязывал клан защищать эту землю, пока останется жив хотя бы один человек из клана.