Так устроен мир

Он посмотрел по сторонам и уставился на Шульца.

– Теперь ставь на Палоццу. Верняк.

На столе появились черная бутылка и две стопки.

– Я пас. Эта лошадка с карусели сбежала.

– Как скажешь. – Шульц разлил виски по стопкам и пододвинул одну к гостю. – О чем задумался?

Дюк уселся поудобнее.

– Чего боится Беллман?

– Беллман? – Улыбки как не бывало. – А что с ним?

Пальцы Дюка, все в никотиновых пятнах, забарабанили по столу.

– Кто-то нагнал на него страху. Я думал, может, ты что знаешь.

Шульц задумчиво ущипнул себя за губу.

– Тут я тебе не помощник, – неторопливо сказал он. – Давай лучше про орхидеи расскажу.

– Кто о чем, а вшивый о бане, – усмехнулся Дюк. – Не юли, я такого не люблю.

Шульц промолчал.

– Это, случаем, не Спейд? – спросил Дюк, выдержав паузу.

Толстяк закрыл глаза. Казалось, он слышит это имя впервые.

– Говоришь, Беллмана припугнули? А я и не знал.

– Не съезжай с темы. Давай про Спейда. Слыхал про такого, Пол?

Шульц бросил взгляд на Дюка. Убедился, что тот не шутит, и снова закрыл глаза.

– Ну, слыхал. А кто не слыхал? Но это не значит, что…

– Сдается мне, эта контора принадлежит Спейду, – произнес Дюк. – Но я могу ошибаться. Что скажешь?

Толстяк подался вперед, сгреб стопку в пятерню, отпил половину. Дюк подумал, что Шульц, с его попугайским клювом вместо рта и глазами-блюдцами, похож на осьминога.

– Ошибаешься, и сильно. – Шульц поставил стопку на место. – Это моя контора – пять лет, как выкупил. Интересно, с чего ты…

– Так уж мозги устроены – то и дело ошибаюсь. Прикинь, как матушка за меня переживала.

– По поводу Беллмана ты тоже не прав, – сказал Шульц. – Я видел его на днях, отлично выглядит. Непохоже, что боится.

– Зайду-ка я к нему, проведаю. – Дюк допил виски и встал. – Он предлагает мне работу в «Ше Паре». Думает, если я буду там тереться, лохи накинутся на его катушки.

Круглые глаза Шульца остекленели, рука застыла на полпути к выпивке. Толстяк посмотрел на Дюка снизу вверх.

– Мне птичка напела, что смышленый парень заезжать туда не станет, – сказал он.

Дюк внимательно посмотрел на Шульца:

– Твоя птичка, случайно, не с южным акцентом поет?

Шульц с хлюпаньем всосал виски. Казалось, его вот-вот хватит удар. Спустя мгновение он взял себя в руки и покачал головой:

– Ничего подобного. Ты о чем?

– О птичке, что спела для меня, – холодно сказал Дюк.

– На твоем месте я бы забыл про Беллмана. Ты только что бабла срубил. Поезжай отдохни. Тебе на это одних процентов с выигрыша хватит. На солнце поваляешься, воздухом подышишь.

Дюк оперся о стол и наклонился к Шульцу.

– Послушай, Пол, – серьезно сказал он. – Чего боится Беллман? Не виляй, мы же давно работаем вместе.

Шульц побледнел:

– Говорю же, у него все в порядке. Тебе, Гарри, я не стал бы врать.

– Ладно, – выпрямился Дюк. – Ты не стал бы мне врать. Так и напишем на твоем надгробии. Это отпугнет стервятников.

И он вышел, хлопнув дверью.

Внизу ждал Каллен.

– Есть минутка выпить?

Дюк бросил взгляд в другой конец комнаты, на большие часы с желтым циферблатом. Половина седьмого. Он покачал головой.

– Домой хочу, – сказал он. – Вечером встретимся у Беллмана.

Каллен кивнул:

– Не забудь умыться. Я о тебе много хорошего наговорил.

– Даже чистую рубашку надену.

Дюк хлопнул друга по спине и вышел на улицу.

Вечернее солнце резало глаза. Что за жизнь, думал Гарри, поджидая такси. С утра до ночи – телефон, ставки, кости. Вроде и деньги есть. Необязательно целый день сидеть в прокуренной комнатенке. Но правильно говорят: привычка – вторая натура.

Дюк взмахнул рукой. Такси замедлило ход и остановилось возле тротуара. Забравшись в салон, Дюк назвал адрес в центре города.