Репортер

Кейд подождал несколько секунд, затем взглянул на говорившего. Когда он увидел, что это негр, его вдруг пробрала дрожь.

– Мистер Кейд! Марш начинается через полчаса. С вами все в порядке? – спросил негр.

Он был высоким, худощавым и моложавым. На нем были белая рубашка с расстегнутым воротом и аккуратно выглаженные черные брюки.

– Что вы здесь делаете? – хриплым голосом потребовал ответа Кейд. – Как вы сюда вошли?

– Я не хотел напугать вас, мистер Кейд. Я Сонни Смолл, секретарь Комитета защиты гражданских прав.

Кейд уставился на него, чувствуя, как кровь отливает от лица.

– Здесь работает моя девушка, мистер Кейд, – продолжил Смолл тихим настойчивым шепотом. – Она мне позвонила. Сказала, что вы пытались связаться со своей газетой, но вас не соединили. Она сказала, что вас здесь заперли. Как только она мне позвонила, я сразу же приехал. Она дала мне ключ. Мы можем воспользоваться служебным лифтом. За ним никто не следит.

Чувство паники затуманило сознание Кейда. Он не мог думать, не мог говорить. Он просто сидел, уставившись на Смолла.

– У нас мало времени, мистер Кейд, – поторопил Смолл. – Вот ваша камера. Я приготовил ее для вас. – С этими словами он сунул в трясущиеся руки Кейда его «Минолту».

Кейд глубоко вздохнул. Прикосновение холодного металла фотоаппарата вывело его из состояния шока.

– Вали отсюда! – воскликнул он, свирепо глядя на Смолла. – Оставь меня в покое! Убирайся!

– Вам нехорошо, мистер Кейд?

Смолл был сбит с толку и поражен.

– Убирайся отсюда! – повторил Кейд, повышая голос.

– Но я ничего не понимаю. Вы приехали сюда, чтобы помочь нам, не так ли? Сегодня утром мы получили телеграмму о вашем приезде. Что случилось, мистер Кейд? Мы все вас ждем. Марш начинается в три часа.

Кейд поднялся на ноги. Держа «Минолту» в правой руке, он указал левой на дверь:

– Убирайся отсюда! Мне плевать, когда начнется марш. Убирайся!

Смолл смутился.

– Вы не можете так говорить, мистер Кейд, – произнес он очень мягко. В его глазах было понимание и сочувствие, от чего Кейда тошнило. – Пожалуйста, выслушайте меня. Вы лучший фотограф в мире. Мои друзья и я следили за вашей работой в течение многих лет. Мы собираем ваши фотографии, мистер Кейд. Вспомните замечательные снимки, сделанные в Венгрии, когда туда вошли русские. А кадры, запечатлевшие голод в Индии. А пожар в Гонконге. Это уникальная хроника страданий людей. Мистер Кейд, у вас есть то, чего нет у других фотографов. Вы обладаете превосходным талантом и глубоким чувством сострадания. Мы начинаем марш в три часа. Нас ждут более пятисот человек с дубинками, оружием и слезоточивым газом. Мы знаем это, но собираемся выступить против них. К вечеру многие из нас будут ранены, но мы сделаем это, потому что хотим выжить в этом городе. Многие из нас испытывают страх, но когда мы услышали, что вы присоединитесь к нам и будете снимать марш на пленку, это придало нам силы. Мы поняли: что бы ни случилось с нами сегодня, мир увидит это. Вот в чем наша надежда. Пусть люди узнают и поймут, какова наша цель, но нам нужна ваша помощь. – Он остановился и посмотрел на Кейда. – Вы боитесь? Конечно да. Я тоже. Как и все мы. – Он снова сделал паузу, а затем быстро продолжил: – Но я не верю, что человек вашей честности и вашего таланта откажется идти с нами сегодня днем.

Кейд медленно подошел к письменному столу. Он поставил камеру и плеснул виски в стакан.

– Вы поставили не на того героя, – пробормотал он, стоя спиной к Смоллу. – А теперь убирайся, ниггер, и держись от меня подальше.

Последовало долгое многозначительное молчание, а затем Смолл сказал:

– Мне жаль, мистер Кейд… мне жаль вас.

После того как дверь тихо закрылась и ключ повернулся в замке, Кейд некоторое время смотрел на стакан, который держал, затем содрогнулся от ненависти к себе и швырнул стакан в противоположную стену. Капли виски попали на его рубашку. На негнущихся ногах он подошел к кровати и сел на нее, сжимая кулаки. Он оставался в таком положении некоторое время, глядя на ковер, отказываясь думать, стараясь быть безучастным ко всему.

Женский крик, пронзительный и истошный, послышавшийся где-то на улице, заставил его подняться. С замиранием сердца Кейд прислушался. Крик раздался снова. Дрожа, Кейд рывком открыл дверь и вышел на балкон.

После прохлады номера, где работал кондиционер, уличный жар окутал его, словно удушливое влажное одеяло. Сжимая перила, Кейд наклонился вперед и посмотрел на улицу.

Сонни Смолл стоял посреди проезжей части, его черные руки сжались в кулаки. В лучах полуденного солнца его рубашка выглядела очень белой, а кожа очень черной. Он посмотрел сначала направо, потом налево. Затем он помахал кому-то, кого Кейд не мог видеть, и пронзительно закричал:

– Беги, Тесса! Держись от меня подальше!

Кейд посмотрел направо. Трое белых бежали по улице к Смоллу. Рослые, сильные мужчины с дубинками в руках. Кейд посмотрел налево. Двое других мужчин, также с дубинками, стремительно приближались к Смоллу с другой стороны. Это была классическая ситуация: беглец и охотники. Никаких шансов скрыться.

Кейд рванул назад в комнату. Он схватил фотоаппарат, быстрым движением снял маломощный объектив, затем вытряхнул все содержимое сумки на кровать. Взяв двадцатисантиметровый телеобъектив, он вновь выскочил на балкон. Многолетний опыт работы с камерой сделал его движения уверенными, быстрыми и автоматическими. Крепление объектива защелкнулось на корпусе камеры. Кейд установил выдержку на 1/125 и диафрагму на 16. Сходящиеся громилы и одинокий чернокожий в белой рубашке – картина зловещего насилия, схваченная фотосъемкой.

Руки Кейда чудесным образом успокоились. Затвор фокальной плоскости щелкнул.

Внизу под балконом один из бегущих мужчин закричал хриплым и злобным от предвкушения скорой расправы голосом:

– Это черномазый Смолл! Тот самый сукин сын! Хватайте его, ребята!

Смолл, когда нападающие поравнялись с ним, присел и скрестил руки, прикрывая голову. Дубинка ударила его по рукам, заставив беднягу упасть на колени. Еще один удар. Звуки новых ударов отчетливо доносились до Кейда, и он снова нажал кнопку затвора.

Пятеро мужчин столпились вокруг упавшего негра. Яркая лента крови текла по диагонали между их пыльными башмаками.

Смолл сделал судорожное движение, когда дубинка опустилась на его ребра. Один из мужчин оттолкнул другого, чтобы самому добраться до упавшего негра. Ботинком он ударил Смолла в скулу. Брызнула кровь, испачкав ботинок и брюки нападавшего.

Четырьмя этажами выше затвор фотоаппарата щелкал снова и снова.

Затем из отеля выбежала стройная негритянка в белом халате. Высокая, с растрепанными вьющимися волосами, босиком, она во весь дух неслась к Смоллу.

Кейд поймал ее в видоискатель. С помощью двадцатисантиметрового объектива он мог видеть ее полные ужаса глаза.

Один из мужчин был готов снова пнуть Смолла в лицо. И тут девушка впилась ногтями в лицо громилы, заставив его отпрянуть. Потом она склонилась над Смоллом, оказавшись лицом к нападавшим.

Мужчины отступили назад. Настала минута напряженной тишины. Затем человек с расцарапанным лицом закричал и размахнулся дубинкой. Дубинка врезалась в предплечье девушки, когда та подняла руку вверх, чтобы защитить голову. Сломанная рука бессильно повисла.

– Убить эту черномазую суку! – взревел пострадавший и ударил дубинкой девушку по голове.

Девушка упала на Смолла. Халат задрался, и было видно ее длинные и тонкие ноги.

В конце улицы раздался пронзительный полицейский свисток. Пятеро нападавших обернулись. Два младших шерифа со сверкающими на солнце звездами смотрели на них, широко улыбаясь. Затем стражи закона медленно направились к месту расправы.

Мужчина с расцарапанным лицом склонился над лежащей без сознания девушкой и с наглой жестокостью вогнал конец своей дубинки ей между ног. Один из товарищей схватил его и оттащил прочь. Затем все пятеро, повернувшись спиной к медленно приближающимся шерифам, быстро зашагали прочь.

Пока шерифы шли к лежащим без сознания неграм, пятеро мужчин успели скрыться.

Кейд опустил камеру. Он понимал, что теперь у него есть фотографии, даже более ценные, чем любые снимки, которые он мог сделать на марше свободы.

Теперь ему захотелось выпить.

Кейд неуверенным шагом вернулся в комнату – и остолбенел. Волна холода прокатилась по его спине.

В дверном проеме стоял Митчелл. Мужчины смотрели друг на друга, затем Митчелл вошел в комнату, закрыл дверь и запер ее за собой.