Они прислушались к тоскливому вою, потом Гарланд вдруг вздрогнул.
– Ты накручиваешь меня, – сердито сказал он, выглядывая в окно, в мокрую темноту. – Ничего не видно. Может, нам спуститься – у нее хоть будет причина для вытья?
– Я не пойду. – Джо сел. – Туда, в темноту, – да ни за какие деньги!
Но пронзительная трель звонка тут же заставила его вскочить.
– Это тревога! – закричал Гарланд, хватая пиджак. – Пошли, Джо, давай быстрее!
– Тревога? – непонимающе спросил Джо. У него по спине пробежал холодок до самых корней волос. – Какая тревога?
– Кто-то из психов сбежал! – проорал Гарланд, протискиваясь мимо Джо к двери. – Нравится тебе или нет, придется двинуть в темноту прямо сейчас.
– Так вот почему завыла собака, вот что мы с тобой слышали, – сказал Джо, не решаясь сдвинуться с места.
Но Гарланд уже бежал по коридору, и Джо, которому было страшно оставаться одному, поспешил за ним.
Перекрывая шум ветра и дождя, снова завыла собака.
Шериф Камп стряхнул воду с черной шляпы, входя вслед за медсестрой в кабинет доктора Траверса.
– Слышал, у вас тут неприятности, док. – Он пожал руку высокому угловатому человеку, шагнувшему ему навстречу. – Кто-то сбежал, верно?
Траверс кивнул. В его глубоко посаженных глазах читалось беспокойство.
– Мои люди сейчас ищут пациентку, – сказал он, – но нам пригодится любая помощь. Нервная работа: понимаете, она опасна.
Шериф потянул соломенный ус, пожелтевший от табака, ошарашенно глядя светлыми глазами.
– Так, значит? – медленно выговорил он.
– Я в очень затруднительном положении, – продолжал Траверс. – Если эта история попадет в газеты, мне конец. Именно эту пациентку никак нельзя было потерять.
– Помогу, чем смогу, док. – Камп сел. – Можете на меня положиться.
– Знаю. – Траверс принялся расхаживать туда-сюда и вдруг продолжил: – Пациентка – наследница Джона Блэндиша. Его имя вам о чем-то говорит?
Камп нахмурился:
– Джон Блэндиш? Да, кажется, что-то слышал. Это тот миллионер, у которого лет двадцать назад похитили дочку?
– Именно. Пациентку нужно вернуть на место раньше, чем кто-либо узнает о ее побеге. Вспомните, какой шум поднялся, когда Блэндиш умер в прошлом году. Если новости просочатся, все начнется по новой, хоть клинику закрывай.
– Да расслабьтесь, док, – спокойно сказал Камп. – Получите вы ее назад. – Он снова потянул себя за ус. – Говорите, она наследница Блэндиша? А о чем он думал, когда завещал деньги сумасшедшей? Бред же.
– Это его незаконнорожденная внучка, – сказал Траверс, понизив голос. – Просто чтобы вы были в курсе, и больше никому не говорите.
– Повторите, пожалуйста, – сказал Камп, выпрямляясь.
– Дочку Блэндиша похитил убийца-дегенерат, – сказал Траверс после минутного колебания. – Когда ее нашли, она успела пробыть в его руках не один месяц, и, помните, она покончила с собой – выбросилась из окна, не дождавшись встречи с отцом. Она умерла от полученных травм.
– Да, я в курсе, – нетерпеливо сказал Камп.
– Но вот чего вы не знаете: перед смертью она родила дочь. Отец ребенка – похититель, Гриссон.
Камп шумно выдохнул:
– И этот ребенок – ваша пациентка, ну, в смысле, уже взрослая, так?
Траверс кивнул:
– Внешне Кэрол – точная копия матери, и Блэндиш не мог вынести ее присутствия. Поэтому ее воспитывали приемные родители. Блэндиш не пытался сблизиться с ней, но она ни в чем не нуждалась. То, что ее отец – дегенерат, вызывало подозрения, но в первые восемь лет ее жизни не было видно никаких признаков дурной наследственности. За ней наблюдали; но когда ей исполнилось десять, она перестала общаться с другими детьми, стала мрачной, проявилась тяга к насилию. Блэндишу сообщили, и он нанял для присмотра за ней медсестру из психиатрической лечебницы. Она буйствовала все сильнее, и скоро стало понятно, что ее нельзя доверить никому, кто слабее ее. К тому времени, как ей исполнилось девятнадцать, ее пришлось признать невменяемой. Уже три года она – моя пациентка.
– Насколько она опасна?
– Трудно сказать. – Траверс отвернулся. – Все это время она была под наблюдением обученных специалистов, которые с ней справлялись. Не хочу, чтобы вы подумали, будто она всегда агрессивна и опасна – вовсе нет. На самом деле бо`льшую часть времени это очень милая и приятная девушка. Она месяцами ведет себя совершенно нормально, и кажется, что держать ее взаперти – недопустимо. Но потом вдруг она нападает на всех без разбору. Такая странная душевная болезнь, разновидность шизофрении. – (Тут Камп побледнел.) – Если хотите, раздвоение личности, как у Джекила и Хайда. Как будто у нее в голове какая-то шторка, которая ни с того ни с сего захлопывается, превращая ее в маньячку-убийцу. Проблема в том, что предугадать наступление приступа невозможно. Что-то вдруг происходит, и она нападает на всех подряд с удивительной яростью и силой. Когда она не в себе, силой может потягаться с любым мужчиной.
– Она уже убила кого-нибудь? – спросил Камп, дергая себя за усы.
– Нет, но ее признали невменяемой после двух неприятных происшествий. В последний раз она напала на одного типа, который бил собаку. Она любит животных, и прежде чем медсестра успела сделать хоть шаг, она налетела на того человека и исполосовала ему лицо ногтями. У нее очень сильные руки, и парень в итоге ослеп на один глаз. Медсестра и подоспевшие прохожие с трудом оторвали ее от него. Очевидно, что, если бы не они, она бы его убила. Он подал в суд, и ее отправили в клинику. Дело замяли, но Блэндишу пришлось прилично раскошелиться. – Траверс пробежал пальцами по волосам и тряхнул головой. – А сейчас она может отправиться, куда ей вздумается, и любой, кто на нее наткнется, в серьезной опасности.
– Да уж, хорошенькое дело, – сказал Камп. – И погода ведь дело не облегчает.
– Ее нужно найти тихо и быстро, без огласки. Вы, наверно, слышали, что имущество Блэндиша по завещанию переходит в руки поверенных, включая деньги – шесть миллионов долларов. Но если станет известно, что она сбежала и бродит по окрестностям, кто-нибудь нечистоплотный может попытаться захватить ее и получить доступ к деньгам.
– Но при наличии опекунов состояние в безопасности, разве нет?
– Не факт. В нашем штате имеется закон, охраняющий права невменяемых. Если такой человек бежит из-под врачебного присмотра и остается на свободе в течение четырнадцати дней, то, прежде чем поместить его в клинику, нужно будет заново признать, что он не в себе. Насколько я в курсе, согласно условиям завещания Блэндиша, если девушка покинет клинику и не будет признана невменяемой вторично, деньги достанутся ей и в опекунах больше не будет необходимости. Видите ли, Блэндиш не верил, что внучка неизлечима, и именно потому выразил свою последнюю волю таким образом. Думаю, он жалел, что отдал ее в чужие руки в раннем детстве, и хотел это как-то компенсировать.
– Словом, если ее не найдут за две недели, вы не примете ее обратно?
– Если только судья не вынесет решение о ее заключении в лечебницу и оно не будет подтверждено двумя независимыми экспертами, а они не станут принимать в расчет историю ее болезни. Придется доказывать, что она невменяема, прежде чем они смогут что-то сделать, а если она покинет территорию штата, то это и вовсе может оказаться невозможным.
– Значит, нужно срочно ее отыскать. У нее были свои деньги?
– По крайней мере, я об этом не знаю. Скорее, нет.
– У вас есть ее фото?
– Не думаю, что они вообще существуют.
– Тогда опишите ее.
Камп достал из кармана потрепанный блокнот.
Траверс нахмурился:
– Ее трудно описать так, чтобы вы могли представить. Ну, смотрите. Ростом она, думаю, пять футов и пять дюймов, волосы рыжие, глаза большие и зеленые. Она необычайно красивая девушка – хорошо сложенная, грациозная. Иногда она так по-особенному смотрит на собеседника из-под полуопущенных век, и в этом есть что-то определенно неприятное, будто расчетливое. С правой стороны рта у нее нервный тик, единственный внешний признак душевной болезни.