Ты будешь одинок в своей могиле

– Ни въехать и ни пройти. – Охранник прислонился к стене, всем видом показывая: ночь была длинная и он устал за эту ночь как собака. – Так что уматывай вместе со своим ведром.

– Только не сегодня, – покачал я головой. – У меня тут маленькое дельце с твоим шефом. Моя фамилия Маллой. А ну-ка, сынок, давай лети к нему пулей и скажи, что я здесь. Он жаждет меня видеть.

Он снял перчатку, расстегнул правый карман на груди и выудил оттуда золотой портсигар, совмещенный с зажигалкой. Выбрал сигаретку, закурил, убрал портсигар обратно и, хорошенько затянувшись, выпустил дым из своих тонких ноздрей. Бесцветные глаза смотрели куда-то вдаль, на губах играла отрешенная улыбка.

– Никого нет дома, – сказал он, разглядывая вдали океан, как будто удивляясь: ну надо же, океан все еще на месте! – Короче, приятель, садись в свое ведро и проваливай.

– Дело важное, – сказал я так, словно не слышал его. – Ты передай боссу: он примет или меня, или полицию. Очень важное дело.

Это заставило охранника задуматься. Он щелкнул по сигарете отполированным ногтем, стряхивая пепел. Словно не удовлетворившись этим действием, потопал по земле носком своего элегантного сапога. Но и это, похоже, не принесло ему радости.

– Уехал старик, – выдавил он из себя наконец. – Час назад примерно. Только не спрашивай куда. Путешествовать уехал, должно быть. А ты будь добр, исчезни отсюда. Хочется, знаешь, тишины с утра.

Похоже, он не врал. Во всяком случае, становилось ясно, что только танк или взвод автоматчиков может заставить его отворить эти ворота. Значит, нечего терять тут время.

Я вернулся в машину и запустил двигатель. Охранник посмотрел, как я разворачиваюсь и отъезжаю, а потом отпер створку ворот, зашел внутрь, запер за собой и исчез в домике охраны.

Проехав вдоль длинной ограды поместья до угла, я повернул и проследовал еще несколько метров по дорожке, которая шла вдоль забора. Теперь машину от главных ворот было не видно. Я заглушил мотор и вышел.

Так, забор почти два с половиной метра высотой. Ну, ничего. Я не акробат, но на такой влезу. Я потянулся, одним движением перелетел через преграду и приземлился на что-то мягкое – как оказалось, на клумбу.

Было без малого девять утра, и я не очень надеялся нарваться на Натали Серф. Она почему-то не казалась мне девушкой, которая любит помочить ножки в росе. Но все же оглядеться стоило. Вдруг Анита еще здесь? Место, чтобы спрятаться, было неплохое.

К дому пришлось шлепать довольно долго. Впрочем, я не спешил и то и дело оглядывался. Не очень хотелось снова вступить в беседу с блестящим юным привратником. Похоже, отвязаться от него во второй раз будет совсем не просто.

Я прошел мимо бассейна, в котором можно было устраивать парусные гонки.

Шагал я по дорожке с резиновым покрытием, сделанной, должно быть, для купающихся, чтобы они могли добраться до бассейна без обуви. Потом пришлось подняться на окружавшую дом эспланаду.

Я спрятался за большим кустом рододендрона и обследовал окна дома на предмет каких-нибудь признаков жизни.

На меня глядели ряды сияющих окон, в них никто не показывался. Дом был тих и спокоен, как хористка поутру.

Я вышел из своего укрытия и направился на эспланаду. Она была так широка и так пустынна, что я чувствовал себя центром мироздания, как участник слета пожарных, заоравший ни с того ни с сего: «Горит!»

На парковке не было машин, никакие филиппинские шоферы на меня не фыркали, никакие царственные дворецкие не принимали у меня шляпу. Мне хватило храбрости пройти на цыпочках всю эспланаду, вплоть до знакомой мне веранды, и заглянуть внутрь.

Натали сидела в своей коляске, в синем кимоно и стеганых тапочках, украшенных перьями страуса. На коленях у нее стоял поднос. Она ела тост с маслом и рассеянно смотрела перед собой. У девушки был тот потерянный и несчастный вид, какой бывает у людей, привыкших к одиночеству.

Она заметила у себя под ногами мою тень, но не сразу подняла глаза. Расстроенное выражение лица сменилось другим – настороженным. Тонкие губы сжались, и Натали положила на тарелку недоеденный тост. Только после этого она подняла на меня глаза.

– Добрый день! – сказал я, снимая шляпу. – Меня зовут Маллой. Помните меня?

– А что вы тут делаете? – спросила она, подаваясь всем телом вперед.

Она была вся напряжена, глаза ее горели.

– Приехал повидаться с вашим отцом, – ответил я, прислоняясь к дверному косяку. Отсюда было видно всю эспланаду, удобно на случай подхода подкреплений. – Он ведь где-то тут неподалеку?

– Это Миллз тебя пустил? – спросила она.

Нет, все-таки удивительный у нее взгляд, особенно если учесть ее возраст.

– Миллз – это тот блестящий молодой человек, который отдыхает у главного входа? У него еще такие очаровательные пуговицы…

Она сжала губы, и на бледных щеках проступили маленькие красные пятна.

– Как вы сюда попали? – резко спросила она.

– Перелез через забор, – объяснил я. – Послушайте, ну зачем нам злиться друг на друга и портить такое прекрасное утро? Мне нужно повидаться с вашим отцом.

– Его здесь нет. И не могли бы вы удалиться?

– А можно в таком случае перемолвиться словечком с миссис Серф?

– Ее тоже нет.

– Ах, как мне не везет! А у меня как раз с собой ее бриллиантовое ожерелье.

Ложечка, которой поигрывала Натали, со звоном упала на блюдце. Девушка сжала кулачки.

– Не могли бы вы удалиться?! – громко повторила она, еще больше подаваясь вперед в кресле.

– Но я же хочу вернуть ожерелье. Это ценная вещь. Вы мне не подскажете, где я могу найти мадам?

– Не знаю и знать не хочу! – отрезала она и указала трясущимся указательным пальцем на ворота. – Убирайтесь, или я прикажу вас вышвырнуть!

– Ну-ну, я вовсе не хочу показаться назойливым, но дело гораздо серьезнее, чем вы думаете. Ваш отец нанял мою сотрудницу следить за миссис Серф. Во время этой слежки сотрудницу убили. А ожерелье миссис Серф было найдено в комнате убитой.

Натали резко отвернулась – так, что я не мог видеть ее лица. Она открыла сумочку и вытащила оттуда портсигар и зажигалку. Закурила (рука подрагивала), все еще не поворачиваясь ко мне.

– Меня не интересует, чем занимается миссис Серф, – произнесла она гораздо более спокойным, приглушенным тоном. – И я просила вас уйти.

– Я еще не сказал, что полиция ожерелье пока не нашла. И если вы мне подскажете, где находится миссис Серф, я смогу успокоить ее так же, как вас.

Натали посмотрела на меня без всякого выражения. Лицо ее было бело, как накрахмаленная простыня. Она хотела было что-то сказать, но потом передумала. Глаза сузились, и она стала похожа на кошку, почуявшую мышь и приготовившуюся к охоте.

Я развернулся на каблуках.

Блестящий юноша по фамилии Миллз стоял в нескольких метрах позади меня. Руки в перчатках, сжатые в кулаки, упираются в стройные бедра. Он был, похоже, озадачен – так же был бы озадачен чемпион мира по боксу Джо Луис[4 - Джо Луис (Джозеф Луис Бэрроу; 1914–1981) – американский боксер-профессионал, чемпион мира в супертяжелом весе.], если бы какой-нибудь карлик стукнул его по носу. Но Миллз сохранял самоуверенный вид – пожалуй, даже слишком самоуверенный. От такой самоуверенности невольно задумываешься: что же будет дальше? – и жалеешь, что у тебя нет ни пистолета, ни дубинки, одни голые кулаки.

– Опять ты тут, приятель, – сказал он. – А ведь я тебе говорил: испарись.

– Вон из поместья! – выпалила Натали, прямо как героиня старинного романа. – И чтобы он никогда не смел здесь появляться!

Миллз покосился на меня с ухмылкой.

– Не появится, – заверил он томно. – Ручаюсь. Пошли, парень. Надо прогуляться до ворот.