– Я подразумеваю под этим словом, – отвечал доктор, – что ему пустили кровь: средство, слишком опрометчиво употребленное и достойное порицания. Не думаю, чтоб кто-нибудь осмелился критиковать ваши распоряжения по флоту, сэр Джервез, но во врачебном искусстве – надо бы сказать науке – вы не дальше ушли, чем любой из наших молодых мичманов.
– Скажите, пожалуйста, не спрашивал ли сегодня сэр Вичерли обо мне? – спросил с участием вице-адмирал.
– Как же, сэр, спрашивал; и притом слова его о вас были так тесно связаны с завещанием, которое он намерен сделать, что вы, вероятно, не будете забыты в нем. Он также вспоминал и об адмирале Блюуатере.
– В таком случае, мы не должны терять времени. Слышите, кажется, во двор въехала коляска?
– Ваши чувства, сэр Джервез, – отвечал Маграт, – превосходны, а это, как я всегда говорил, есть одна из причин, почему вы такой великий адмирал. Посмотрите, из кареты выходит человек средних лет, и вокруг него суетятся несколько слуг, точно в такой же ливрее, как и у сэра Вичерли. Без сомнения, это какой-нибудь родственник умирающего, явившийся к завещанию.
– Нет никакого сомнения, что это сэр Реджинальд Вичекомб; нелишне, кажется, будет, Блюуатер, встретить его.
При этих словах контр-адмирал опустил свои ноги со спинки кресла и последовал за выходящим из комнаты сэром Джервезом.
Глава XIII
– Видите, кто идет?
– Вижу и приветствую.
Шекспир. «Натаниэль и Олоферн»
С той самой минуты, как Том Вичекомб узнал, что его почтенный дядя послал нарочного за своим полукровным родственником, он испытывал самое сильное беспокойство, которое мы считаем излишним объяснять читателю. Когда сэр Реджинальд въехал во двор старого замка Вичекомб-Холла, он поспешил к нему навстречу.
– Сколько я могу судить по гербам, кажется, я имею удовольствие видеть сэра Реджинальда Вичекомба, – сказал он, стараясь придать себе вид хозяина.
– Да, я действительно сэр Реджинальд Вичекомб, сэр. Смею спросить, кого именно из своих родственников я имею счастье видеть пред собою?
– Тома Вичекомба, сэр, – старшего сына брата сэра Вичерли, покойного барона Томаса Вичекомба. Надеюсь, что вы считаете нас довольно близкими своими родственниками и, вероятно, не выпустили и не выпустите из вида ни нашего рождения, ни женитьбы, ни смерти?
– О, без сомнения, нет, сэр, – отвечал баронет довольно сухо и с таким ударением, которое невольно встревожило Тома, хотя в то же время холодная иезуитская улыбка, сопровождавшая слова говорившего, скоро успокоила его живые опасения. – Я весьма сожалею, что вторичное посещение мое этого замка сопряжено с таким печальным событием. Каково вашему почтенному… то есть, я хотел сказать, каково сэру Вичерли Вичекомбу?
Оборот речи, сделанный баронетом в последней фразе, в которой он не хотел назвать Тома родственником сэра Вичерли, казался ему скорее строгим соблюдением этикета высшего общества, чем двусмысленностью, хотя он и не был твердо убежден в том или другом. Все эти маленькие сомнения мгновенно промелькнули в уме Тома; но он не имел времени обдумать их. Между тем учтивость требовала от Тома немедленно отвечать сэру Реджинальду на его вопрос.
– Мой почтенный и возлюбленный дядюшка немного поправился, как говорят, – сказал Том, – но я страшусь, не обманчиво ли это. Но что хуже всего, так это то, что рассудок доброго дяди значительно расстроен; почти невозможно понять его немногие желания.
– Каким же образом сэр Вичерли удостоил меня своим приглашением? – спросил баронет.
– Я полагаю, сэр, что он, вероятно, успел еще произнести ваше имя прежде, чем потерял рассудок; присутствующим же при нем легко было объяснить себе его желание.
Весь этот разговор происходил в маленькой гостиной, находившейся подле залы, куда Том провел своего гостя и куда теперь явились и два адмирала. Представления были излишни: мундир и звезда, горевшая на груди сэра Джервеза, тотчас же выдали его имя и звание; между тем как Блюуатер был довольно знаком баронету, принадлежа вместе с ним к одной и той же партии якобитов.
– Сэр Джервез Окес! Сэр Реджинальд Вичекомб! – воскликнули они в одно время, и адмирал дружески пожал руку баронету, встретив с его стороны одно холодное прикосновение пальцев, которое у сэра Реджинальда было скорее следствием его темперамента, чем моды.
Потом завязался разговор о сэре Вичерли, о его состоянии и о причине его желания видеть своего родственника. Сэр Джервез, не обращая внимания на присутствие Тома Вичекомба, объявил, что умирающий хочет сделать завещание и что он, вероятно, намерен назначить сэра Реджинальда, по крайней мере исполнителем, если не гораздо важнейшим участником этого завещания.
– Нельзя ли мне, сэр Джервез, – сказал сэр Реджинальд, – переговорить с вами наедине. В подобных делах не надо торопиться, и потому, прежде чем я пойду дальше, мне не худо узнать весь ход дела.
Когда сэр Джервез и Реджинальд остались одни, последний, весьма осторожными и обдуманными вопросами, узнал от своего собеседника все, что случилось в течение последнего дня, о безнадежном состоянии сэра Вичерли, о том, каким образом он был приглашен в замок. Таким образом, получив нужные сведения, он изъявил желание видеть больного.
– Кстати, сэр Реджинальд, – сказал вице-адмирал, остановившись у двери, – я вижу по вашему разговору, что законы нашего отечества были также включены в ваше образование. Скажите мне, пожалуйста, что такое значит «полукровный»? Медицинский ли или юридический это термин? Признаюсь вам, я знаю только морские.
– Может быть, нет человека во всей Англии, сэр Джервез, – отвечал гертфорширский баронет, многозначительно улыбаясь, – который бы лучше меня пояснил вам значение этого слова. Я принадлежу к законоведам Мидль-Темпля, будучи приготовлен, как младший сын, к юридическому поприщу; преждевременная же смерть старшего моего брата доставила мне наследство нашей фамилии.
Тут сэр Реджинальд пояснил вице-адмиралу, хотя в кратких словах, но совершенно ясно, тот закон крови, о котором мы уже говорили выше нашему читателю.
– Кстати! Так как у нас идет речь о законах, то скажите мне пожалуйста, сэр Реджинальд, не знаете ли вы также, что такое значит слово: nullius?
– Я имею об этом предмете только те понятия, – отвечал баронет, улыбаясь на этот раз своей естественной улыбкой, – которые извлекаются из латинских словарей и грамматик.
– То есть nullus, nulla, nullum. О, это и мы, моряки, знаем, потому что все мы, прежде чем вступили на море, ходили в школу. Я спрашиваю вас о слове «nullius», потому что сэр Вичерли со дня своей болезни несколько раз называл этим именем своего племянника и наследника.
– В самом деле? Не называл ли он его filius nullius?
– Кажется, он просто называл его nullius; впрочем, и слово filius было произнесено им раза два.
– Так оно, вероятно, и было, и я очень рад, что сэру Вичерли известна истина. Filius nullius – «ничей сын» – есть юридическое выражение для незаконнорожденных, как вам, вероятно, известно. Я вполне уверен, что этот несчастный эпитет принадлежит господину Тому Вичекомбу, отец которого никогда не был женат; у меня есть для этого ясные доказательства.
– А между тем, сэр Реджинальд, этот дерзкий плут носит в своем кармане свидетельство, подписанное каким-то лондонским приходским священником, которое подтверждает совсем противное.
Слова эти весьма удивили гертфорширского баронета, но когда сэр Джервез рассказал ему все, что происходило между ним и Томом, он не мог более сомневаться.
Тем и кончился тайный разговор наших баронетов, потому что они вышли в залу. Тут они нашли лейтенанта, который весьма серьезно разговаривал в конце залы с миссис Доттон и Милдред, но, поняв взгляд адмирала, поспешно извинился перед дамами и присоединился к двум баронетам, которые направили шаги свои в комнату больного.
– Вот и еще однофамилец, если не родственник, сэра Вичерли, – заметил сэр Джервез, представляя лейтенанта старому баронету, – но я с удовольствием могу сказать, сэр Реджинальд, что это такой молодой человек, которым и ваша фамилия могла бы гордиться.
Поклон сэра Реджинальда был учтив и ласков, хотя острый и испытующий взгляд его был неприятен Вичерли.
– Мне неизвестно, имею ли я малейшее право на честь быть родственником сэра Реджинальда Вичекомба, – сказал Вичерли с некоторой холодностью. – Я только вчера вечером узнал, что в Гертфоршире существует одна из отраслей фамилии Вичекомбов; притом же сэр Джервез, вероятно, не забыл, что я уроженец Виргинии.
– Виргинии! – воскликнул сэр Реджинальд, будучи до того удивлен, что даже утратил на время свое обыкновенное хладнокровие. – Я не знал, что и в колонии Америки проникло наше имя.
Между тем они подошли к дверям комнаты сэра Вичерли, где и остановились, ожидая позволения войти.
В последнюю четверть часа в положении всех главных лиц, находящихся в замке, произошла большая перемена. Запрещение входить в комнату больного было снято, и в ней собрались теперь все находившиеся в Вичекомб-Холле джентльмены, миссис Доттон, Милдред и трое или четверо из старых слуг; даже Галлейго осмелился забраться сюда, но был настолько благоразумен, что остался со своими сотоварищами в глубине комнаты. Словом, спальня и гардеробная были полны людей, хотя в первой были большей частью доктора и те, которым положение позволяло быть вблизи умирающего баронета.
– Мы все теперь здесь, дорогой сэр Вичерли, – сказал вице-адмирал. – Вот и ваш родственник – сэр Реджинальд Вичекомб, который точно так же, как и мы, готов служить вам всеми силами.
Тягостно было смотреть на бедного сэра Вичерли, который так скоро должен был расстаться с жизнью и который между тем силился соблюсти светские приличия.
– Много чести, сэр… я очень рад, – шептал сэр Вичерли, с трудом выговаривая слова. – Наши общие предки… фамилия… Плантагенеты – очень древний дом; глава его умирает, должно… мое место… занять другому; лучше никто, чем…
– Не напрягайтесь говорить без нужды, мой дорогой сэр, – прервал его сэр Реджинальд. – Сэр Джервез Окес, сказал мне, что он вполне понимает ваши желания и что он теперь готов их выполнить.
– Да, сэр Вичерли, – прервал его сэр Джервез, – я думаю, что я теперь в состоянии исполнить все, что вы хотели нам пояснить вчера. Немногие слова, написанные вами вчера вечером, были вступлением к завещанию, сделать которое вы имеете такое пламенное желание. Не говорите; подымайте только вашу правую руку, если вы будете соглашаться с моими словами.
– Вы видите, господа! – воскликнул сэр Джервез, когда умирающий кивнул головой. – Никто не может не понять теперь смысла этого движения! Подойдите ближе, господин доктор, господин Ротергам – все, кто не имеет собственной выгоды в этом деле. Я желаю, чтобы все видели, как сэр Вичерли изъявляет свое желание сделать завещание.
После этого вице-адмирал снова повторил больному свой вопрос, и на него последовал тот же знак.