Доверьтесь Ченам

Сегодняшний день

Я сижу в гараже и уже, кажется, несколько часов размышляю о том, как, черт возьми, моя жизнь вышла из-под контроля. И что я, черт возьми, вообще здесь делаю? Почему я дома, а не в полицейском участке? Возможно, еще не поздно. Возможно, я все еще могу пойти к копам и объяснить все. Они бы посочувствовали, вероятно. Но, когда я думаю о том, чтобы снова включить двигатель и выехать из гаража, чувствую, как энергия капля за каплей покидает меня. Я без сил прислоняюсь к рулю. Мне просто нужно побыть немного в таком положении. Набраться храбрости. Решить, что сказать полиции.

Резкий стук в окно заставляет меня подпрыгнуть так сильно, что я ударяюсь головой о крышу машины. Теперь я понимаю, что означают слова «выскочил из кожи».

– Что ты там делаешь? Ты пьяна? Эй, ты пьяная за рулем? – зовет ма через окно на индонезийском. Мое сердце колотится, и я открываю дверь машины.

– Ма, ты меня напугала!

Она хмуро смотрит на меня.

– В чем дело, Мэдди? Что случилось?

Я не собиралась ей ничего рассказывать. Конечно, не собиралась. Последний человек, которому я думала рассказать, это мама. Она бы не знала, что делать, или говорить, или…

– Ма, я убила его.

Слезы наворачиваются на глаза, когда я слышу свои слова. Я убила его. Сколько еще раз мне придется это повторять?

– Убила его? Что убила? Ох, Мэдди, сколько раз я должна говорить тебе, не пей так много. Видишь, теперь ты несешь всякую чушь.

– Я убила его, ма. Джейка. Парня, с которым ты меня свела!

И с этими словами я, наконец, даю волю слезам, потому что произносить его имя ужасно. Это не просто тело в моем багажнике; это тело, которое когда-то было кем-то.

Мама обрывает свою болтовню на середине предложения. Ее рот закрывается, и она смотрит на меня некоторое время, после чего заговаривает на ломаном английском:

– Это то, что вы с Селеной любите говорить? Вы, дети, всегда говорите: «Ох, ты убиваешь меня!» Вот так, да?

– Нет! – кричу я. – Я имею в виду, что буквально убила его, ма!

Не зная, что еще сделать, я нажимаю кнопку на брелоке от машины. Багажник открывается с щелчком, который в нашем небольшом гараже похож на выстрел. Весь шум внезапно усиливается; я слышу свое собственное сердцебиение и резкий вдох мамы.

– Мэдди, – шепчет она, – это шутка, да? Ты просто шутишь со мной?

– Нет, ма, это не шутка.

Ма задыхается от смеха, а затем качает головой.

– Вы, дети, вы всегда думаете, что такие смешные. – Она грозит мне пальцем и идет к багажнику, все еще качая головой. – Моя дочка – такая шутница, такая… О! Боже мой! – она отшатыватся, закрывая рот руками.

Я вздрагиваю.

– Мэдди, – шипит она. – Мэдди! Это не смешно. – Она переводит взгляд с меня на багажник. – Это искусственные ноги? Как ты это называешь? Маньякин?

Я качаю головой, и на глаза наворачиваются новые слезы.

– Нет, ма, это не манекен. Это действительно Джейк, клянусь.

Она издает звук, который напоминает что-то между воем и хныканьем, но затем на мгновение успокаивается и подходит ближе к багажнику. Она снова хнычет, когда видит остальную часть тела. Я представляю, что она видит с того места, где стоит. Сначала обувь – коричневые мокасины, без носков, – потом ноги, туловище и наконец капюшон, закрывающий лицо.

– Почему ты закрываешь лицо? – спрашивает она. – Случилось что-то ужасное, да? – Она вздрагивает. – Там что-то торчит из глаза? Айя, не говори мне, я не хочу знать. – Она снова вздрагивает, и ее лицо искажается в гримасе. – У него в глазу битое стекло?

– Нет, ма. У него ничего не торчит из глаза. Я просто подумала, что так будет, ну не знаю, более уважительно.

– О, – она кивает, – да, ты права, так более уважительно. – Она гладит меня по щеке. – Я так хорошо тебя воспитала.

Истерика поднимается к горлу, и мне приходится ее подавить. Поверить только, ма гордится моим воспитанием, когда я только что показала ей своего спутника, которого я убила, лежащего в багажнике моей машины.

– Я только что убила человека, так что не знаю, можешь ли ты говорить, что хорошо меня воспитала.

– О, он, должно быть, заслужил это.

Я прикусываю губу, чтобы не разрыдаться снова. Я так благодарна, что мне не нужно объясняться с ней.

– Хорошо! – говорит ма, выпрямившись и внезапно взяв себя в руки.

Она даже уже не дышит так тяжело. В ее глазах появился блеск, который я видела у нее за неделю до китайского Нового года, когда она сходила с ума и убиралась дома, как Мари Кондо[19 - Мари Кондо – японская писательница, специалист по наведению порядка в доме, консультант и автор четырех книг по организации домашнего быта.].

– Ты. Домой. Сейчас же. – Она захлопывает багажник и загоняет меня через заднюю дверь в дом.

Внутри она приказывает мне сесть за кухонную стойку. Я следую ее указаниям, слишком измученная и сломленная, чтобы спорить. И, как бы мне ни было неприятно это признавать, я рада, что она взяла все на себя, потому что не знаю, что, черт возьми, делать в этой ситуации. Поэтому я опускаюсь на стул, облокачиваюсь на кухонную стойку и закрываю лицо руками. Пожалуйста, пусть я проснусь и пойму, что все это был кошмар. В любой момент.

Передо мной ставят чашку чая.

– ТКМ, – говорит ма. – Выпей сейчас. У тебя слишком много ян, который разогрел твои органы. У тебя изо рта плохо пахнет.

Она выходит из кухни.

Я смотрю на ее удаляющуюся спину. Традиционная китайская медицина, серьезно? Кто бы мог подумать о неприятном запахе изо рта в этот конкретный момент? Тем не менее, я делаю глоток, и травяной чай действует на меня как эликсир, распространяя свое сладкое тепло по всему телу, вплоть до ледяных рук. Я делаю еще глоток, потом еще, и вскоре допиваю всю чашку, чувствуя себя немного лучше.

Мама возвращается на кухню.

– Хорошо, я уже позвонила старшей сестре. Она будет здесь через несколько минут.

– ЧТО? – Я вскакиваю со стула. – Ма, о боже, не могу поверить, что ты это сделала.

На секунду она выглядит искренне растерянной, но потом ее лицо проясняется, и она смеется, отмахиваясь от меня.

– О, не беспокойся, не беспокойся, она сказала, что позвонит всем остальным и позовет их сюда, хорошо? Приедет не только твоя старшая тетя, ты не волнуйся, все твои тети тоже будут.

– ЧТО??? – кричу я и откидываю голову назад, уставившись в потолок. Этого не может быть. – Ма, это не… мы не должны рассказывать всем об этом!

– Не всем. Только твоим тетям.

– Это все!

– Мэдди, – говорит ма с укоризной. – Они семья. Это совсем другое.