О привидениях и не только

Я с негодованием обернулся, чтобы посмотреть, кто говорит. Мнение подозрительно напоминало брюзжание директора театра. Но в комнате никого не оказалось, кроме нас с котом. Получалось, что я разговаривал сам с собой, вот только голос звучал как-то странно.

«Преобразиться из-за любви к герою! – воскликнул я презрительно, поскольку отказывался верить, что спорю сам с собой. – Но ведь безумная страсть к этой особе и губит его жизнь!»

«А заодно погубит и пьесу, – ответил голос. – Британский драматический герой не имеет права на страсть. Единственное, что ему доступно, – это чистое и почтительное преклонение перед честной, искренней английской девушкой (произносится как «дыэвошка»). Берешься писать, а до сих пор не знаешь канонов своего искусства».

«К тому же, – настаивал я, игнорируя мнение оппонента, – женщины, рожденные и воспитанные в пороке, за тридцать лет жизни глубоко впитавшие атмосферу греха, в принципе не способны измениться».

«Но эта изменилась, вот и все! – последовал резкий ответ. – Отправь ее слушать орган».

«Но как художник…» – запротестовал я.

«Навсегда останешься неудачником! – перебил неизвестный. – Дорогой мой, твои пьесы, окажись они высокохудожественными или малохудожественными, все равно через несколько лет будут забыты. Дай миру то, что он хочет, и взамен получишь то, чего хочешь ты. Пожалуйста, если намерен жить дальше, прислушайся к совету».

Вот так, под неослабным надзором Пирамида, я изо дня в день переворачивал наизнанку уже готовую пьесу. Старательно записал все, что казалось особенно нелепым и фальшивым. Вложил в уста картонных героев самые неестественные речи, заставил их проявлять самые пошлые чувства. Пирамид мирно мурлыкал, а я следил за тем, чтобы каждая из марионеток делала именно то, что считала необходимым дама с лорнетом во втором ряду бельэтажа. В итоге старик Хьюсон заявил, что пьеса продержится пятьсот вечеров, не меньше.

Но хуже всего то, – вздохнул Дик, – что мне совсем не стыдно. Напротив, я даже доволен.

– Так что же это за зверь? – спросил я со смехом. – Злой дух?

Существо удалилось в соседнюю комнату и через открытое окно проследовало на улицу. Зеленые глаза больше не гипнотизировали, и разум начал постепенно светлеть.

– Не иронизируй. Ты не прожил с ним рядом целых полгода, – невозмутимо ответил Данкерман, – и все это время не ощущал на себе неподвижный таинственный взгляд. Причем я не один такой. Знаешь Кэнона Уичерли, великого проповедника?

– К сожалению, не могу похвастаться обширными познаниями в истории современной церкви, – ответил я. – Но имя, конечно, знакомое. Так что же он?

– Служил в Ист-Энде, – пояснил Дик. – Десять лет кряду трудился, бедный и неведомый, и вел ту благородную, героическую жизнь, которая даже в наши дни выпадает на долю некоторых священнослужителей. Теперь же пророчествует в современной, модной христианской церкви Южного Кенсингтона, ездит на службу в экипаже, запряженном парой чистокровных арабских лошадей, и разгуливает в жилете, изящные линии которого кричат о процветании. На днях приходил ко мне от имени княгини Н.: они собираются поставить одну из моих пьес в интересах Фонда помощи нуждающимся викариям.

– И что же, Пирамид его разубедил? – уточнил я с едва заметной усмешкой.

– Нет, – возразил Дик. – Насколько могу судить, он одобрил план. Дело в том, что стоило Уичерли появиться в комнате, как кот тут же подошел и принялся нежно тереться о ноги. А святой отец все время его поглаживал. К тебе зверь отнесся так же? – добавил приятель с легкой улыбкой.

Я отлично понял смысл последних слов.

На некоторое время Дик Данкерман исчез из поля зрения, хотя известия о нем доносились постоянно: парень быстро и уверенно продвигался к положению самого успешного драматурга современности. О Пирамиде я совсем забыл. Но однажды, не так давно, по-приятельски зашел к одному художнику, который недавно выбрался из тьмы голодной неизвестности и сейчас купался в теплых лучах популярности. Из дальнего угла студии на меня неподвижно смотрели знакомые зеленые глаза.

– Не может быть! – воскликнул я и поспешил пристальнее рассмотреть их хозяина. – Неужели у тебя поселился кот Дика Данкермана?

Художник на миг отвлекся от мольберта и кивнул.

– Да, – ответил он. – Нельзя жить одними идеалами.

Я все вспомнил и поспешил сменить тему.

С тех пор мне довелось встречать Пирамида в жилищах многих друзей. Каждый давал черному коту новое имя, но я уверен: зверь один и тот же. Зеленые глаза спутать невозможно. Он неизменно приносит удачу, вот только хозяева после этого уже не очень похожи на самих себя.

Порой сижу и прислушиваюсь: не скребется ли кто-нибудь в дверь?

Уибли и дух[4 - © Перевод. Т. Осина, 2023.]

Признаюсь честно: мне ни разу не довелось лично встретиться с духом, проживавшим в доме адвоката Уибли. Однако самого Уибли я знал хорошо, а потому и о его ближайшем соседе слышал немало интересного.

Дух был исключительно предан Уибли, а Уибли чрезвычайно любил духа. Сам я потусторонними явлениями никогда не интересовался, и ни одно привидение, в свою очередь, не проявляло интереса к моей скромной персоне. Но у меня есть друзья, которым они покровительствуют, а потому сознание мое открыто и готово к обсуждению темы. О духе Уибли хочется говорить со всем возможным уважением. Следует признать, что создание отличалось трудолюбием и добросовестностью, так что жить с ним рядом было, должно быть, очень приятно. Единственное, что можно поставить ему в укор, – это очевидное отсутствие здравого смысла.

Дух появился в доме вместе с резным секретером, который Уибли купил на Уордур-стрит, приняв за дубовый. На деле же мебель оказалась сделанной из каштана, причем в Германии. Поначалу обитатель вел себя вполне прилично и не произносил ничего, кроме «да» и «нет», да и то исключительно в тех случаях, когда к нему обращались.

По вечерам Уибли нередко забавлялся, задавая разнообразные вопросы, причем темы для обсуждения выбирал относительно простые. Например, спрашивал:

– Ты здесь?

Собеседник отвечал по-разному: иногда подтверждал свое присутствие, а иногда опровергал.

– Ты меня слышишь? Ты счастлив?

И так далее, не углубляясь в сложные рассуждения.

Дух заставлял секретер скрипеть. Три скрипа означали «да», а два соответственно «нет». Порой на один вопрос поступали сразу оба взаимоисключающих ответа, и подобный подход Уибли трактовал как излишнюю скрупулезность. Когда к духу никто не обращался, тот начинал разговаривать сам с собой, снова и снова повторяя по очереди «да» и «нет» – так беспорядочно и уныло, что в душе рождалась жалость к несчастному одинокому созданию.

Спустя некоторое время Уибли купил стол и начал вовлекать привидение в более активные диалоги. Чтобы доставить приятелю удовольствие, я ассистировал на первых сеансах, однако в моем присутствии собеседник ограничивался скупыми замечаниями и упорно сохранял замкнутость, больше похожую на тупость. Уибли пояснил, что дух считает мое к себе отношение предвзятым, а потому недолюбливает и воздерживается от общения. Обвинение было напрасным: я вовсе не испытывал преступного недоверия, во всяком случае, на первых порах. Приходил специально для того, чтобы послушать, как дух разговаривает, и искренне хотел услышать его речь. Готов был слушать час подряд. Утомляла нерешительность в начале беседы и глупость в использовании длинных слов, в которых собеседник делал массу ошибок. Помню, как-то раз Уибли, Джобсток (партнер Уибли по адвокатскому бизнесу) и я сидели битых два часа кряду, пытаясь понять, что означает некое странное, напоминавшее шипение сочетание звуков. Пауз собеседник не признавал и даже никогда не намекал, где заканчивается одно предложение и начинается другое. Не предупреждал и об использовании личных имен. Его понятие о вечерней беседе ограничивалось беспорядочной цепочкой из сотни гласных и согласных, а нам предстояло самим решить, что могло бы означать туманное высказывание.

Поначалу мы предположили, что дух говорит о какой-то особе по имени Эстер (правда, произнесенные звуки не совсем соответствовали общепринятому написанию), и попытались расшифровать предложение, исходя из данной гипотезы. Получилось что-то вроде «Эстер враги боятся». У Уибли как раз была племянница по имени Эстер, и мы решили, что предупреждение относится к данной персоне. Но то ли она была нашим врагом и нам следовало ее бояться, то ли надо было бояться ее врагов (в таком случае кем они были?), мы не знали. Возможно, впрочем, речь шла о наших врагах, которых пугала Эстер, или о ее личных неприятелях, или о недоброжелателях в целом. В любом случае высказывание оставалось почти неразрешимой загадкой. Мы спросили у стола, имел ли он в виду первое из многочисленных предположений, и стол ответил «нет». Спросили, что вообще он хотел сказать, и стол произнес «да».

Невразумительный ответ крайне меня раздосадовал, но Уибли объяснил, что дух рассердился на нас за глупость (довольно странно, не правда ли, и добавил, что в плохом настроении он всегда сначала говорит «нет», а потом «да». Мы с Джобстоком вспомнили, что дух целиком и полностью принадлежит Уибли, а мы находимся в его доме. Пришлось взять себя в руки и начать эксперимент заново.

На этот раз было решено отказаться от теории с кодовым названием «Эстер». Джобсток предложил в качестве первого слово «честно», хотя и признал, что гипотеза основана не на написании, а исключительно на фонетическом образе слова. Он представил высказывание следующим образом: «Честно! Вы здесь, мисс Ферт!»

Уибли саркастически попросил пояснить, что именно означает фраза.

По-моему, Джобсток начал терять терпение. Мы весь вечер просидели скрючившись вокруг какого-то дурацкого одноногого стола и в итоге не смогли услышать ничего толкового, кроме этой сомнительной сплетни. Дополнительным оправданием может служить и тот факт, что Уибли выключил свет, а огонь в камине погас сам собой. Короче говоря, Джобсток ответил, что трудно понять, о чем рассуждает мебель, если речь звучит до абсурда невнятно.

– Во-первых, твой дух постоянно делает ошибки, – ворчал он, – а во-вторых, он угрюм и необщителен. Если бы это был мой дух, то я непременно нанял бы еще одного, чтобы прогнать самозванца из дома.

В обычной жизни Уибли оставался милым, добродушным и тихим человеком, однако любой выпад в адрес дорогого, хотя и эфемерного создания мгновенно пробуждал в нем зверя, и я всерьез испугался, что за неосторожным высказыванием Джобстока последует нешуточная ссора. К счастью, мне удалось вернуть мысли хозяина к размышлению о загадочном изречении, и дело ограничилось несколькими невнятными замечаниями о смехе глупцов и полном отсутствии почтения к священным объектам – верном признаке ограниченного ума.

Мы рассмотрели еще несколько вариантов, а именно: «Цветы летят по ветру», «Центр большой вселенной», «Страшен этот Эстри».

В последнем случае долго гадали, кем может оказаться неведомый, но опасный Эстри. Трижды история повторялась с самого начала, для чего стол пришлось наклонить в общей сложности шестьсот шесть раз. И вот наконец меня осенило: смутное бормотание означало не что иное, как «Восточное полушарие».

Уибли спросил у стола, не имеет ли тот какой-нибудь информации относительно дядюшки его супруги, от которого уже несколько месяцев не поступало известий: ведь высказывание весьма напоминало некое подобие адреса.

Спустя некоторое время слава проживавшего вместе с Уибли духа перешагнула границы его квартиры, и вскоре Уибли получил неограниченное количество добровольных помощников, а нас с Джобстоком уволил. Но мы не держали зла.

В благоприятных условиях дух почувствовал себя гораздо увереннее и начал проявлять поразительное, а порой и весьма утомительное красноречие. Впрочем, приятного компаньона из него так и не получилось, потому что монологи ограничивались суровыми предупреждениями и неблагоприятными предсказаниями. Примерно раз в две недели Уибли навещал меня, чтобы предупредить о грозящей опасности. Например, сообщал о необходимости избегать встреч с человеком, проживающим на улице, название которой начинается с буквы «С». Или с тревогой в голосе оповещал, что если отправлюсь на побережье, в город трех церквей, то встречу того, кто нанесет мне непоправимый вред. То обстоятельство, что я не бросался сломя голову к морю на поиски сомнительного города, рассматривалось исключительно как следствие благотворного влияния провидения.

В своем бесконечном стремлении совать нос в чужие дела дух Уибли напоминал моего вполне земного приятеля по фамилии Поплтон. Больше всего на свете оба любили, когда к ним обращались за помощью или советом. Сам же Уибли стал настоящим рабом своего протеже. Теперь он был готов день и ночь метаться по округе в поисках оказавшихся на распутье людей, а потом тащил свои жертвы на собеседование со скрипучим всезнайкой.

Дух направлял разочарованных дам, нуждавшихся в основании для развода, в третий от угла дом на пятой улице, мимо такой-то церкви или общественного здания (дело в том, что конкретного адреса он никогда не давал) и рекомендовал дважды нажать вторую снизу кнопку. Дамы горячо благодарили и утром, не откладывая, бросались на поиски пятой, если считать от церкви, улицы, подходили к третьему от угла дому и два раза звонили предписанным способом. Выходил человек в домашней одежде и спрашивал, что им угодно.

Объяснить, что им угодно, они не могли, потому что и сами не знали. Человек произносил несколько неучтивых слов и нелюбезно захлопывал дверь. Дамы решали, что, возможно, дух говорил о пятой улице в противоположном направлении или же о третьем доме от соседнего угла, и предпринимали новую попытку. Однако результат оказывался еще более неприятным.