Цикл

– Люси мерзостью не пробьешь. Однажды я показал ей «Вечеринку с гуакамоле» на телефоне, а она даже бровью не повела.

Люси и правда не повела – не могла же она отказаться от интернет-челленджа! – но позже вечером думала про девушку из видео и плакала. Правда, Бакету этого не сказала. Он часто говорил, как рад, что она «своя в доску», и расстраивать его не хотелось.

– «Вечеринка с гуакамоле»? Серьезно? – спросил Брюэр. – Даже вспоминать ее не хочу. Меня даже бесит, что ты мне про нее напомнил. Там такая грязь.

– Погодите, – сказала Люси, – Так что, у Тины и правда все так плохо?

– Да нет. Просто, наверное… Слушай, помнишь, все говорили, что я курил с лампочки на дне рождения Ады Кейзер?

– Ага.

– Это все херня на самом деле, но слухи так быстро разнеслись, что уже дня через два меня двоюродный брат про это спросил. Мне кажется, ни хера не прикольно, когда пускаешь какой-то неподтвержденный слух.

Пикап приближался к Восточным Медвежьим пещерам. Городские уличные фонари остались позади. Луна скрылась, и дорога шуршала под колесами в свете одних фар. Люси подумала о словах Брюэра. Она многое слышала о нем и его двоюродном брате Родни, о его семье, что живет в промышленном районе за Вестерхаусом. Говорили, что они варят метамфетамин, воруют и наркоманят и разводят собак для боев. А Брюэр употребляет кокаин.

Что из этого было правдой?

Люси знала, что Брюэр хорошо учился, когда хотел. Один раз она услышала его имя в списке лучших учеников во время утренних объявлений и не поверила, пока его не упомянули в следующей четверти. Ей стало интересно, какой он на самом деле. И какую ложь слышал о ней. Она сказала:

– Тогда необязательно об этом говорить.

– Да раз уж начали – что уже. Я, кстати, это от Бена узнал. Да и Тина какая-то бешеная, так что, думаю, определим этот слух в категорию «Возможно, правда».

– И?

– Ты же знаешь, что Тина верующая? В общем, устроили у них какое-то мегацерковное мероприятие, типа концерта бойз-бэнда. «Агнцы в ударе», кажется. Думаю, метал-группе больше бы подошло такое название. Но мы сейчас не об этом. Короче, пришла она на этот концерт, а в конце на сцене у них происходит что-то вроде обращения к Иисусу, где можно дать «Клятву непорочности». Дает она эту клятву, обещает свое сердце Иисусу, говорит, что сохранит девственность для придурка, который до свадьбы даже знать не будет, хороша она в постели или нет.

– О-оу.

– Вижу, понимаешь, к чему идет. Тогда она с Беном Брумке встречалась, он тоже в церковь ходит, но потому, что родители у него верующие. Как раз в церкви они и пересеклись, и Тина решила, что с ним можно встречаться.

Люси вспомнила, как Бен Брумке прошел у ее шкафчика и сказал: «Забыла дома обед? Могу поделиться кое-чем питательным». – А затем начал издавать неприятные влажные звуки, от которых ее затошнило.

– Тина ошиблась.

– Можно и так сказать. В общем, Брумке на нее все давил, и через месяц Тина сказала, что девственность свою не отдаст – это святое, но она списалась по Интернету с другими христианками и может предложить ему кое-что другое.

– Задницу! – выкрикнул Бакет. Казалось, эта часть истории ему очень нравилась, и Люси опешила: у Бакета явно были определенные предпочтения, которыми он никогда с ней не делился.

– Ага, задницу. Что лично для меня очень странно. Я всегда думал, что это бонусный уровень. Типа, сначала надо победить всех боссов и собрать все звезды, кольца или что там, потом нужна куча оральных ласк, и только потом ты, возможно, доберешься до задницы. А тут тебе слабый босс первого уровня. Понятное дело, Бен соглашается, сразу начинает ее долбить. Он рассказывал, что она все время держала сложенные руки перед лицом, будто молилась, а ближе к концу заплакала. Потом они лежали, она еще немного поплакала, а потом посмотрела на Бена со странным выражением и сказала: «Не могу поверить, что ты любишь меня так сильно, что готов ждать. Клянусь, ты получишь всю меня, как только мы поженимся».

– Не-е-е-ет! – Люси не знала, что ее больше удивляло: то, что Тина так неадекватно воспринимала реальность, или то, что кто-то вообще хотел брака с такой обезьяной, как Бен Брумке.

– Ага. Немного грустно. Только представьте: ее затуманенные глаза, пропахшая задницей и большим потным Беном комната, а она уже слышит свадебные колокольчики и думает, что произошло что-то особенное. На следующий день она пригласила его на ужин в ресторан. На ужин с родителями! Естественно, Бен ее бросил. Отправил ей вечером сообщение, сказав, что после случившегося больше не считает ее порядочной христианкой и видеть ее не может. Она ответила, что ничего не понимает, а он отправил эмодзи с молитвенным жестом и дописал: «Буду молиться за твою душу».

Бакет захохотал. Люси дала ему затрещину.

– За что?

– Ты знаешь, за что. Бен – урод.

– Да, но… Эмодзи молитвы. Забавно ведь.

Брюэр сказал:

– Бен тоже подумал, что забавно. Но, понятно, он немного в шоке был. У такой сумасшедшей свадьба и убийство мужа могут недалеко стоять.

Люси непроизвольно закатила глаза.

– Да это же полный бред, чувак. Почему каждый раз, когда девушка испытывает сильные эмоции, парни считают ее сумасшедшей?

– Нам просто так кажется. Девушка боится гнева воображаемого чувака на небе, так что ты имеешь ее в задницу, а она после этого хочет выйти за тебя замуж. Разве это не полное безумие? Она просто долбанутая.

Бакет сказал:

– Точно долбанутая. – Он снова повернулся к Люси: – Да ладно тебе, не бесись.

– Ха-ха.

– О, черт! – сказал Брюэр. – Я кое-что еще странное вспомнил. Итак, Бен рассказал про Тину, все посмеялись. А потом затихли. Ну, знаете, бывает, что все вдруг без причины одновременно замолкают. И тут Джейсон Уорд наклонился через стол, посмотрел Бену в глаза и спросил: «Она сильно плакала?» Я сначала подумал, что он шутит, но когда увидел его выражение, то понял: он спросил на полном серьезе и в ответе очень заинтересован. Типа, ему нужно было знать, как сильно плакала Тина.

Люси вздрогнула. Джейсон всегда ее напрягал. Лишь однажды она заметила хоть какие-то эмоции на его лице – когда подрались Люк Олсен и Дейл Рапп. Джейсон стоял в стороне, покачивался и улыбался.

– Нам всем жутко от вопроса Джейсона стало, и Бен как-то отшутился, чтобы можно было продолжить хвастаться своим анальным завоеванием. Но угадай, кто начал встречаться через три дня?

– Джейсон и Тина? – Люси знала, что ответы, которые отзывались в животе тупой болью, обычно оказывались правильными.

– Ага. Джейсон и Тина. Мне от этого не по себе стало. Однажды я видел, как они держались за руки, а потом он отпустил ее, и у нее на коже остались белые отпечатки. У нее все пальцы согнулись, а ладонь выглядела как сломанное крыло птенца, врезавшегося в окно. Помню, тогда я к нему почувствовал ненависть, прям чистую ненависть. Поэтому, когда узнал, что он пропал, я вспомнил о той помятой ладони, о том, как он спросил, сильно ли плакала Тина, и мне стало так хорошо. Ты понимаешь? Типа, скатертью дорога. Надеюсь, его никогда не найдут.

В кабине повисло то самое молчание. Слова Брюэра эхом отозвались в головах, заглушая любые мысли о том, что не стоит говорить подобных вещей про ребенка, который может быть в смертельной опасности. Люси размышляла, чем руководствовался Брюэр – принципами или местью, – но потом подумала о парнях вроде Джейсона, которым, скорее всего, очень любопытно, как сильно может плакать она.

– Согласна, – сказала она. – Скатертью дорога.

Она снова поймала взгляд Брюэра в зеркале заднего вида и прищурилась. Думал ли он о ней?

Тут Бакет сказал:

– Знак! Восемнадцатая миля! Нельзя пропустить съезд.

Брюэр включил дальний свет, выхватив кустарник и куски лавы по бокам дороги.

– Ага, за поворотом уже будет можжевельник, в который в прошлом году молния ударила.

А он часто сюда приезжает.

Люси увидела обугленное дерево: у основания оно было белым, без коры, середина была вся разорвана, а зазубренные почерневшие ветви тянулись к небу, и в свете фар оно казалось совсем призрачным.

– Вот и приехали, – сказал Брюэр. – Пришло время веселиться!