Элиза и ее поклонники

Допив коньяк, мужчины вышли в переднюю. Берта фон Лаутербах в самом деле уже спустилась – в элегантном серебристом платье с черной выпушкой. Черный же кружевной шарф покрывал ее плечи, седые волосы были затейливо убраны. Встретив холодный испытующий взгляд этой дамы, Филипп невольно подумал: «Хорошо, что Францу, а не мне быть ее кавалером за столом. С барышней будет, полагаю, попроще, хотя, вероятно, придется поскучать».

Она, молодая графиня, вскоре тоже спустилась, опередив, как ни странно, свою маменьку. В руке у Элизы было письмо, с которым она поспешила к серебряному подносу для корреспонденции, лежавшему на маленьком столике у стены.

«Как хорошо, – сказал себе Филипп, – что я захватил с собою давеча законченное письмо к матери. Оставлю его здесь, и с завтрашней почтой оно будет отправлено».

Элиза приблизилась к тетушке и оживленно с ней заговорила, а гость тем временем подошел к столику, вынул из внутреннего кармана фрака свое письмо и положил его на поднос. При этом взгляд его невольно упал на конверт, оставленный сестрой Франца. Имя адресатки было выведено изящным женским почерком.

Филипп вздрогнул. Послание предназначалось, вероятно, какой-то подруге, которой он не знал. Однако он знал эту руку! Именно ею были написаны те строки, что он столько раз перечитывал!

Мыслимо ли это? Элиза фон Фрайберг? Благовоспитанная барышня, только вчера начавшая выходить в свет? Может ли быть, чтобы она уже мечтала о поцелуях и ласках любимого мужчины?

* * *

Филиппу с трудом удалось сохранить внешнюю невозмутимость. Открытие взволновало его, тем более что нынче же вечером ему предстояло показаться под руку с Элизой в обществе и сидеть рядом с ней на концерте.

«Невероятно! – удивлялся он. – Как может эта девушка – то есть женщина (ведь она вполне уже созрела, как видно по ее декольте) – столь невинно улыбаться в предвкушении приятного музыкального вечера? Будет ли улыбка Элизы такою же, когда он – тот, кому она писала, – склонится над ней и коснется губами притягательной маленькой родинки на ее груди? Потемнеют ли эти внимательные карие глаза или же закроются, когда… О нет! Не стану даже думать о таком! Что это на меня нашло?»

Слушая пианиста, Филипп старался немного отвлечься от мыслей о женщине, сидевшей подле него и непрестанно напоминавшей ему о своем присутствии цветочным ароматом духов. Музыкант исполнял «Шесть музыкальных моментов» – чудесные маленькие пьесы, выражающие самые разнообразные чувства, от беспечной радости до отчаяния. В программе значилось, что эти сочинения Франца Шуберта были опубликованы два года назад, за несколько месяцев до смерти композитора. Филипп слушал их впервые, однако его внимание не желало вполне сосредоточиваться на музыке.

То и дело посматривал он на свою соседку, а вернее, на ее руки с длинными тонкими пальцами, обтянутые белой лайкой. Они то поигрывали веером из слоновой кости, то вежливо аплодировали, то спокойно ложились на колени.

Лицо Элизы Филипп старался не разглядывать, и все же он не мог не соотносить ее облика с тем, что теперь знал о ней. К тому же нельзя было не признать, что эта девушка прелестна. Как она улыбается, как сияют ее глаза, смотрящие на пианиста! Очевидно, тот, другой мужчина, тоже заметил очарование Элизы. И его восхищение не осталось без ответа.

В антракте Филипп подвел соседку к столу и предложил ей бокал вина. Он с улыбкой выслушивал ее замечания и вежливо отвечал на вопросы о его музыкальных предпочтениях. Она так по-девичьи наивно болтала с ним и в то же время – он знал это – тосковала по своему возлюбленному. Какое поразительное противоречие!

После антракта нервы Филиппа уже не были так напряжены. Он сумел отчасти преодолеть то потрясение, каким явилась для него двойная жизнь молодой графини.

Пение, по видимости, не нравилось Элизе. Ее правая рука судорожно сжимала веер, а искоса взглянув ей в лицо, Филипп увидел нахмуренный лоб.

Да, под маской беспечной дебютантки, несомненно, скрывались глубокие чувства. Сейчас ее всего лишь раздражала некоторая резкость высоких сопранных нот, но когда она окажется в объятиях любимого…

«Довольно!» – остановил себя Филипп.

Когда уста твои меня коснутся…[7 - Здесь и далее цитируется романс Франца Шуберта «Тайная любовь» (1827) на стихи Каролины Луизы фон Кленке.]

– запела артистка.

«Неужели все сегодня сговорились?» – подумал Филипп, подавив стон.

Глаза горят, от зноя тело страждет,
И сердце полно незнакомой жажды…

Вслушиваясь в эти слова, Элиза подалась вперед и слегка склонила голову набок. Мерцание ее сережки, похожей на каплю росы, привлекло взгляд Филиппа к нежной коже за мочкой уха. Он сглотнул и на мгновение закрыл глаза.

Почему он прежде не замечал, как изысканны линии этой шеи, которую сегодня украшала лишь простая золотая цепочка?

«Уста иссушены томленьем…» – услыхал Филипп и невольно облизнул губы. Треклятая песня! Кончится ли она когда-нибудь?

Наконец музыка смолкла. Сопрано поклонилась, принимая аплодисменты и, сказав несколько прощальных слов, запела последний романс.

На всех вершинах —
Покой.
В листве, в долинах
Ни одной
Не вздрогнет черты…
Птицы дремлют в молчании бора.
Подожди только: скоро
Уснешь и ты![8 - Перевод Валерия Брюсова. Это стихотворение Иоганна Вольфганга Гёте («Ночная песнь странника», 1780) более широко известно русскоязычному читателю в вольном переводе Лермонтова («Горные вершины спят во тьме ночной»).]

Покой… Да, вот о чем теперь мечтал Филипп. Ему хотелось скорее остаться одному, чтобы сон освободил его от назойливых мыслей.

Так, значит, у Элизы фон Фрайберг есть возлюбленный. И кто же? До сих пор Филипп, пораженный своим открытием, не думал об этом.

В ближайшее время следовало улучить подходящий момент, чтобы вернуть письмо той, кем оно написано, и предостеречь ее. Тайная любовь может довести девушку до беды.

Глава 11

– Уверен ли ты, что хочешь сегодня остаться дома? – спросил Франц, беря цилиндр.

Филипп кивнул.

– Я должен написать письмо родным.

– Ты мог бы сделать это и в другой день, когда погода будет похуже. Идем с нами, друг мой. Вид с горы Меркур тебя восхитит. Или ты не хочешь скучать в обществе моей матери и Амели? Понимаю. Шестнадцатилетние девочки – не самая занятная компания для тебя.

– Нет-нет, не думай ничего такого. Твои сестренки очаровательны, а маменька – интересная собеседница. Но мне правда необходимо заняться моей корреспонденцией. Письмо к матери вот уже несколько дней меня тяготит.

Письмо в самом деле его тяготило, но только не к матери. Он не переставал думать о том послании, что написала своему возлюбленному старшая из сестер Франца.

Элиза.

Сейчас она была в большом салоне и играла на рояле. Танцующие ноты, струясь жемчужным потоком, наполняли собою весь дом.

Филипп с облегчением вздохнул, когда Франц в веселом расположении духа наконец-то отправился на прогулку с матерью и Амели. Настал подходящий момент для того, чтобы вернуть Элизе письмо и деликатно объяснить ей, на какой опасный путь она ступила.

Разумеется, как человек чести, Филипп не думал разглашать случайно раскрытую чужую тайну. И все же нельзя было допустить, чтобы роман Элизы продолжался. Скандал мог оказаться губительным не только для нее самой, но и для репутации всех фон Фрайбергов – семьи, к которой принадлежал лучший друг Филиппа.

Элиза – то есть, конечно же, графиня (именно так ее следовало называть тем, кто не состоял с ней в родстве) – взяла несколько мощных аккордов. То, что она играла сейчас, было очень несхоже с тем милым легким менуэтом, который исполнялся ею позавчера для родителей и фон Кребернов. Теперь она вкладывала в свою игру некое чувство, не поддающееся описанию, слишком сильное и страстное для невинной девушки с глазами косули и мягкими изгибами стана.

Филипп кашлянул, отгоняя от себя вновь возникшие неподобающие мысли. Как он с собою ни боролся, с того музыкального вечера в курзале и до сих пор ему снова и снова представлялась Элиза в объятиях мужчины. Каково это – держать ее в руках, пробуждая в ней те чувства, что она описала в своем письме?

Перед входом в музыкальный салон Филипп остановился и огляделся. Не смотрит ли кто-нибудь? Граф с сестрой еще не вернулись из города, графиня села в карету и отправилась на прогулку в сопровождении Франца и Амели, Йозефина сидела в саду с гувернанткой и стопкой книг. Ежели никто из слуг не окажется рядом, то разговор Филиппа с Элизой останется для всех тайной.

Он тихо открыл дверь музыкального салона и, войдя, тут же ее затворил. Молодая графиня фон Фрайберг сидела за роялем, спиной к вошедшему. Музыкантша была, по-видимому, так увлечена игрой, что даже не заметила появления гостя. Это дало ему возможность немного понаблюдать за ней. Тонкую талию обтягивал светло-зеленый шелк пышного платья. Все тело пианистки слегка покачивалось в такт музыке.

Рукава с огромными буфами (de rigueur[9 - Обязательный, требуемый (фр.).] для дам в том сезоне) были подтянуты при помощи пружинных колец и заколоты на плечах. Эта деталь, не вполне вязавшаяся со всегдашней утонченной благопристойностью манер Элизы, потрясла Филиппа своей интимностью. Молодой человек так смутился, как если бы заглянул барышне под юбку и увидел икры, обтянутые чулками. «Она подобрала рукава только лишь затем, чтобы они не мешали ей музицировать, – успокоил себя он. – Откуда ей было знать, что я войду?»

Играла Элиза превосходно. Филипп впервые слушал ее с таким вниманием и видел, как она всецело отдается музыке.