Темная ложь

– Ты ведь знаешь, что я терпеть не могу, когда ты становишься таким омерзительно слюнявым.

На самом деле Страйдеру это жутко нравилось.

Они завернули за угол и миновали одну из многочисленных гостиных. В комнате никого не было. В столь ранний час большинство воинов еще нежились в постелях, возле своих женщин, если, конечно, не случалось чего-нибудь из ряда вон выходящего. Гидеон обвел взглядом помещение. Стены комнаты были обильно и беспорядочно украшены портретами обнаженных людей – их развесила богиня анархии, чье ядовитое чувство юмора не уступало Гидеонову. Помимо этого, интерьер гостиной составляли красные кожаные кресла (Рейес, одержимый демоном Боли, иногда резал себя, чтобы усмирить демона, поэтому красный был очень кстати), книжные полки (Парис, одержимый демоном Разврата, обожал любовные романы) и странные серебряные лампы, которые причудливо обвивали кресла (Гидеон не имел представления, кто ими пользовался). Повсюду были расставлены вазы со свежими цветами, наполнявшими гостиную чудесным сладким ароматом (опять же воин не имел понятия, чьи они, но считал, что пахнут цветы прекрасно). Воин с жадностью втянул в себя благоухание и ощутил жгучий укол совести: в то время как он окружен роскошью, его предполагаемая жена гниет в подземелье. Перед этим она провела многие тысячи лет в Тартаре, так что с его стороны вдвойне жестоко было бросить ее там, внизу. В самом деле, какой мужчина допустил бы такое? Только моральный урод, и он, Гидеон, явно может считаться королем таковых. В конце концов, получив ответы на свои вопросы, он собирался снова упрятать женщину в застенки, на сей раз уже насовсем, даже если окажется, что она и правда ему жена, вернее, когда-то была ею.

«Я ужасный человек», – с горечью подумал Гидеон.

Ее нельзя было освободить – она, вернее, ее способность представляла слишком большую опасность: умерев в кошмарном сне Скарлет, человек уже не просыпался. Невероятно, но факт. Это был конец, самый настоящий. Реши она вдруг встать на сторону охотников – а этого нельзя было исключать («Ох уж эти неразумные женщины», – ворчал про себя Гидеон), Владыки лишились бы спокойного сна, а перестав отдыхать, очень быстро превратились бы в рыкающих зверей. Яркий тому пример – Гидеон, который неделями почти не спал.

«Медленнее, – велел демон. – Ты идешь слишком быстро».

Обычно Ложь молчаливо наблюдал за происходящим из глубин сознания воина и подавал голос лишь тогда, когда речь шла о чем-то, без чего демон никак не мог обойтись. Но даже в этих случаях ему приходилось говорить обратное тому, что он хотел. И сейчас демон просил, чтобы Гидеон быстрее спустился к Скарлет.

«Дай мне крылья, и я буду у нее через минуту», – сухо парировал воин, но шаг все-таки ускорил. В мыслях Гидеон мог быть честен с собой и с демоном, чем всегда пользовался. В свое время ему пришлось отчаянно побороться за это право – право думать так, как он чувствует. Когда в него вселился демон, его душу и разум наполнили тьма и хаос, он стал рабом своего нового спутника и его жестоких желаний. Он мучил смертных, чтобы слышать, как они кричат, сжигал дома вместе с их обитателями, убивал без разбору, потешаясь над своими жертвами. По прошествии нескольких сотен лет Гидеон все же прорвался назад к свету. Теперь он был хозяином положения, и ему даже удалось отчасти приручить демона.

Страйдер тяжело вздохнул, и этот вздох вырвал Гидеона из его мыслей.

– Гидеон, приятель, послушай меня. Я уже говорил это, но повторю снова. Ты не можешь увезти женщину из замка. Она убежит от тебя, и ты это отлично знаешь. Охотники рыскают по городу. Что будет, если она попадется им в лапы? Они ее завербуют, используют. А если она откажется им помогать, причинят ей боль, изувечат, как искалечили тебя.

По словам Страйдера, получалось, что Гидеон не способен пару дней приглядеть за хитрой дамочкой. А это было совсем не так. Он отлично знал, как надирать задницы и развязывать языки. К тому же Страйдер полагал, будто Гидеон не сможет найти ее, если она в самом деле удерет. И наконец, Страйдер, вероятно, был совершенно прав, но это ни в коей мере не смягчило охватившее Гидеона раздражение. «Может, я, черт возьми, и не такой вкрадчивый сердцеед, как Страйдер, но кое-что по этой части все-таки умею!»

Кроме того, Скарлет тоже была бессмертной воительницей. Она умела создавать вокруг себя тьму, непроницаемую для глаз ни человека, ни бога, которую не мог рассеять ни один светильник. Поэтому упустить ее будет не таким уж и позором… «Но я не упущу ее, – сказал себе Гидеон. – Кто вообще сказал, что она захочет сбежать? Я доставлю ей такое наслаждение, что у нее и мысли подобной не возникнет». Он собирался соблазнить Скарлет и считал, что это будет совсем несложно, ведь она наверняка когда-то очень любила его, раз вышла за него замуж. «Вышла ли?.. – снова спросил себя Гидеон. – Вот черт!»

– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказал Страйдер, еще раз вздохнув. – Пусть убегает. Что с того? Убежит – поймаешь.

– Не угадал.

– А что с ней будет, пока ты станешь ее искать? Днем она беззащитна. Если тебя не окажется рядом, кто о ней позаботится?

«Дьявол! Хороший довод», – подумал Гидеон. Под влиянием своего демона в дневные часы Скарлет спала мертвым сном, и до заката никто и ничто не могло ее разбудить. Воин узнал об этом случайно. Однажды, спустившись в камеру, он попытался вывести женщину из забытья, но, как ни тряс ее (удивительно, что у нее не оторвалась голова), ничего не добился. Каково же было его удивление, когда через несколько часов она как ни в чем не бывало открыла глаза и потянулась. Эта особенность Скарлет тоже интриговала Гидеона и порождала массу вопросов. Почему ее демон спит днем, когда люди вокруг бодрствуют? Ведь логика ночных кошмаров в том, что они бывают только по ночам… Что происходит, когда Скарлет путешествует и оказывается в другом часовом поясе?

– Нам повезло, что мы вовремя нашли ее, – продолжал Страйдер. – Если бы не ангел Аэрона, мы все погибли бы, пытаясь защитить ее. Глупо и опасно выпускать ее на свободу… какие бы на то ни были причины…

– Ты уже не говорил этого, – возразил Гидеон, подразумевая, что друг уже бессчетное число раз упоминал об этом. – К тому же Оливия по-прежнему не с нами. И не поможет нам, случись что. А теперь, дружище, я не люблю тебя, но, пожалуйста, продолжай говорить. – Все это значило, что Оливия оставалась с ними и, если что-то пойдет не так, могла помочь, а сам Гидеон просит друга наконец заткнуться, хотя и очень любит его.

Страйдер раздраженно зарычал. Друзья спускались по ступенькам, ведущим в подземелье. Здесь уже не было витражей, по обе стороны тянулись мрачные, выщербленные каменные стены, тут и там заляпанные кровью. Воздух стал затхлым, в нем чувствовались запахи пота, мочи и крови. Слава богу, этот смрад исходил не от Скарлет, в противном случае Гидеона совсем доконало бы чувство вины. К счастью (но далеко не для всех), она была не единственной узницей в этих застенках: в соседних камерах в ожидании допроса (точнее, пыток) сидели несколько охотников.

– Что, если она тебе соврала? – спросил Страйдер. Он не знал, когда остановиться, вернее – не мог.

Гидеон прекрасно понимал это и лишь поэтому, вместо того чтобы, по-быстрому вырубив друга, убежать, продолжал спокойно идти рядом с ним.

– Что, если она никакая тебе не жена?

Гидеон фыркнул и напомнил:

– Забыл тебе сказать: отделять ложь от правды – для меня непосильная задача.

– Да, но еще ты говорил, что с ней это не работает.

«У одного из нас очень хорошая память… даже чересчур хорошая», – подумал Гидеон.

– Она никак не может быть моей женой, – сказал он, имея в виду, что вероятность невелика, но все же она есть. – Поэтому я не должен сделать это.

Когда Скарлет впервые проникла в сон Гидеона и попросила спуститься к ней, он тут же ринулся на зов – ему до смерти хотелось увидеть ее. С тех пор как женщина появилась в замке, все мысли воина были о ней, словно часть его узнала ее на каком-то подсознательном, интуитивном уровне. Когда же Скарлет заявила, что они целовались, занимались любовью и даже сыграли свадьбу, та же часть его довольно заурчала. Но как Гидеон ни старался, он так и не смог вспомнить Скарлет… «Почему? Почему я ее не помню?» – снова и снова спрашивал он себя.

По зрелом размышлении у него родилось несколько версий. Во-первых, боги могли стереть ему память. «Но зачем им это понадобилось? И почему они тогда не сделали так, чтобы Скарлет тоже меня забыла?» Во-вторых, Гидеон сам мог подавить свои воспоминания о ней. Но опять же он не понимал, зачем и, главное, как сделал это. В его жизни была уйма такого, о чем он действительно с радостью бы забыл. В-третьих, его память мог каким-то образом стереть демон, когда вселился в него. Но если это так, то он не должен был помнить свою жизнь на небесах, ту, которую вел, когда был слугой Зевса, призванным каждодневно охранять царя богов.

Они со Страйдером остановились напротив камеры, где на протяжении нескольких последних недель находилась Скарлет. Как и ожидал Гидеон, она мирно спала на походной раскладушке. Каждый раз, когда он спускался сюда и видел ее, у него перехватывало дыхание. Так произошло и теперь. «Какая красавица! – подумал он. – Но… моя ли? Да и хочу ли я, собственно, чтобы она была моей?.. Нет, определенно нет. Это так все усложнит… А впрочем…» По крайней мере, Гидеон позаботился о том, чтобы девушка содержалась в чистоте и сытости. Три раза за ночь в камеру приносили горячую пищу, и у нее всегда было много воды, как питьевой, так и для мытья. Гидеон думал, что обязательно проследит, чтобы Скарлет, вернувшись в камеру, снова могла пользоваться всеми этими удобствами. «Пусть и за это спасибо скажет», – размышлял он.

«Медленнее! – взвыл демон Лжи, мечась у него в черепной коробке. – Медленнее!»

«Сейчас, приятель, сейчас», – мысленно отозвался Гидеон, но продолжил стоять, точно каменный, упиваясь мгновением, которого, казалось, он ждал всю жизнь. «Упиваясь мгновением? – пронеслось в его голове. – Фу! Я и правда превращаюсь в бабу».

«Еще немного, и у тебя встанет! Смотри в сторону!» – велел себе воин. Это прозвучало уже чуть по-мужски, чему он был несказанно рад. Гидеон медленно отвел взгляд от Скарлет. Каменные стены ее узилища были совершенно глухими: без окошек или тем более проходов в соседние камеры, а это означает, что она не видела никого из охотников, томящихся по соседству. Хотя вообще-то Гидеона мало волновало, видит она их или нет, главное – они не видят ее. Да, он, несмотря ни на что, хотел, чтобы она принадлежала ему одному, по крайней мере сейчас.

Что касается охотников, то при появлении воинов они тут же перестали переговариваться и укрылись в сумрачных недрах своих камер. Воцарилась такая гробовая тишина, что можно было подумать, будто от ужаса (вдруг пришли за кем-то из них) узники перестали дышать. Гидеону нравилось, что враги боятся его. Ведь им действительно было чего опасаться. Охотники ловили и насиловали ни в чем не повинных бессмертных женщин, чтобы родились дети-полукровки, которые, если им с малолетства привить ненависть к Гидеону и его друзьям, вырастут и станут грозным оружием в борьбе с ними. Обретя таких могущественных союзников, охотники сумеют раньше Владык найти ларец Пандоры и с его помощью отделить демонов от их хозяев, что неминуемо убьет последних, ибо люди и духи составляли единое целое. Это было частью наказания воинов за то, что они открыли дурацкий ларец.

Трясущейся рукой с негнущимися пальцами Гидеон достал из кармана ключ от камеры Скарлет и поднес его к замку.

– Подожди, – остановил его Страйдер, ухватив за плечо.

Гидеон не стал стряхивать руку друга – пусть тот думает, что этот маленький поединок характеров остался за ним.

– Ты можешь поговорить с ней здесь.

«Нет, не могу, – мысленно ответил ему Гидеон. – Мы тут не одни, а это значит, что Скарлет будет напряжена и ни за что не подпустит меня к себе». В то же время воину до смерти хотелось прикоснуться к ней. Кроме того, тактильный контакт – единственное средство обольщения, имевшееся у него в арсенале. Гидеон знал: глупо надеяться соблазнить девушку рассказами о том, какая она уродина и чего он не хочет с ней сделать…

– Не расслабляйся, дружище! – произнес он вслух. – Я же не говорил тебе сотни раз, что, как только узнаю правду, тут же верну ее назад. Идет?

– Если ты сможешь ее вернуть. Об этом мы тоже уже говорили, и не раз. Помнишь?

«Еще бы не помнить…» – подумал Гидеон и сказал:

– Я не буду осторожен! Не клянусь тебе! Но я действительно не должен выяснить правду. Это совсем не важно для меня.

Рука Страйдера по-прежнему стальной хваткой сдавливала плечо друга.

– Ты выбрал неудачное время, чтобы покинуть замок, – прибегнул он к последнему доводу. – У нас целых три артефакта, и Гален злой как черт. Он вот-вот выкинет какую-нибудь гадость в отместку за третью реликвию, помяни мое слово.

Главарь охотников Гален вышел из среды бессмертных воинов и тоже носил в себе демона – Надежду. Смертные последователи, плененные его ангельской внешностью, помноженной на чары живущего в нем создания, искренне полагали, что он и в самом деле ангел. Именно Гален внушил им, что Владыки виновны во всем зле на свете и что они, охотники, призваны избавить мир от этого зла и, не щадя живота своего, бороться за лучшее будущее.

Третий артефакт – Плащ Невидимости – попал в руки этого самозваного ангела, но новая подруга Аэрона Оливия, которая была настоящим ангелом в буквальном смысле этого слова, украла его. Поскольку для того, чтобы найти ларец Пандоры, нужно было собрать вместе четыре божественных артефакта – Всевидящее Око, Клеть Принуждения, Плащ Невидимости, которые у воинов уже были, и Жезл Разделения, который они собирались вскоре найти, Гален жаждал вернуть Плащ, а в придачу к нему заполучить и все прочие артефакты. А это означало, что столкновения между охотниками и Владыками в ближайшее время участятся. «Впрочем, не важно», – решительно думал Гидеон. Ничто не могло заставить его отказаться от задуманного, в первую очередь потому, что в глубине души ему казалось, будто от этого зависит его жизнь.

– Гид… Дружище… – снова начал Страйдер.

Глаза Гидеона превратились в щелочки.

– Ты напрашиваешься на поцелуй, – прорычал он, имея в виду, что вот-вот пустит в ход кулаки.