– Я не буду вдаваться в подробности обучения. Судя по тому, что я видел, ты и сама проходила что-то подобное. Первые двадцать недель были сущим адом. После них осталось около десяти процентов от тех, кто подал заявление в этот элитный отряд, остальных отправили домой. И ещё около восьми месяцев мы проходили более усиленную и углублённую подготовку. Хотя, если говорить откровенно, каждое новое задание на протяжении всей службы становилось очередным этапом обучения.
– Нас забросили в Афганистан на первом же контракте. Совсем ещё зелёных бойцов элитнейшего спецотряда, – в голосе Хантера звучала неприкрытая издёвка и ирония. – В то время там велись очень активные военные действия, и людей не хватало. Мы жили там по полгода, возвращаясь домой в Штаты на несколько недель. Тогда мне казалось, что всё правильно. Что я там, где должен быть. Мы были слишком молоды, чтобы серьёзно относиться к смерти. Чтобы понимать, что смерть это навсегда. И с радостью шли воевать. Мы помогали рядовым пехотинцам, прикрывали их операции, силой вытаскивали людей из их домов, искали оружие, искали тех, кто поддерживает режим Талибана. Или освобождали мирное население от захватчиков. Я видел такое, о чём не хочется вспоминать, не то что говорить. И нам нужен был снайпер. Человек, который будет прикрывать со стороны нас самих. Будучи самым метким стрелком, не проходя никакого обучения, потому что на него просто не было времени, им стал я. У меня на интуитивном уровне получалось поражать мишени так, как не могли опытные снайперы. Гораздо позже я уже дошёл до теории.
– Ты убивала по приказу. Я же всегда принимал решение сам. От меня зависела жизнь моих сослуживцев. И моих противников. Вот только противниками не всегда были взрослые мужчины. Я стрелял и в женщин, и даже в детей, с зажатыми под мышкой, спрятанными под одеждой снарядами. И только я решал, несут ли они прямую угрозу или это просто мирные жители с чем-то очень ценным для них. И зачастую на принятие решения у меня было всего лишь несколько секунд. Несколько секунд, по истечении которых я становился или спасителем, или убийцей. Я получил то, что хотел. Почувствовал свою безграничную и неоспоримую силу. Я упивался ей. И только потом понял, как неправильно было то, с какой лёгкостью я принимал это решение. Малолетний сопляк, дорвавшийся до власти и озлобленный на весь мир.
– В моём официальном личном деле написано, что в Афганистане моя группа была лишь год. После возвращения нам всем промыли мозги и заставили поверить в это настолько, что большинство именно так и думает. Большую часть времени я и сам так думаю. Но это ложь. Правду же не найдёт никто ни в одном источнике. Даже ты. Всё подчистили так, как будто ничего и не было. Потому что спустя год нас перевели в особый род войск. Теневой отряд со специфическими задачами и сверхполномочиями. И только вот такие вот ночи как сегодня напоминают мне обо всём этом.
– То, что мне снится, это не отдельный эпизод. Это ядерная смесь из самых худших моментов. Бомбардировки, неудавшиеся операции, самые кровавые убийства и многое другое.
– Та заброска была самой длительной. Шёл седьмой месяц в особо горячих точках. Нас кидали по всей стране. Постоянные бомбёжки и днём, и ночью, тонны использованных боеприпасов, вечный крик и запах страха. Мы медленно сходили с ума. И как один, даже я, говорили себе, что это последний раз. Что, вернувшись домой, мы больше не сядем в этот чёртов самолёт, летящий в Афганистан.
– Зачастую местные жители сотрудничали. Мирное население всегда было готово помочь. Ночлегом, продуктами, водой. Несколько семей, сплотившихся в одном большом доме, приютили нас… Чёрт, я так чётко вижу это во сне, и так плохо помню, когда просыпаюсь… Что даже не могу сказать, что точно там произошло…
Переведя дыхание, Хантер выпрямился, поднимая глаза к потолку, как будто хотел найти там ответы. И не находил. Он снова нащупал в полутьме руку Северины, хватаясь за неё как за спасательный круг.
– Они же нас и подставили. Сдали талибам. И в результате мы потеряли двоих парней из десяти. Лучших друзей, ставших частью нашей семьи за эти четыре с половиной года. И нам окончательно снесло крышу. Нами двигала жажда мести и ничего больше. Какой-то сумасшедший животный инстинкт. Мы расстреляли их всех. Просто загнали в огромный барак и выстроили у стены двадцать человек: мужчин, женщин, детей. Четырнадцать детей, Северина, четырнадцать. Самым младшим из которых было около шести лет, а старшим не больше двенадцати. И мы убили их, не разбираясь, кто виноват, а кто нет.
Голос Хантера в очередной раз сорвался и, нервно сглотнув, он перешёл практически на шёпот.
– А самое страшное… Что мы получали от этого удовольствие. Удовлетворение. От их криков, ужаса и паники. От крови, которая фонтаном летела во все стороны. И только на следующий день, снова увидев всё это, мы поняли, что натворили. Мои братья поняли, но не я. Я считал, что мы поступили правильно.
Чем больше он говорил, тем сильнее сжимал руку Северины, находящейся сейчас в полнейшем шоке от того, что он ей рассказывал. И только ощущение её тёплой ладони не давало ему снова впустить в себя всё то, что он чувствовал тогда.
– А через несколько дней нас взяли в плен. Да мы сильно и не сопротивлялись. Парням это казалось облегчением. Они больше не могли делать то, зачем пошли служить. Справедливым наказанием за то, что они уже сделали. Я же… Я остался в том бараке. Я как наркоман прокручивал в голове тот день, получая очередную дозу удовольствия. Час за часом. День за днём. И это придавало мне сил сопротивляться пыткам. А потом я увидел тебя. Ты стала моим видением в этом аду пустыни, гор, крови и боли.
– Ты видел меня тогда? – Северина совершенно этого не ожидала. Тем более не ожидала, что он запомнит это.
– Пока ты не сказала, что это была ты… Все эти годы я думал, что мне показалось. Просто мираж. Или игра моего же собственного разума. Что я просто сошёл с ума от боли. Знаешь, ведь ты действительно была похожа на ангела, какими их рисуют на рождественских открытках. Только почему-то в военной форме. Стояла на холме среди камней, такая маленькая, напуганная и уставшая. Твои белокурые волосы развевались на ветру и светились в солнечных лучах. А руки сжимали винтовку. Я помню ощущения от того, какой я тебя увидел. Столько силы. Чёрт, говорю как влюблённый поэт из восемнадцатого века.
Хантер как-то особенно нервно рассмеялся, а потом успокоившись, продолжил:
– Я смотрел на тебя и не мог оторвать взгляд. Это длилось всего секунду, а мне казалось, что целую вечность. Но стоило мне только моргнуть, тебя там уже не было. И, конечно, я решил, что всё сам придумал. Убедил себя в этом. Но в тот момент во мне как будто что-то щёлкнуло, встало на место. И я понял, что не хочу. Не хочу больше нести смерть. Не хочу больше быть заложником своей злости. Потому что всё это сжирало меня изнутри. Мне понадобилось несколько лет, чтобы обуздать свои эмоции, чтобы подчинить их себе. Потому что каждый раз выходя из себя, я уже не мог остановиться.
– Ты стараешься искупить свою вину… – с удивлением прошептала Северина. Это внезапное озарение расставило всё по своим местам.
– Да. Поэтому я пошёл служить в ФБР. Поэтому я так ревностно отношусь к закону. И именно поэтому я стараюсь всячески избегать убийств. Потому что чаша моей вины и так переполнена. И я боюсь, что если она перельётся через край, то я не выплыву.
– Кажется, нам обоим есть чему поучиться друг у друга, да? – встав на колени позади него, Северина обвила руками шею Хантера, прижимаясь щекой к его щеке. – Мы просто перемешаемся друг в друге. Смешаем твоё чувство вины и моё безразличие. А потом снова разделим на двоих, получая идеальный баланс.
– Если бы всё было так просто… – с сожалением произнёс Хантер, поглаживая её руки и откидывая голову на её плечо. Но то, что она сказала это, было крайне важно для него. То, что она поняла и не осудила. То, что не испугалась. Как же он был благодарен этой чокнутой девчонке.
– Ничего не даётся просто. Но мы справимся. Нам всего лишь нужно немного времени. А уж ждать снайпер умеет лучше всего, – улёгшись на спину, Северина утянула его за собой на кровать, крепко обнимая и перебирая пальцами его волосы.
– Знаешь, мне повезло. Повезло, что у меня это просто сны, – Хантер тяжело вздохнул и уставился в потолок немигающим взглядом. – Я никому об этом не говорил, но после возвращения я… я ходил в специально созданные группы поддержки ветеранов. Думал, что у меня всё плохо. Но мне, и правда, повезло. В отличие от других. Есть парни – и их действительно очень много – которые наяву видят то, что я вижу во сне. И не могут различить, где реальность, а где иллюзия. Иллюзия войны. Воспоминания, ставшие жизнью. Я смог выбраться, пережить, нашёл работу. Они же… Многие из них живут на улице или в приютах, от них отказались семьи, общество. Они опасны. Как для других, так и для самих себя. Потому что застряли в своих собственных воспоминаниях о том, что видели. И никому нет до них дела. Это… несправедливо.
– Справедливость так иллюзорна, Хантер. Мне кажется, это просто выдуманное слово, которое ничего не значит. А ты… Ты оказался сильнее других. Смог стать сильнее, – Северина с нежностью прошлась пальцами по его щеке и губам и снова запуталась в его волосах, перебирая каштановые пряди. – Часто тебе снятся такие сны?
– Сон. Всегда один и тот же, – и каким бы страшным он ни был, в её руках Хантер чувствовал себя уже совершенно спокойно. – И нет. Такое случается крайне редко.
Но всегда накануне чего-то важного. Плохого или хорошего. Чего-то, что разделит его жизнь на до и после. Последний раз Хантер проснулся из-за этого сна с криком и в холодном поту в ночь перед тем, как первый раз поцеловал Северину. А до этого не видел его несколько лет.
Глава 4. ЛВРБ
Этой ночью им больше не удалось заснуть. Разговоры сменялись поцелуями, нежные взгляды – жаркими объятиями, а неторопливая чувственность – яростной страстью. Они наслаждались друг другом, не желая терять ни секунды.
И только будильник, зазвонивший в тот момент, когда Хантер лежал на животе Северины, иногда касаясь его губами, а она жмурилась от удовольствия, поглаживая его по голове, заставил их оторваться друг от друга и вылезти из постели. У них было не так много времени, чтобы позавтракать и собраться, прежде чем им придётся всё-таки расстаться на несколько часов, чтобы потом встретиться вновь уже совершенно свободными. И начать новую жизнь вместе.
Снять квартиру здесь или перебраться в Вашингтон, если шеф Квинс всё-таки сдержит обещание о переводе Хантера, поехать попутешествовать, решить, чем Северина хочет заниматься. И радоваться каждому дню, проведённому вместе.
– Ты точно хорошо себя чувствуешь? – на выходе из комнаты Хантер повесил на плечо Северины рюкзак с винтовкой и с нежностью провёл костяшками пальцев по её щеке. – Потому что если нет…
– Да, Хантер, со мной всё в порядке, – она даже пошмыгала носом, чтобы продемонстрировать, что свободно дышит. – Температуры не было со вчерашнего утра. Кашель немного остался, но это ерунда. Не будь занудой.
– Я покажу тебя зануду, – хищно сверкнув глазами, Хантер прошёлся пальцами по её рёбрам, а Северина захохотала, отталкивая его руки. – Ладно, просто будь осторожна.
– Там наверху мне нечего бояться. Меня никто не увидит и не достанет, – Северина вмиг стала серьёзной. – Это ты будь начеку. Я постараюсь за всем уследить, но ты должен быть готов к тому, что парни не будут играть по правилам.
– Я всегда к этому готов. Да и мы далеко не белые и пушистые. Наушник и рация с собой?
– Да, в рюкзаке.
– А…?
– Хантер, перестань, – Северина быстро поцеловала его в губы, останавливая поток вопросов. – Я не маленькая девочка, и это не первое моё задание. Я знаю, что делаю.
– Я веду себя как курица-наседка, да? – Хантер в сомнении поднял одну бровь, пытаясь подавить улыбку.
– Скорее, как чересчур обеспокоенный дракон.
– Ох, и придумала же ерунду, – но он всё-таки позволил своим губам расплыться в довольной улыбке, притягивая Северину к себе для долгого прощального поцелуя. – Всё. Беги. Пока я не послал всё к чертям и не запер тебя дома, – Хантер подтолкнул её к выходу, провожая взглядом. Ему самому же предстояло отправиться в Бюро, чтобы переодеться в спецодежду и приехать на место вместе со своей командой.
*Keep the Streets Empty For Me – Fever Ray*
Выбравшись на улицу, Северина натянула капюшон своего тёплого спортивного костюма как можно ниже и побежала. В Рождество улицы всегда были пусты. Даже здесь, в этом курортном городе, этот день каждый старался проводить дома в кругу своей семьи. Она же радовалась тому, что уже вечером она окажется в кругу хоть и маленькой, но своей. Потому что чувствовала, что Хантер не просто парень, который нашёл к ней подход. Что он действительно её. Тот, о ком писал ей Спенсер в своём письме. Тот, кому она позволила прикоснуться не только к своему телу, но и к своей израненной душе. Кто вдохнул в неё жизнь и заставил полюбить её.
И Северина была совершенно счастлива, пока бежала в сторону порта с рюкзаком за плечами. Хантер предлагал отвезти её, но она отказалась. Ей нужно было это время, чтобы осознать, что это действительно последнее задание. Прочувствовать и отпустить. Окончательно попрощаться со своим прошлым и со своей верной подругой, которая прослужила ей не один год, ни разу не подводя. И из которой она сегодня сделает последние выстрелы. Или не сделает вовсе, если всё пройдёт хорошо.
Кроссовки отбивали мерный ритм, глубокое дыхание было ровным и уверенным, а руки – как никогда тверды. Воспоминания прошедших десяти лет вспыхивали и тут же гасли, а на языке крутилась одна фраза:
“Было и было”
Добежав до территории порта, уже проверенными обходами Северина добралась до нужного ей старого крана, который уже давно не использовался, и, натянув тонкие перчатки, полезла вверх по узкой железной лестнице, радуясь тому, что ветра сегодня практически не было. Стрелять он бы ей не помешал, но по крайней мере так хоть её саму не будет качать.
Меньше чем через пять минут Северина уже забиралась в крошечную кабину, находившуюся на высоте семидесяти метров над землёй, распахивая окно перед собой, чтобы впустить в маленькое затхлое пространство свежий морской воздух. Главное действие начнётся только через несколько часов, а значит, пока у неё было время в очередной раз всё осмотреть и приготовиться.
* * *
Хантер методично натягивал на себя спецодежду в раздевалке Бюро, время от времени перекидываясь с Филиппом хмурыми взглядами. После вчерашнего разговора они так и не сказали больше друг другу ни слова, не считая рабочих моментов. Оба злились и не собирались идти на примирение.