Нарко

– Ну что, будешь говорить?

Во рту появился привкус соплей и гари. Ян вспомнил уроки в Лупенарии. Их учили проповедовать, объясняли, как нужно убеждать прихожан. Нельзя просто сказать людям, что им делать, а чего избегать. Необходимо заставить человека самого поверить в то, что он поступает правильно, как будто он сам этого хочет. Главное вызывать сильные чувства. Играть эмоциями. Заставить взять на себя вину и привести тысячи примеров. Нужно напугать и утешить, потом снова напугать. Держать в напряжении, но не позволять замыкаться. Манипулировать, но мягко, незаметно, чтобы усыпить бдительность. Ян не понимал, почему вытягивать информацию решили у него, а не у Марка.

– Знаешь, – сказал красный от злости полицейский, – я не буду с тобой возиться.

Он повернул тумблер по часовой стрелке до конца и занес палец над зеленой кнопкой.

– Ну? Будешь говорить?

Ян молчал. Ток пронзил его тело. Ян чувствовал боль в каждом миллиметре кожи. В голову ударила тепловая волна, уши заложило. Он ощущал удары своего сердца, они отдавали импульсом во все тело, а потом будто прекратились. Яна тошнило, в глазах потемнело. Ему уже казалось, что все это происходит с ним во сне. Он был вымотан, боль притупилась. Полицейский убрал палец с кнопки.

– Говори, – спокойно сказал светловолосый.

Ян с трудом поднял голову и тихо произнес:

– Прости.

– Что? Я не расслышал.

Но не успел Ян открыть рот, как в комнату вошел второй полицейский. Он позвал светловолосого, и они оба вышли. Боров остался с Яном. Через десять минут вернулся только второй полицейский, снял с Яна наручники и повел по длинному коридору к выходу. На проходной его ждали Генрих и Марк. «Интересно, его тоже пытали, – подумал Ян, – меня пытал светловолосый, а его тот, другой». Генрих похлопал Яна по плечу и спросил, все ли в порядке. Ян молча кивнул. Они сели в джип и уехали. Фургона с грузом на парковке не было.

* * *

Поклонский женский Монастырь со всех сторон окружали толстые стены из красного кирпича, и внешне он напоминал древнюю крепость с колоннами. Народ собирался группами во внутреннем дворе. Все ждали первую проповедь сестры Евдокии, которую в народе прозвали «Поклонской Святой».

Евдокия сидела перед зеркалом. Раньше ей не приходилось выступать перед большой аудиторией. Она волновалась, но в то же время желала высказаться, донести до людей то, что считала важным. Молодая прислужница зашла в комнату и сообщила, что людей пришло гораздо больше, чем они ожидали. Они плотно заполонил весь двор, люди теснились вокруг храма, лишь бы хоть краем глаза увидеть ее. Началась давка. Некоторые стояли за оградой, не имея возможности протиснуться поближе к сцене. Ян с Марком пришли рано и заняли места в первых рядах. Люди поджимали их сзади. Виктор просил Марка понаблюдать за обстановкой и по возможности познакомиться с самой Евдокией. Ян пошел туда за компанию на случай, если Марку потребуется помощь.

Евдокия повязала голову черным платком, надела клобук и вышла на высокую паперть. Люди кланялись и громко ее приветствовали. Она недолго смотрела на них, потом глубоко вдохнула, взяла микрофон и сказала: