Но она выделялась. Дебора сдерживала толпу, значок поблескивал с верхнего края топа. Она больше бросалась в глаза, чем полмили ярко-желтой ленты, натянутой вокруг места преступления, и была заметнее трех патрульных машин со сверкающими мигалками.
Дебора стояла лицом к парковке, сдерживая растущую толпу зевак, в то время как команда криминалистов копалась в мусорном контейнере кафе. Хорошо, что меня не включили в нее. Вонью помойки тянуло через всю стоянку – смесь смрада латиноамериканской кофейной гущи, испорченных фруктов и протухшей свинины.
Коп у въезда на парковку оказался знакомым. Он махнул мне, я въехал и нашел место, где встать.
– Деб, – приветствовал я сестру, подходя прогулочным шагом. – Ничего костюмчик! Фигуру демонстрирует в самом выгодном свете.
– Пошел ты! – залившись краской, ответила она; такое не часто увидишь у взрослого копа. – Нашли еще одну проститутку. По крайней мере, похожа на проститутку. Трудно сказать точно по тому, что от нее осталось.
– Уже третья за последние пять месяцев, – сказал я.
– Пятая. Еще двух нашли в Броуарде, – мотнула она головой. – А эти засранцы продолжают утверждать, что официальной связи между случаями не установлено.
– Какую кучу бумажной работы прибавила бы такая связь, – услужливо поддакнул я.
Деб решила показать зубки.
– А как насчет вашей чертовой обычной полицейской работы? – рыкнула она. – Идиоту понятно, что убийства связаны.
Ее слегка передернуло.
Я в изумлении уставился на Дебору. Она коп, дочь копа. Ее ничем особо не проймешь. Когда Дебора только поступила в полицию и старшие ребята подшучивали над ней – показывали искромсанные тела, которых в Майами навалом ежедневно, надеясь, что она стравит свой обед, – она даже глазом не вела. Все это она уже видела. Была, делала, знает. А сейчас ее передернуло.
Интересно.
– Особый случай, что ли? – спросил я.
– Случай, который произошел на моем участке. – Она ткнула в меня пальцем. – А значит, я намерена раскопать это дело, засветиться и получить перевод в отдел убийств.
Я одарил ее счастливой улыбкой:
– Амбиции, Дебора?
– Да, черт возьми! Я хочу выбраться из полиции нравов и из долбаного секс-костюма. Я и правда хочу в отдел убийств, Декстер, и это дело может стать моим билетом. При одном маленьком условии… – Она замолчала, а потом сказала нечто совершенно ошеломляющее: – Пожалуйста, помоги мне, Декс.
– Пожалуйста, Дебора? Ты говоришь мне пожалуйста! Ты знаешь, как я начинаю от этого нервничать?
– Хватит трепаться, Декс!
– Нет, серьезно, Дебора…
– Я сказала, хватит! Ты поможешь мне или нет?
После того как она все так повернула, да еще это странное и редкое «пожалуйста», что я мог ответить, кроме:
– Конечно, Деб. Ты же знаешь, что помогу.
– Я не знаю этого, Декс. Я ничего про тебя не знаю.
– Обязательно помогу, Деб, – повторил я, стараясь показать, что я удивлен.
С очень хорошей имитацией оскорбленного достоинства на лице я направился к помойке, где возились остальные крысы-криминалисты.
Камилла Фидж в поисках отпечатков пальцев ползала по куче мусора. Эта коренастая женщина с короткой стрижкой, лет тридцати пяти, никогда не реагировала на мои легкие и элегантные комплименты. Увидев меня, она встала на коленки, покраснела и проводила взглядом, не сказав ни слова. Она всегда так – уставится на меня, а потом краснеет.
На дальнем конце помойки на перевернутом ящике из-под молока сидел Винс Масука и копался в горсти мелкого мусора. Он наполовину японец и любит шутить, что на его долю пришлась меньшая половина. По крайней мере, он считал это шуткой.
В открытой азиатской улыбке Винса есть что-то слегка неестественное. Как будто он научился ей по книге с картинками. Даже когда он проделывает над копами положенные по штату грязные шутки и приколы, никто не злится на него. Правда, никто и не смеется, но Винса это не останавливает. Он продолжает воспроизводить свои корректные ритуальные жесты, однако всегда кажется, что он просто прикидывается. Думаю, именно потому он мне и нравится. Еще один парень, притворяющийся человеком, прямо как я.
– Ну, Декстер, – произнес Винс, не поднимая глаз, – что привело тебя сюда?
– Я приехал, чтобы увидеть, как настоящие эксперты действуют в полностью профессиональной атмосфере. Не встречал здесь таких?
– Ха-ха, – ответил он. Предполагалось, что это смех, однако он был еще фальшивее его улыбки. – Тебе мерещится, что ты в Бостоне? – Винс что-то нашел, повернул к свету и прищурился. – Серьезно, почему ты здесь?
– Почему бы мне здесь не быть, Винс? – произнес я, стараясь нарочито возмутиться. – Здесь произошло преступление, не так ли?
– Ты занимаешься кровью, – заметил он, отбросил в сторону то, что рассматривал, и снова принялся за поиски.
– Не спорю.
Он посмотрел на меня с самой фальшивой улыбкой в мире:
– Здесь нет крови, Декс.
– Не понял? – У меня голова слегка пошла кругом.
– Здесь нет крови – ни внутри, ни снаружи, ни рядом. Вообще нет крови, Декс. Такого я еще не видел.
Совсем нет крови… Я понял, что повторяю эту фразу про себя, с каждым разом все громче и громче. Липкой, горячей, ужасно тягучей крови. Ни пятнышка. Ни следа.
СОВСЕМ НЕТ КРОВИ.
Почему я об этом раньше не подумал? Такое ощущение, будто нашел недостающее звено неизвестно к чему.
Я не претендую на понимание того, что связывает Декстера и кровь. Иногда от мыслей об этом у меня начинают постукивать зубы, однако кровь стала моей карьерой, моей наукой, частью моей реальной работы. Очевидно, какие-то глубинные процессы должны происходить, но мне как-то тяжеловато все время ими интересоваться. Я есть то, что есть, и разве не приятно провести ночь, препарируя убийцу детей?
Но здесь…
– У тебя все нормально? – спросил Винс.
– Фантастика. Как он это сделал?
– Возможны варианты.
Винс рассматривал горсть кофейной гущи, передвигая ее частички пальцем, затянутым в резиновую перчатку.
– Что за варианты, Винс?