Эльфийские войны

– Король Хал-Вейт счел – каким бы ошибочным ни показалось это мнение, – что с моим отъездом из Сильваноста решающая часть переговоров с эльфами закончилась. Поэтому он воспользовался случаем и назначил туда гнома Тейвар; для меня нашлось другое неотложное поручение, к тому же король понимал, что если Тейвар снова обойдут в таком важном деле, то среди них поднимется немалое возмущение. Думаю, теперь ты начинаешь понимать, в чем дело, – продолжил Дунбарт. – Но оставим прошлое и поговорим о том, что ждет нас впереди. Ты составил план летней кампании?

– Подготовка идет полным ходом, – объяснил Кит-Канан. – А теперь, когда я вас догнал, мы можем приступить к разработке последней фазы операции.

– Великолепно! – просиял Дунбарт, буквально облизываясь в предвкушении удовольствия.

Кит-Канан перешел к описанию своего плана битвы, и с каждым его словом огоньки в глазах воина-гнома разгорались все ярче.

– Если все получится, – одобрительно проворчал он, когда Кит-Канан закончил, – то барды будут петь долгие годы об этой победе!

Остаток вечера прошел в менее важных разговорах, и около полуночи Кит-Канан и гномы погрузились в сон. На рассвете эльф уже был на ногах и седлал Аркубаллиса, готовясь к полету. Гномы также пробудились, готовые отправляться дальше.

– Осталось менее трех недель, – подмигнул Дунбарт.

– Не опоздайте на войну, – проворчал Кит. Спустя несколько мгновений он взмыл на сотню футов над колонной гномов, и солнечный свет заиграл на перьях грифона.

Аркубаллис поднимался все выше. Однако прошло немало времени, прежде чем Кит заметил квадратное сооружение, казавшееся крошечным и незначительным с огромной высоты. Он достигнет его после заката. Это был Ситэлбек, и, по крайней мере, на ближайшее время, это был дом.

Поздняя весна, армия Эргота

Палатка была уставлена длинными рядами импровизированных носилок, и на них Сюзина видела людей со страшными ранами – они истекали кровью, страдали и умирали, прежде чем она могла начать ухаживать за ними. Она видела и других, с внутренними увечьями, – эти воины лежали тихо, ничего не видя перед собой, хотя глаза их оставались широко открытыми и глядели в одну точку. Со столбов, поддерживавших палатку, свисали шипящие масляные лампы, и среди раненых двигались сиделки и жрецы.

Люди стонали, пронзительно кричали, жалобно всхлипывали. Некоторые лежали в горячке, безумно бормоча что-то о мирной родине, которую им, скорее всего, никогда не суждено было увидеть.

И эта вонь! Палатку наполняли отвратительные запахи грязи, мочи, кала, стояла духота, обычная в маленьком помещении, битком набитом людьми. Пахло кровью, гниющим мясом. Но преобладал проникающий повсюду запах смерти.

В эти месяцы Сюзина делала для раненых все, что могла, ухаживала за ними, перевязывала раны, утешала их. На некоторое время больных стало меньше: воины, получившие раны зимой, выздоровели, некоторые погибли, некоторых отослали обратно в Эргот.

Но теперь, с приходом весны, война начала свирепствовать с новой силой. Всего несколько дней назад Гиарна в безумной попытке прорваться через вражеские укрепления бросил на штурм Ситэлбека десятки тысяч людей. Атаку возглавлял отряд диких эльфов, но защитники крепости набросились на своих сородичей и следовавших за ними людей с необычайной яростью. В бою погибло более тысячи людей, а сотни воинов вокруг Сюзины были лишь частью спасшихся, получивших тяжелые ранения.

Большинство раненых были людьми, но среди них встречались и эльфы – те, кто сражался против Сильванести, – а также гномы Тейвар. Гномы под командой приземистого капитана Калавакса руководили одной из атак, пытаясь прорыть подкоп под крепостными стенами. Эльфы предугадали этот маневр и бросили в туннель, полный гномов, бочки нефти, которые затем подожгли. Смерть нападавших была мгновенной и ужасной.

Сюзина переходила от койки к койке, раздавала воду, прикладывала холодные компрессы ко лбу. Ее окружали грязь и отчаяние, но она тоже страдала от ран – невидимых ран, терзавших ее душу.

И Сюзина, чувствуя свое родство с этими несчастными, старалась обрести хоть какой-то покой, заботясь о них и врачуя их раны. Она осталась в палатке до поздней ночи, зная, что Гиарна, страдая от неудачи, обязательно будет искать ее. Если он ее найдет, то снова причинит боль, как всегда; но здесь он ни за что не появится.

Наступила ночь, и лагерь постепенно погрузился в беспокойный сон. Миновала полночь, и даже те, кого мучила самая жестокая боль, временно забылись. Смертельно усталая, молясь, чтобы Гиарна уже уснул, Сюзина, наконец, оставила раненых и ушла в свою палатку.

Снаружи у дверей госпиталя ее ждали два вооруженных до зубов стражника, которые сопровождали ее по всему лагерю. Как ни странно, это были эльфы Каганести, присоединившиеся к армии людей в надежде завоевать независимость для своего народа. Удивительно, но со временем Сюзине стало даже приятно присутствие немногословных, искусных воинов с раскрашенными лицами, в перьях и темных кожаных одеяниях.

Сюзина не понимала, что заставляло этих эльфов вступить в ряды армии, терроризировавшей их собственный народ. Она несколько раз заговаривала с Каганести об их мотивах, но лишь один раз получила откровенный ответ – от молодого эльфа, за которым ухаживала: он был ранен во время одной из попыток взять крепость приступом.

– Моих родителей обратили в рабство, и они трудятся на железных рудниках на севере Сильваноста, – сказал он ей с горечью. – А нашу ферму захватили солдаты Пророка, потому что отец не в состоянии был платить налоги.

– Но как вы можете воевать против своего народа? – поражалась она.

– Многим моим сородичам эльфы Сильваноста принесли несчастье. Мой народ – это Каганести и эльфы с равнин! Жители города хрустальных башен мне не больше родня, чем гномы из Торбардина!

– Вы хотите, чтобы эльфийское государство пало?

– Мы хотим лишь, чтобы Каганести оставили в покое, чтобы нам снова предоставили свободу; мы не хотим иметь ничего общего с правителями, которые превратили наши земли в поле боя! – Эльф произнес это задыхаясь, с неожиданной страстностью, пытаясь сесть, но Сюзина уложила его обратно на койку.

– Если император Эргота будет плохо обращаться с нами после того, как выиграет войну, мы с такой же яростью будем сражаться против него! Но до тех пор армия людей – это наша единственная надежда, с ее помощью мы хотим избавиться от гнета Сильванести!

Сюзину сильно взволновало заявление эльфа – рассказы о несправедливости и дискриминации не соответствовали образу Кит-Канана, созданному ее воображением. Конечно, он и понятия не имеет о том, как обращаются с Каганести его соотечественники!

Таким образом, женщина убедила себя в его неведении и жалела эльфов Каганести. Она дружелюбно относилась к тем, кто присоединялся к армии людей, и пыталась облегчить их страдания.

Охранники открыли завесу, закрывающую вход в ее палатку, позволили ей войти и безмолвно остались снаружи. Они будут стоять на страже до рассвета, пока их не сменят. Как обычно, это давало Сюзине чувство безопасности, и она, совершенно без сил, легла, пытаясь ненадолго уснуть.

Но Сюзина не могла заснуть. Ее охватило странное возбуждение, и вдруг она поднялась, взволнованная и недоумевающая.

Инстинктивно Сюзина направилась к своему зеркалу, достала его и поставила на туалетный столик. Сначала в зеркале было видно лишь отражение; затем она сконцентрировалась, стараясь отключиться от окружающего.

И тут перед ней появилось это прекрасное эльфийское лицо – она не видела его почти восемь месяцев. Сердце едва не выскочило у нее из груди, она подавила вздох. Это был Кит-Канан.

Волосы развевались у него за спиной, словно навстречу ему дул сильный ветер. Она вспомнила грифона – но на этот раз он не покидал ее, он возвращался!

Она вглядывалась в зеркало, затаив дыхание. Она должна немедленно сообщить об этом генералу. Эльфийский главнокомандующий возвращается в свою крепость!

Но в то же время она почувствовала, что решение ее созрело. Возвращение Кит-Канана глубоко взволновало ее. Он выглядел величественным, гордым, торжествующим. Как непохож он на генерала Гиарну! Она поняла, что ничего не расскажет об увиденном.

Торопливо, с виноватым видом она спрятала зеркало обратно в обитую бархатом шкатулку. Чуть ли не хлопнув второпях резной крышкой из слоновой кости, она спрятала шкатулку на дно сундука с одеждой и вернулась в постель.

Едва Сюзина успела вытянуться на кровати, все еще дрожа от возбуждения, как почувствовала на лице дуновение ветра и услышала, что в палатку кто-то вошел, хотя в кромешной тьме нельзя было ничего разглядеть.

Ее охватил страх. Эльфы-часовые не пропустили бы к ней никого, но одного человека они не могли, не осмелились бы остановить – их жизни находились в его руках.

Гиарна, подойдя к кровати, прикоснулся к женщине. Прикосновение обожгло ее, словно удар. как будто он нанес ей невидимую рану.

Как она его ненавидела! Все, что было связано с ним, вызывало у нее отвращение. Он был главным убийцей. Она ненавидела его за то, что он пользовался ею, пользовался всеми окружающими.

Но теперь Сюзина могла скрывать это отвращение – она видела светловолосого эльфа и его гордого крылатого коня, и даже сейчас, с генералом Гиарной, она находила утешение в своем тайном знании.

Кит-Канан направлял Аркубаллиса сквозь кромешную тьму, высматривая огни Ситэлбека. Он миновал тысячи лагерных костров, выдававших расположение вражеской армии, и знал, что эльфийская крепость находится где-то неподалеку. Он должен попасть в Ситэлбек до рассвета, иначе люди узнают о его возвращении.

Вот он! Во тьме светился огонек. И еще один!

Он велел Аркубаллису снижаться, и грифон плавно пошел вниз. Они сделали круг, и Кит-Канан разглядел три мерцавших на крыше огонька, расположенных в виде правильного треугольника. Это был знак, сигнал, указывавший ему путь в казармы, – он приказал Парнигару зажигать эти огни.

И в самом деле, когда грифон, расправив крылья, мягко приземлился на вершине башни, Кит-Канан заметил своего верного заместителя с фонарем в руке. Два других фонаря держали старый учитель Кенкатедрус и преданный ему эльф Каганести по имени Белый Локон.

Офицеры быстро отдали честь, затем горячо сжали командира в объятиях.

– Клянусь богами, господин, я рад снова видеть тебя! – хрипло произнес Парнигар.

– Это счастье и облегчение для нас. Мы ужасно беспокоились! – Кенкатедрус не мог удержаться от упрека.

– У меня есть уважительная причина. А теперь мы с Аркубаллисом должны скрыться, пока не начало светать. Я не хочу, чтобы воины узнали о моем возвращении – пока, по крайней мере.