Именно с этих слов, вспоминается Кэллану, все и началось.
Кэллан поднимает глаза от черного блокнота и видит, что жирный макаронник с широкой ухмылкой вытягивает в сторону их окна руку с куском пиццы.
– Эй! – вопит О’Боп.
– Эх и вкуснющая! – вопит в ответ Персик.
– Ну вот, стащили нашу пиццу, – жалуется О’Боп Кэллану.
– Да ладно, делов-то!
– Но я жрать хочу! – хнычет О’Боп.
– Так спустись и отними, – советует Кэллан.
– Может, и спущусь.
– Обрез не забудь.
– Вот хреновина!
Кэллану слышно, как парни на улице хохочут над ними. Ему-то все равно, это О’Боп не выносит, когда над ним потешаются. Сразу бросается в драку. А Кэллан, он что, он может просто взять да уйти.
– Стиви?
– А?
– Как, ты сказал, зовут того парня внизу?
– Которого?
– Ну, его прислали пришить нас, а он компот трескает.
– Джимми Персик.
– Он тоже в блокноте.
– Что?!
О’Боп отходит от окна.
– Сколько за ним?
– Сто тысяч.
Переглянувшись, они начинают хохотать.
– Кэллан, – обрывает смех О’Боп, – да у нас затевается совсем новая игра!
Потому что Персик Пиккони должен Мэтту Шихэну сто тысяч долларов. И это только основной долг – а проценты растут быстрее, чем разносится вонь при забастовке мусорщиков, – так что у Пиккони серьезные неприятности. Он по уши в долгах у Мэтта Шихэна. Это могло бы стать плохой новостью – тем больше у него причин оказать Шихэну серьезную услугу, – да вот только блокнот теперь у Кэллана и О’Бопа.
А это уже дает им некоторые преимущества.
Если они проживут достаточно долго, чтобы ими воспользоваться.
Потому что уже темнеет. И очень быстро.
– Есть идеи? – спрашивает О’Боп.
– Да, кое-какие.
Игра предстояла серьезная и – черт! – отчаянная и опасная.
О’Боп вылезает на пожарную лестницу с бутылкой в руке. Бутылка заткнута тряпкой, в ней бултыхается какая-то жидкость.
Орет:
– Эй, вы, макаронники свинячьи!
Парни у «линкольна» смотрят вверх.
О’Боп поджигает тряпку и вопит:
– Вот, запейте нашу пиццу! – и длинной ленивой дугой запускает бутылку в «линкольн».
– Какого хрена…
Это бормочет Персик, он нажимает кнопку, опуская стекло, и видит факел, летящий с небес прямо на него. Он рвет дверцу и вываливается из машины, успевая как раз вовремя, потому что О’Боп хорошо прицелился: бутылка разбивается о крышу «линкольна», и пламя мгновенно разливается по ней.
– Тачка-то совсем новенькая, ты, ублюдок! – ревет Персик в сторону пожарной лестницы.
Он бесится всерьез, ведь у него даже возможности нет пристрелить этого недоумка: сбивается толпа зевак, а следом раздается завывание сирен и всякое такое, и уже через пару минут весь квартал наводнен ирландцами-копами и ирландцами-пожарными. Пожарные поливают из шлангов водой то, что осталось от «линкольна».
Копы, пожарные и тысяч пятнадцать дерьмовых голубых в женских платьях с Девятой авеню, которые визжат, пританцовывают и улюлюкают, – все сгрудились вокруг Персика. Он посылает Персика Маленького к телефону на углу – пусть позвонит, чтоб прислали новые колеса, а потом чувствует металл, прижатый к его левой почке, и слышит шепот:
– Мистер Пиккони, повернитесь, пожалуйста, но очень медленно.
Но уважительно так, а это Персик всегда ценил.
Он оборачивается и видит ирландского парнишку – не того рыжего засранца с волосами будто проволочная мочалка, который швырнул бутылку, а высокого, темноволосого. В одной руке он держит пистолет, обернутый коричневым бумажным пакетом, а в другой…
Это еще что за дерьмо у него? – думает Персик.
А потом до него доходит.
Это же маленький черный блокнот Мэтти Шихэна.
– Нам надо поговорить, – заявляет парнишка.