Армитейдж / Armitage

ДЖОН. Почему?

ФЭЙ. Не знаю. Может, потому что вы старше.

ДЖОН. Мне тридцать пять. Не такой я и старый. А сколько тебе лет?

ФЭЙ. Шестнадцать.

ДЖОН. Ох. Тогда я все-таки старый. Мог быть твоим отцом.

ФЭЙ. Вы не имеете права так говорить. Моя мать была добропорядочной женщиной.

ДЖОН. Я не ставлю под сомнение добродетель твоей матери, просто скорблю о моем преклонном возрасте. Ты боишься меня не потому, что мне тридцать пять?

ФЭЙ. Я боюсь неистовости, которую вижу в вас.

ДЖОН. Довольно странно слышать, что горничная говорит такое сыну хозяина особняка. Ты так не считаешь?

ФЭЙ. Вы спросили – я ответила. Теперь можно мне уйти?

ДЖОН. Ты думаешь, я собираюсь изнасиловать тебя?

ФЭЙ. Насилие бывает разным.

ДЖОН. Где ты научилась так говорить?

ФЭЙ. Что не так с тем, как я говорю?

ДЖОН. Ты говоришь, как образованная.

ФЭЙ. Я не глупа. Умею читать и писать.

ДЖОН. Тебя научила этому твоя мать?

ФЭЙ. Да.

ДЖОН. Ты любишь читать?

ФЭЙ. Да. Очень.

ДЖОН. И что ты читаешь?

ФЭЙ. Дома у нас были «Путешествие Пилигрима в Небесную страну», «Робинзон Крузо», «Путешествия Гулливера», Шекспир, Том Джонс, «Тристрам Шенди»…

ДЖОН. «Тристрам Шенди» – на та книга, которую положено читать добропорядочной молодой женщине, так?

ФЭЙ. К счастью, сэр, я не добропорядочная молодая женщина. Я всего лишь бедная служанка. Я думаю, добропорядочные молодые женщины, если они вообще умеют читать, читают Библию, которая полна насилия и похоти, как и любая другая книга в истории человечества. Полагаю, именно поэтому они и считаются такими добропорядочными.

ДЖОН. А ты у нас довольно безнравственная, так?

ФЭЙ. Почему? Потому что могу говорить длинными предложениями, не хихикая и не краснея, как идиотка?

ДЖОН. Я обратил внимание, что ты очень много времени проводишь в этой комнате.

ФЭЙ. Книги такие грязные, сэр.

ДЖОН. Тебе здесь нравится?

ФЭЙ. Мне нравятся все комнаты этого дома, но библиотека больше всего, потому что здесь живут книги, и потому что здесь так хорошо пахнет, и свет так красиво падает утром, и во второй половине дня, и… (Она замолкает, смотрит на него и видит, что сказала слишком много).

ДЖОН. Ты читаешь в этой комнате книги, когда никого нет рядом?

ФЭЙ. Ваш отец говорит, что я не должна трогать ничего, кроме пыли.

ДЖОН. И да поможет нам Бог, если мы посмеем не повиноваться моему отцу.

ФЭЙ. Да, сэр. Я могу идти, сэр?

ДЖОН. Если бы ты могла почитать одну из этих книг, какую бы ты взяла?

ФЭЙ. С вашей стороны задавать такой вопрос жестоко. Вы не знаете, сколь велика боль, которую я испытываю каждый день, потому что вижу эти книги, не имея возможности их почитать.

ДЖОН. Отвечай на мой вопрос.

ФЭЙ. Не хочу я отвечать на ваш вопрос. (Пауза). Байрона.

ДЖОН. Значить ты жаждешь почитать лорда Байрона?

ФЭЙ. Я не позволю насмехаться надо мной.

ДЖОН. Лорд Байрон был безнравственным человеком.

ФЭЙ. Как и вы. Я ухожу.

ДЖОН. Стой, где стоишь. (Она останавливается). Я тебя не отпускал. Тебе нравится работать по вечерам. У меня есть для тебя работа.

ФЭЙ. Какая работа?

ДЖОН. Возьми ту книгу в красном переплете. Да, именно. Нет, мне давать ее не нужно. Сядь. Да здесь. Сядь. Не бойся, я тебя не укушу. (Она садится у письменного стола). А теперь почитай мне.

ФЭЙ. Вы хотите сказать, что так и не научились читать, сэр?

ДЖОН. Я устал. Провел в городе целый день, прикидываясь, будто практикую юриспруденцию, и у меня болят глаза. Почитай что-нибудь.

ФЭЙ. Что именно?

ДЖОН. Мне все равно. Что выберешь. Давай.

ФЭЙ. Вы не подтруниваете надо мной? (Она смотрит на него, колеблется, все еще подозрительная, осторожно открывает книгу, словно это объект поклонения, переворачивает пару страниц, начинает читать, легко и уверенно):