МЭЛОУН (которого грубо скидывают со стула). Полегче, дружище.
РАМПЛИ. Я твой дружище? Не знал об этом. Думал, что Сван – твой дружище. Такая импозантная пара, вы двое.
СВАН. Ты к нам что-то имеешь, Кристофер?
РАМПЛИ. Не знаю, Сванни. Я к вам что-то имею?
МИССИС ТЕРЛИ. Только не за обедом. Эти глупости приберегите для войны. Я не потерплю насилия в моем доме. Мы убиваем друг друга снаружи, с винтовками и в военной форме, как цивилизованные люди.
УСТРИЦА. Поднялся шум около городской водокачки, и я говорю: «БЕРЕГИСЬ. АНГЛИЙСКИЕ СОЛДАТЫ!» Она кивает и говорит…
МИССИС ТЕРЛИ. Ешь мясо, болтун.
УСТРИЦА. Нет, не это. Думаю, не это. Ты знаешь лучше, чем я? Ты там была?
МЕГ. Почему он все время возвращается к этой ужасной бойне? Это расстраивает Офелию.
ОФЕЛИЯ. Мне без разницы. Он – что попугай.
(ОФЕЛИЯ пытается запихнуть мякиш в нос).
МИССИС ТЕРЛИ. Офелия, дамы не запихивают мякиш в нос, во всяком случае, в компании мужчин.
УСТРИЦА. Вы собираетесь стрелять, спрашиваю я? Разумеется, нет, говорят они. Потом БА-БАХ, и ты мертв. Я жажду удостоиться чести заглянуть в ее болота, говорит лысоголовый мыш.
ДЖЕЙН. Мистер Рампли, это правда, что англичане попытаются захватить город?
УСТРИЦА. Визг, шум, гром, и ты – закуска для червей.
РАМПЛИ. Откуда это может знать такой простой человек, как я?
МИССИС ТЕРЛИ. Не задавай неуместных вопросов, девочка. Какое тебе до этого дело, если у тебя есть мягкая, теплая постель, где ты можешь свернуться калачиком в холодную ночь, и в достатке еды?
УСТРИЦА. Я попросил ее прийти, и она, да поможет мне Бог, Иисус и Мария, она пришла в сиянии славы. Горячий суп пролился на страну.
МИССИС ТЕРЛИ. ЗАТКНЕШЬ ТЫ, НАКОНЕЦ, СВОЮ ГЛУПУЮ ПАСТЬ?
ДЖЕЙН. Вы думаете, армия патриотов атакует их?
РАМПЛИ. Если только случайно. Они могут отступить не в том направлении.
МЕГ. Вы разливаете суп, ваше величество. Позвольте мне вам помочь.
УСТРИЦА. Если я еще раз распластаюсь на земле, Мегги, так только с тобой.
МЕГ. Значит, мне есть, о чем мечтать. А сейчас не пускайте слюни мне на платье.
СВАН. Пусть пускает, Мег. Это единственное удовольствие, оставшееся ему в жизни.
ДЖЕЙН. Но город в опасности? Они попытаются нас сжечь?
РАМПЛИ. Ты про них или про нас? Которые они? И которые мы?
СВАН. Мы – это они, а они – это мы.
МЭЛОУН. Тогда к чему все эти убийства?
ДЖЕЙН. Да, к чему? За нашу свободу? Или за что-то еще?
МИССИС ТЕРЛИ. Ради Бога, Джейн, может, дашь мужчине поесть и перестанешь донимать его глупыми вопросами? Я думала, ты знаешь, как себя вести.
РАМПЛИ. Это не глупые вопросы. Мне нравятся женщины с головой. Не все со мной согласятся, но я нахожу, что у Джейн не пустое любопытство. У нее реальные перспективы.
ДЖЕЙН. В чем?
РАМПЛИ. Ты не знаешь, милая? Она действительно не знает?
МИССИС ТЕРЛИ. Она – юное, невинное существо. Это часть ее очарования. И ее ценность.
ОФЕЛИЯ. Не следует тебе говорить с этим человеком, Джейн. Я поговорила, и почти лишилась разума.
СВАН. Это да.
ДЖЕЙН. Почему мне не следует говорить с ним?
ОФЕЛИЯ. Потому что он мертвец, или ты этого не видишь? Если ты любишь мертвеца, то подхватываешь смерть, а потом не можешь от нее избавиться, она липнет к тебе, ты должна передать ее кому-то еще и становишься призраком.
РАМПЛИ. Я – мертвец? Не чувствую я себя мертвецом.
ОФЕЛИЯ. Это можно сказать по глазам. Но не смотри. Это всегда смертельно – смотреть в глаза. Я сама смотрю на нос. Ты не сможешь влюбиться в мертвеца, если пристально смотришь на его нос.
СВАН. Золотые слова.
МИССИС ТЕРЛИ. Офелия, хватит трепаться с Джейн, а не то она подхватит от тебя безумие.
РАМПЛИ. Офелия никому не причинит вреда, и может говорить и делать все, что ей хочется, а тот, кто ее в какой-то мере обидит, будет иметь дело со мной, это понятно? Понятно?
МИССИС ТЕРЛИ. Разумеется, Кристофер, и нет у меня ни малейшего желания ее обидеть. Мы все любим бедняжку, так?
МЕГ. Я люблю.
УСТРИЦА. Пуля пробивает твои внутренности, кровь бьет фонтаном. Раскрываются окна, оттуда стреляют в толпу. Женщина падает головой в снег.
ДЖЕЙН. Простите меня, но о чем он говорит?
МИССИС ТЕРЛИ. Устрица получил удар по голове во время Бостонской бойни семь лет тому назад, от которого так и не оправился. Он – великий мученик Патриотической идеи.
ДЖЕЙН. Но почему вы зовете его Устрицей?