Дочь Пеликана

СВЯЩЕННИК (грубо дергает ее за руку). Иди в дом.

ДЕВУШКА. Эй! Прекрати. Больно.

ГРИФФИН. Будь у меня такая обаятельная и красивая дочь, я бы не говорил с ней столь грубо. Нет, не говорил бы. Ее нужно гладить по шерстке. Уважать и доверять ей. Вот что требуется девушке.

СВЯЩЕННИК. Я терпеть не могу спектакли. Презираю актеров. От медицинских шоу меня тошнит.

ГРИФФИН. Может, мне удастся вас убедить.

СВЯЩЕННИК. Не поддаюсь я убеждениям.

ГРИФФИН. По собственному опыту я знаю, что любого человека можно убедить в чем угодно. Нужно только выяснить, что ему дорого. Вот я и задаюсь вопросом, а что особенно дорого такому одинокому человеку, как вы? Что-то ведь должно быть.

(Смотрит на ДЕВУШКУ, которая растирает руки там, где их сжимал ее отец. СВЯЩЕННИК переводит взгляд с ГРИФФИНА на ДЕВУШКУ и обратно. ГРИФФИН улыбается).

СВЯЩЕННИК (хватает ДЕВУШКУ и тащит к дому). Ты идешь домой, и немедленно!

ДЕВУШКА (вырывается). Ты это прекрати. Нечего шпынять меня. Нельзя этого делать. Это плохо. Это очень плохо. Это аморально, и незаконно, и очень некрасиво.

ГРИФФИН (покровительственно обнимая ее). Знаешь, дорогая, если ты заглянешь по другую сторону дома, тебя будет ждать приятный сюрприз.

ДЕВУШКА. Какой сюрприз?

ГРИФФИН. Пока твой отец прогуливался с кошкой, я взял на себя смелость привести мою маленькую театральную труппу к вам во двор.

СВЯЩЕННИК. Боже мой!

ГРИФФИН. Ворота были открыты, а нам требовалось где-то укрыться. Много места мы больше не занимаем. Пара лошадей, фургон, несколько сундуков. Слон убежал, дрессированных свиней мы съели. Да и актеров осталось только двое, очень милые молодые люди, Райн и Бок. Если ты поторопишься, милая, то, возможно увидишь, как они репетируют, готовясь к нашему следующему представлению.

ДЕВУШКА. Правда? Они мне разрешат?

ГРИФФИН. Тебе достаточно улыбнуться, и, думаю, они разрешат все, о чем ты только их ни попросишь. Я бы точно разрешил.

СВЯЩЕННИК (оттаскивает ее от ГРИФФИНА). Держись подальше от этих людей.

ДЕВУШКА (опять вырываясь). Убери свои грязные руки и перестань лезть в мою жизнь. Я – свободная личность и могу делать, что пожелаю. А если тебе это не нравится, отправляйся миловаться со своей кошкой.

(Убегает на кухню и исчезает в тенях дома).

СВЯЩЕННИК. Вернись! Вернись немедленно! Не уходи! (Смотрит ей вслед).

ГРИФФИН. Я восхищен вашим умением заставить ее слушать.

СВЯЩЕННИК. Чего ты хочешь?

ГРИФФИН. Это очень общий вопрос. Желаете сигару? (Предлагает одну, но СВЯЩЕННИК просто смотрит на него). Должен сказать, выглядите вы ужасно. Должно быть, свежий воздух. Сам я свежий воздух терпеть не могу. (Курит сигару. СВЯЩЕННИК смотрит на него). И чего, по-вашему, я хочу?

СВЯЩЕННИК. Не знаю. Представить себе не могу. Смысл твоего визита совершенно мне не понятен.

ГРИФФИН. Что ж, не удивительно. Когда человек решает ограничить себя чуть ли не во всем, до такой степени убавляет свои способности, систематически превращает себя в глупца, полагаю, приходится ожидать, что он чаще и чаще не видит смысла. Вы согласны?

СВЯЩЕННИК. Я вас всех сдам. Я сообщу о вас епископу.

ГРИФФИН. Нет, не сообщите. Во всяком случае, сейчас, когда ваша дочь общается с моими людьми у вас во дворе. Привыкаем мы, знаете ли, к тем, кого создаем. Эти существа страдают ужасно, кровь из них так и хлещет, а потом они начинают вонять. Это действительно отвратительно.

СВЯЩЕННИК. Если бы ты хотел сделать что-то очень приличное, вы бы забыли, что видели нас, и убрались отсюда.

ГРИФФИН. Во-первых, нет у меня уверенности, что предложенное вами – это что-то очень приличное, во-вторых, не думаю, что мне особо хочется сделать что-то очень приличное, и в-третьих, сомневаюсь я, что могу сделать что-то очень приличное, даже если бы захотел. Если я когда-то делал что-то очень приличное, заверяю вас, это была полнейшая случайность. Не найдется ли у вас бурбона. Здесь очень холодно. У меня ушло чертовски много времени, чтобы найти вас.

СВЯЩЕННИК. Ты ничего не сможешь сделать.

ГРИФФИН. Я много чего могу сделать. Вы забываете, убеждение – моя профессия.

СВЯЩЕННИК. Принуждение абсолютно бесполезно. Слюнявые, гигантские, плотоядные пауки, которым ты продал душу, не властны надо мной. Я отвергаю их, и я отвергаю тебя.

ГРИФФИН. Пауки? Не знаю я никаких пауков. Да как у вас могла возникнуть такая мысль? Вы совсем рехнулись в этой глухомани?

СВЯЩЕННИК. Садистские. Порочные.

ГРИФФИН. Вы приписываете злонамеренность процессу, который всего лишь более или менее неизбежен.

СВЯЩЕННИК. Ты – змей.

ГРИФФИН. Вот не нужно оскорблять мои чувства. Я этого не начинал. Вы начали. Это ваша паутина, и это ваши мухи. Когда отрезанные головы начнут закатываться под диван, не вините меня. Последствия – целиком ваша работа.

СВЯЩЕННИК. Я тебя не боюсь. Ко мне ты прикоснуться не сможешь.

ГРИФФИН. Так выберу невинных зевак.

СВЯЩЕННИК. Мне все равно.

ГРИФФИН. Вам далеко не все равно. Вы заметно смягчились. Лишили себя многого.

СВЯЩЕННИК. Не делай этого.

ГРИФФИН. Слишком поздно. В этот самый момент твоя хорошенькая маленькая девочка слишком сильно осложняет себе жизнь.

СВЯЩЕННИК. Если ты ее тронешь…

ГРИФФИН. Незачем мне трогать ее. Когда епископ узнает, что здесь появились странствующие актеры, он пришлет своих ищеек. Насколько я слышал, в последнее время епископ отдает предпочтение распятию. (Пауза. Он смотрит на СВЯЩЕННИКА). Вы в порядке?

СВЯЩЕННИК. Все у меня отлично.

ГРИФФИН. Не выглядите вы на отлично. Да и быть такого не может. Если хотите, лекарство у меня есть.

СВЯЩЕННИК. Оно сработает?

ГРИФФИН. Нет, разумеется, но сработает. Но все же… (Пауза. Курлычут голуби. Он смотрит на воду). Голуби. Холодный, дрожащий утренний город. В пурпуре зари кроткое курлыканье голубей. Хорошая девочка здесь у тебя. Очень хорошая. Жаль, что ты ее прячешь. Мне недоставало тебя, Вилли. Правда. Действительно недоставало.