ИНГЛИШ. Да, моя работа – эти самые глупые байки. Я страсть как люблю глупые байки, Дженни. Я уверен, в глубине глупости сокрыто так много истины. Поэтому скажи мне, что-то здесь есть, так?
ДЖЕННИ. Да, рассказывают… Что-то есть.
ИНГЛИШ. Правда? Что именно? Призрак?
ДЖЕННИ. Если точно, то нет.
ИНГЛИШ. Но что-то в доме?
ДЖЕННИ. Не совсем в доме, нет, сэр. Много я не помню. Возможно, вам лучше спросить старую Бетти, которая живет чуть дальше по дороге. Она знает все эти истории, а некоторые, думаю, выдумала сама.
ИНГЛИШ. А ты когда-нибудь это видела? То самое, что не совсем призрак и живет не совсем в доме?
ДЖЕННИ. Нет, сэр.
ИНГЛИШ. Не слышу уверенности в голосе.
ДЖЕННИ. Иной раз здесь я чувствовала себя неуютно, сэр.
ИНГЛИШ. В каком смысле неуютно?
ДЖЕННИ. Мне становилось не по себе, словно…
ИНГЛИШ. Словно за тобой наблюдали?
ДЖЕННИ. Вы насмехаетесь надо мной, сэр?
ИНГЛИШ. У меня и в мыслях не было насмехаться над тобой, Дженни.
ДЖЕННИ. Я думаю, насмехаетесь.
ИНГЛИШ. Вот что я тебе скажу. В будущем, если у меня возникнет желание насмехаться над тобой, ты узнаешь об этом первой, идет?
(Она неуверенно смотрит на него. Он ей улыбается, достает маленький блокнот с черной кожаной обложкой, садится за стол и что-то записывает в него, пока ДЖЕННИ говорит с РАФФИНГОМ).
РАФФИНГ. То есть ты считаешь, что мистер Инглиш что-то писал о суевериях, связанных с этим домом?
ДЖЕННИ. Я не знаю, сэр. Я очень устала, и не понимаю, почему так важна его писанина.
РАФФИНГ. Понимать – это не твоя работа, так?
ДЖЕННИ. Похоже, теперь у меня вообще нет работы. Моя работа исчезла, вместе с людьми, которые жили в этом доме. Я валюсь с ног от усталости, и меня тошнит от разговоров с полицейскими.
РАФФИНГ. Если честно, я тоже валюсь, Дженни. Хорошо. Ты можешь идти.
ДЖЕННИ. Слава Богу. (Направляется к двери).
РАФФИНГ. Дженни?
ДЖЕННИ. Что?
РАФФИНГ. Как думаешь, что с ними случилось?
ДЖЕННИ. Откуда мне знать?
РАФФИНГ. Не можешь даже предположить?
ДЖЕННИ. Не могу.
РАФФИНГ. Надеюсь, в эту ночь ничего дурного тебе не приснится, Дженни.
ДЖЕННИ (задерживает на нем взгляд). И вам того же, сэр. (Поворачивается и уходит).
РАФФИНГ. Она врет.
МАКГОНИГЛ. Мне так не показалось. Очень милая девчушка. С характером, конечно.
РАФФИНГ. Понравилась она тебе, Макгонигл?
МАКГОНИГЛ. Нет, просто… Нет.
РАФФИНГ. Может, она и милая, но я готов поспорить с тобой на свою пенсию, она что-то скрывает. А как здесь насчет выпивки?
МАКГОНИГЛ. Вот здесь, но я бы этого пить не стал.
РАФФИНГ. Почему?
МАКГОНИГЛ. Насколько мы знаем, в бутылки могли подсыпать яду. Мы хотели проверить на коте, но я как-то к нему привязался.
РАФФИНГ. Ладно, я готов стать котом. Ты стареешь, Мак. (Наливает себе стакан). В чем дело? Осуждаешь выпивку при исполнении? Насколько я помню, раньше ты не отказывался пропустить стаканчик-другой.
МАКГОНИГЛ. Это правда.
РАФФИНГ. Ладно. До дна! (Пьет). Ах! Отменный виски. Если это яд, хочу умереть именно от такого. Может, составишь компанию?
МАКГОНИГЛ. Нет, пожалуй, воздержусь.
РАФФИНГ. Хозяин-барин. Мне бы сейчас упасть и забиться в судорогах, просто чтобы напугать тебя, но сейчас не до этого. (Наливает второй стакан).
МАКГОНИГЛ. Ты в порядке, Джонни?
РАФФИНГ. Разумеется, я в порядке. Почему мне не быть в порядке? (Пьет).
МАКГОНИГЛ. Немного ты осунувшийся.
РАФФИНГ. Осунувшийся? Ты думаешь, я осунувшийся?
МАКГОНИГЛ. Есть такое.