Крысоловки, или Сегодня на сцене Ибсен

ДЖАНЕТ. Не имею ни малейшего представления. Но именно это он мне и сказал.

ФЛОРЕНС. Он говорил мне, что отказался от духовных совокуплений.

ДЖАНЕТ. Наверное, вернулся к ним, узнав, что ты переспала с Йейтсом.

ЭЛИЗАБЕТ. Этого Шоу действительно лучше убить. Я совершенно серьезно. Мы должны собрать деньги, чтобы нанять заслуживающего доверия киллера. А может, я обойдусь без услуг посредника и сделаю это сама. Думаю, мне это будет в радость.

МИССИС ПЭТ. Нет, дорогая, мы не можем допустить, чтобы тебя вздернули за убийство. Мы должны сохранить тебя для этой пьесы.

ЭЛИЗАБЕТ. Тогда это может сделать Джанет.

ДЖАНЕТ. Что значит, это может сделать Джанет? Я вам для этой пьесы не нужна? У меня роль больше, чем у тебя.

ФЛОРЕНС. У тебя все больше, чем у нее.

МИССИС ПЭТ. Маленьких ролей не бывает. Хотя бывают довольно маленькие пенисы.

ЭЛИЗАБЕТ. Ладно, если мы не можем убить Шоу, по силам нам хотя бы найти кого-нибудь, кто перережет ему голосовые связки.

ФЛОРЕНС. Элизабет, я не понимаю, с чего у тебя такая агрессия по отношению к Шоу? Мне он представляется совершенно безобидным.

ЭЛИЗАБЕТ. Он совершенно возмутительное и ужасающее человеческое существо.

ФЛОРЕНС. Возмутительное – да, но не совершенно. Есть в нем и кое-что положительное.

ЭЛИЗАБЕТ. Скажи – что, и я тебя опровергну. Нет в Шоу ничего положительного.

ФЛОРЕНС. Позволь с тобой не согласиться. Он прекрасно играет на пианино.

ЭЛИЗАБЕТ. Ему хочется, чтобы ты в это верила, но дело в том, что нет никакой возможности сказать, хорошо он играет или нет, поскольку он не способен заставить себя замолчать, даже когда играет на пианино. Он просто говорит тебе, что играет прекрасно, и рассчитывает, что ты поверишь ему на слово. И он писал мне самые непотребные письма, какие только можно себе представить. Почему-то он пребывает в совершенно абсурдной уверенности, что я в него влюблена, тогда как на самом деле я бы предпочла интимные отношения со сдохшим верблюдом. В одном памятном случае он заявился ко мне глубокой ночью, принялся барабанить в дверь, а потом пригласил меня присоединиться к нему в бодрящем моционе вольных упражнений нагишом. К счастью, я держу в хлебнице заряженный револьвер.

ФЛОРЕНС. Ты не думаешь, что причина в другом: ты просто боишься мужчин?

ЭЛИЗАБЕТ. Я не боюсь мужчин. Просто нахожу их ничтожными и в той или иной степени идиотами.

ДЖАНЕТ. Если ты находишь их идиотами, когда они за тобой ухаживают, подожди, пока не выйдешь за одного.

ЭЛИЗАБЕТ. Я уже выходила.

МИССИС ПЭТ. Ты выходила замуж? Как удивительно. Ты его убила?

ЭЛИЗАБЕТ. Как выяснилось, необходимость в этом отпала. Он покончил с собой.

ДЖАНЕТ. Для меня это не сюрприз.

МИССИС ПЭТ. Джанет!

ДЖАНЕТ. Сожалею.

ЭЛИЗАБЕТ. И напрасно. Я не сожалела. Может, самую малость. Во всяком случае, особо не расстроилась. Сам брачный союз я нашла чем-то совершенно невообразимым. Но, разумеется, он был актером.

(Громкие охи и ахи остальных).

МИССИС ПЭТ. Ах, бедняжка.

ФЛОРЕНС. О, нет.

ДЖАНЕТ. Это была твоя первая ошибка.

ЭЛИЗАБЕТ. Я знаю, знаю, но в защиту своего здравомыслия скажу, что для актера он казался довольно таки счастливым и приспособленным к жизни.