ЭЛИЗАБЕТ. Но это же отвратительно.
ФЛОРЕНС. На самом деле, не так все было и плохо. Если не считать его ужасной бороды, которая исколола мне все лицо. Среди прочего.
ЭЛИЗАБЕТ. Господи Иисусе!
ФЛОРЕНС. Это единственный способ, который я смогла придумать, чтобы заставить его замолчать. Но признаюсь, не сработало. Он все время говорил. Больше не знаю никого, чей язык мог одновременно делать и одно, и другое. Я так и не понимаю, как ему это удается.
ЭЛИЗАБЕТ. Я даже представить себе не могу. Отказываюсь думать об этом.
ДЖАНЕТ. Это национальная черта американцев, которую я нахожу наиболее привлекательной. Они принципиально отказываются слишком много о чем-то думать.
ЭЛИЗАБЕТ. Это неправда.
МИССИС ПЭТ. Как раз правда.
ФЛОРЕНС. Действительно, так оно и есть.
ДЖАНЕТ. Видите? Разве это не забавно? Наша связь только крепнет.
МИССИС ПЭТ. Между прочим, Джанет, до начала спектакля остается совсем ничего, а…
ДЖАНЕТ. Чушь. Вовремя мы сегодня не начнем. На улице льет, как из ведра. Никто не станет надевать галоши, чтобы посмотреть Ибсена. Скорее, они останутся дома, чтобы при случае потискать служанку. Далее, кто совокуплялся с Йейтсом?
(ФЛОРЕНС поднимает руку).
ЭЛИЗАБЕТ. И с Йейтсом тоже?
ФЛОРЕНС. Он действительно такой сладкий в его неуклюжей ирландской манере.
ЭЛИЗАБЕТ. Ты спала с Джорджем Бернардом Шоу и с Уильямом Батлером Йейтсом?
МИССИС ПЭТ. Господи, Флоренс, я, конечно, согласна с тем, что искусство нужно поддерживать, но перебарщивать-то незачем.
ФЛОРЕНС. Я находила обоих такими занятными.
МИССИС ПЭТ. Я нахожу занятным моего кокер-спаниеля, но не хочу совокупляться с ним.
ЭЛИЗАБЕТ. Безмерно рада это слышать.
ФЛОРЕНС. Почему не идет Билли, чтобы сказать нам, сколько у нас времени до начала спектакля? Разве это не его работа?
МИССИС ПЭТ. Билли, наверное, умер. Ему никак не меньше ста четырех лет.
ФЛОРЕНС. Не может он быть таким старым.
МИССИС ПЭТ. Он сам говорил мне, что однажды держал под уздцы лошадь Шекспира.
ДЖАНЕТ. Ладно, проехали. Кто совокуплялся с моим мужем?
(Все смотрят на ФЛОРЕНС, которая начинает поднимать руку, но потом резко ее опускает).
ФЛОРЕНС. Что вы так на меня смотрите? Я никогда не спала с мужем Джанет.
ДЖАНЕТ. Ты начала поднимать руку. Я видела.
ФЛОРЕНС. Это был чисто рефлекторная реакция.
ДЖАНЕТ. Да, я могу представить себе, что у женщины, которая спала со столь многими мужчинами, должны быть исключительно развитые рефлексы.
ФЛОРЕНС. Не столь их было и много. Только двое из трех.
ДЖАНЕТ. Двое из первых трех, которые я упомянула, и тебе пришлось задуматься, прежде чем мы услышали столь неуверенное «нет» по третьему. Я не математический гений, Флоренс, но при таком раскладе удивительно не только то, что ты успеваешь находить время для продолжения артистической карьеры. Просто чудо, что ты можешь ездить верхом в дамском седле.
ЭЛИЗАБЕТ. Джанет, пожалуйста, это обязательно для тебя, быть такой грубой?
ДЖАНЕТ. Да, Элизабет, я уверена в том, что должна. У меня внутренняя потребность быть грубой. Тебе стоит пойти этим путем. Возможно, получишь безмерное удовольствие. И, полагаю, никак это не связано с Флоренс. Какая разница, спала она с моим мужем или нет? Что есть еще одна измена в великом миропорядке? В конце концов, какого мужчину ни возьми, не так и намного он лучше или хуже любого другого.
ЭЛИЗАБЕТ. Все мужчины в душе насильники.
МИССИС ПЭТ. Это не совсем верно. Джордж Бернард Шоу, во-первых, не насильник, да и сердца у него, по большому счету, нет. Шоу больше похож на умного, но довольно раздражающего фокстерьера. Фокстерьер способен на множество прегрешений, в этом сомнений у меня нет, но маловероятно, чтобы он смог изнасиловать женщину.
ДЖАНЕТ. Как интересно! Меня порицают за грубость, тогда как Стелле удалось за столь короткий промежуток времени дважды упомянуть в разговоре совокупление с собаками.
МИССИС ПЭТ. Грубой тебя воспринимают из-за того, как ты говоришь, а не что.
ДЖАНЕТ. Это полнейшая чушь. Кто спал с фокстерьером? Флоренс?
ФЛОРЕНС. Ребенком я спала с овчаркой. Но, заверяю вас, у нас были совершенно платонические отношения, за исключением одного или двух случаев достойных сожаления случаев, когда у бедного существа была течка.
ДЖАНЕТ. У моего мужа течка постоянно. Я часто задумывалась, а не окажу ли я ему огромную услугу, если кастрирую. Я точно знаю, у меня бы просто гора с плеч свалилась.
МИССИС ПЭТ. Должна признаться, меня всегда немного занимало, каково это, спать с Йейтсом? В этом было что-то мистическое, позволить ему проникнуть в твою тайную розу[5 - Отсылка к книге Йейтса «Тайная роза/Secret rose».]?
ФЛОРЕНС. Не знаю, назвала бы я это мистическим, во всяком случае, для себя я ничего мистического не обнаружила, он был чуть ли не безумно благодарен. В мужчинах мне это нравится.
ДЖАНЕТ. У меня сложилось впечатление, что роза Флоренс не такая и тайная.
МИССИС ПЭТ. Шоу, знаете ли, видит женщину охотницей, а мужчину – кроликом. И это вполне уместно, по крайней мере, в его случае, потому что Шоу и выглядит, как кролик, похотливый, плотоядный кролик, хотя он и вегетарианец, так?
ЭЛИЗАБЕТ. Я думаю, если прострелить Шоу голову, ему это пойдет только на пользу.
ДЖАНЕТ. Если приготовить жаркое из вегетарианца, это будет вегетарианское жаркое?
ФЛОРЕНС. Ты никогда не спала с Шоу, Джанет? Я знаю, он безмерно в тебя влюблен.
ДЖАНЕТ. С Джорджем Бернардом Шоу я совокуплялась только духовно.
МИССИС ПЭТ. И что это, черт побери, означает?