МИЛДРЕД. Ну, хорошо. Тогда брось ее сюда.
РУТ. Спасибо тебе, Милдред. С тобой приятно иметь дело. Держи. (РУТ бросает голову МИЛДРЕД).
МИЛДРЕД (легко ловит голову и обращается к ней, укладывая обратно в коробку). Давай, Боб. Ты тоже предпочел бы быть где-то еще, правда? Наверное, и платили бы тебе там больше, чем мне.
РУТ. Спасибо, Милли. Ты голова? Снимаем, Найджел?
МИЛДРЕД. Произноси эту чертову реплику!
РУТ (входя в роль). Боюсь, Боб пришел и ушел, Банни. Но он оставил тебе маленький подарок.
МИЛДРЕД. Подарок? Боб оставил мне подарок? Ох, я так люблю получать подарки. Мои поклонники всегда оставляли мне такие чудесные подарки. Где он, Энид? В беседке? Мои поклонники обожали оставлять мне подарки в беседке.
РУТ. Рядом с тобой, в той коробке. На лестничной площадке.
МИЛДРЕД. Где?
РУТ. Там, в темноте, у тебя за спиной, Банни.
МИЛДРЕД. Ой, такая большая коробка. Должно быть, очень дорогой подарок. Боб подарил мне металлофон?
РУТ. Банни, дорогая, открой коробку, посмотри, и ты все увидишь сама.
МИЛДРЕД. Хорошо. Ой, я так волнуюсь. Что это может быть? (Открывает коробку, заглядывает). Что это? Для металлофона слишком много волос.
РУТ. Достань и приглядись, Банни.
МИЛДРЕД (достает подарок из коробки). Какой-то он липкий. И тяжелый… Что это? (Поворачивает подарок к себе. Это мужская голова). А-А-А-А-А-Х-Х-Х! Это его голова! Энид, это его голова! А-А-А-А-Х-Х-Х! (Она отбрасывает голову, на этот раз с большей силой. Голова прыгает по ступенькам).
РУТ. Ты хоть смотри, что ты делаешь с этой хреновиной. На этот раз ты чуть не попала в меня.
МИЛДРЕД. Какая жалость.
РУТ. Слушай, неужели это так сложно? Ты бросаешь, как девочка.
МИЛДРЕД. Я и есть девочка.
РУТ. Уже никто и не помнит, когда ты была девочкой. Постарайся. Представь себе, что это соревнования, и надо обязательно показать результат.
МИЛДРЕД. Извини, я, наверное, пропустила тот день, когда мы сдавали зачет по бросанию голов.
РУТ. Просто скинь ее по ступенькам так, чтобы она прикатилась к моим ногам. НЕ понимаю, что здесь такого сложного.
МИЛДРЕД. Почему бы тебе не подняться сюда и не бросить эту гребаную голову, и я спущусь вниз и припаркую свою зад на твою коляску? Я на ногах целый день, и у Боба уже отваливается нос. Может, попрактикуемся с ТВОЕЙ головой?
РУТ. Послушай, Милдред, все шло так хорошо. Не заводись, ладно? (Рут бросает голову, куда более яростно, чем требует ситуация).
МИЛДРЕД (ловит голову). Я и не завожусь. Это ты меня заводишь. Тебе не нравится, как падает голова Боба. Ты каждые три минуты останавливаешь съемку. Чтобы тебе наложили еще слой пудры. На тебе уже столько косметики, что под ней никто бы не узнал и Человека-Слона.
РУТ. Я ничего не хочу слышать о твоих прежних бойфрендах.
МИЛДРЕД. Я пошла в актрисы не для того, чтобы весь день орать благим матом и швырять голову вниз о ступенькам. У меня болит рука, а бедный Боб выглядит так, будто его переехал джип.
РУТ. Мы будем снимать дубли, пока не сделаем все правильно.
МИЛДРЕД. Ты собираешься учить меня, как правильно и как неправильно бросать голову твоего ухажера вниз по ступенькам?
РУТ. Если ты перестанешь жаловаться и попытаешься еще раз, я уверена, все у тебя получится. Марлен Дитрих на шпильках могла ударить по футбольному мячу так, что он летел на пятьдесят футов, а ты не можешь бросить голову, чтобы она приземлилась у моих ног. Это по силам даже дрессированному тюленю.
МИЛДРЕД (спускается по лестнице, на ходу вручает голову РУТ). Держи. Незачем мне все это унижение. Почему бы тебе не посмотреть, залезет ли голова Боба тебе в зад? (Обращаясь у голове). Удачи тебе, Боб. И не вздумай чиркнуть спичкой.
РУТ (хватая МИЛДРЕД за руку). Подожди. Милдред, пожалуйста. Давай не устраивать скандала из-за такой мелочи, как отрубленная голова. До этого момента все шло замечательно.
МИЛДРЕД. Ты думаешь, все шло замечательно? Спроси у Боба, так ли это. Его нос изогнулся в три стороны.
РУТ. Но все шло хорошо.
МИЛДРЕД. Приведи хоть один пример.
РУТ. Тебе блестяще удалась сцена в беседке.
МИЛДРЕД. Я там и впрямь была хороша.
РУТ. А сцена на чердаке, с куклой чревовещателя – просто шедевр.
МИЛДРЕД. Не перебарщивай, Рути.
РУТ. Знаешь, если отбросить всякую ерунду, все действительно идет на удивление хорошо, и мы должны прилагать усилия, чтобы не дать воли раздражению. У нас есть шанс сделать что-то стоящее.
МИЛДРЕД. Я бы могла воспринять твои слова серьезно, если бы при этом ты не держала в руках человеческую голову. Я должна присесть. Ноги подкашиваются.
РУТ. Можем мы сделать перерыв, Найджел? У Милдред отваливаются ноги.
МИЛДРЕД (садится на ступеньки, снимает туфли). Спасибо, Рут. Я благодарна тебе за то, что ты своевременно информируешь всех о состоянии моих ног. В недалеком будущем ты, наверное, начнешь сообщать всем, когда и какую мне хочется справить нужду.
РУТ (глядя на туфли МИЛДРЕД). Где ты взяла эти ужасные туфли?
МИЛДРЕД. Я думаю, их сняли с мертвого жевуна. И, раз уже разговор зашел о жевунах, я так голодна, что съела бы одного целиком.
РУТ. Так чего бы нам не перекусить?
МИЛДРЕД. Я не прикасаюсь ни к чему, что здесь подают. Независимый кинематограф – рассадник трупного яда. Это мясо на ленч вполне могло быть лошадью Рэндольфа Скотта. Мы могли жаловаться на рабский труд при прежней студийной системе, но кормили там чертовски хорошо. А здесь все пахнет, как вареная требуха.
РУТ. Поэтому я приношу еду с собой. (Она кладет голову Боба на ступеньку рядом с МИЛДРЕД, достает сумку из кармана инвалидной коляски, вытаскивает сэндвичи). Индюшка.
МИЛДРЕД (поглощенная растиранием ног). Как ты меня назвала?
РУТ. Это сэндвичи с индейкой. Я беру мясо на индюшачьей ферме под Кукамонгой. Этих индюшек кормят отборной айовской кукурузой, и в клетках они слушают Моцарта, музыка которого их успокаивает.