Сны темного замка

ДЖУН. Да кого это волнует.

ДУНКАН. Не говори мне об отце. Если бы мой отец не бросил нас после смерти Марины, мы не были бы в таком пролете.

ЛОРРИ. Главная причина в том, что твоих способностей управлять этой труппой, мягко говоря, не хватило.

ДУНКАН. Не моя вина, что у нас нет денег. Не моя вина, что какой-то вороватый кретин из Питтсбурга конфисковал наши костюмы и декорации и отправил нас в эту чертову Трансильванию.

ДЖУН. А чего ты от него хотел? Он выдал нам крупный аванс, а на спектакль пришли три человека.

ДУНКАН. Откуда я мог знать, что в это время года все население Питтсбурга отправляется охотиться на белок?

ДАФФ. Я подумал, что зрители они благодарные. Особенно та старушка со слуховой трубкой.

ДУНКАН. Она заснула во время моего большого монолога.

ДАФФ. Я тоже.

ДУНКАН. И весь первый акт продолжала пердеть. Эхо от ее «голубков» разносилось по всему чертову амбару, который по недоразумению зовется театром, словно кто-то взрывал шутихи.

ДАФФ. На самом деле «голубки» пришлись весьма кстати. Подчеркивали твои ремарки. Мы должны взять ее в штат и использовать в спектаклях.

ДУНКАН. Дафф, нельзя все обращать в посмешище.

ДАФФ. Ты – посмешище.

ДУНКАН. Я – не посмешище. Ты посмешище.

ЛОРРИ. Вы оба – посмешища.

ДУНКАН. Я сдаваться не собираюсь. Не позволю тебе погубить нашу труппу лишь для того, чтобы утолить твою глупое, жаждущее самоуничтожения эго.

ДАФФ. Взгляни правде в глаза, Дункан. Мы – покойники.

ДУНКАН. Мы – не покойники.

ДЖУН. Мы серьезно больны.

ЛОРРИ. Мы практически на смертном одре.

ДУНКАН. Нет. Я с этим не согласен. Должен быть способ выбраться из этой передряги.

ДАФФ. Самоубийство не рассматривал?

ДУНКАН. Рассмотрю, если ты уйдешь первым.

ДЖУН. А теперь, мальчики, давайте успокоимся.

ДУНКАН. Может, мы не оказались бы в таком положении, если бы мой брат мог достаточно долго держаться подальше от бутылки и выходить на сцену трезвым, чтобы хотя бы иногда пытаться изображать актера.

ДАФФ. Дункан, ты родился с занозой в заду или ее загнали тебе в зад только сегодня?

ЭЛЛИ. Может, перестанете цапаться? Терпеть этого не могу.

ДАФФ. Драма – это конфликт.

ДУНКАН. Если ты слишком пьян, чтобы оторвать зад от дивана и выйти на сцену, тогда – нет.

ДАФФ. Я в жизни не пропустил спектакля.

ДУНКАН. Да что ты говоришь. Даже когда тебе удавалось дотащиться до сцены, половину времени ты пребывал в бессознательном состоянии.

ДАФФ. Некоторые из моих ролей сыграны лучше всего, когда я был без сознания.

ЭЛЛИ. Господи, как мне недостает папы.

ДУНКАН. Мечтать о папе смысла никакого, потому что его больше нет, Элли. Он ушел.

ДАФФ. Как же мне хочется уйти.

ЛОРРИ. Нам всем хочется, чтобы ты ушел.

ДАФФ. Но куда именно я пойду?

ЭЛЛИ. Прошлой ночью мне приснилось, что мы все убежали и присоединились к цирку.

ДАФФ. Так мы и сделаем, Дункан. Какой половиной лошади ты хочешь быть?

ДЖУН. Послушайте, нельзя сказать, что ситуация совсем безнадежная. Мы продержимся, пока не решим, как нам вернуть декорации и костюмы. Тетя Лиз будет кормить нас жареной курятиной и картофельным пюре, и со временем мы снова встанем на ноги. Всегда ведь вставали, так?

ДАФФ. Мы не стояли на ногах с тысяча девятьсот сорок шестого года.

ДУНКАН. Именно тогда ты в последний раз был трезв.

ЭЛЛИ. В моем сне слон сказал мне, что все будет хорошо.

ДУНКАН. Может, заткнешься со своими глупыми снами?

ЛОРРИ. Не надо с ней так говорить. Она расплачется.

ЭЛЛИ. Не расплачусь. На Великий пост я не плачу.

ЛОРРИ. Сейчас не Великий пост.

ЭЛЛИ. Великий пост – состояние души, как Франция.

ДУНКАН. Мне без разницы, плачет она или нет.

ЭЛЛИ. Я знаю, что твои слова не следует воспринимать всерьез. Тебе просто недостает жены и детей.