Искусство фуги / The Art of the Fugue

ДЖЕЙН. Эндрю, не груби. Она тебя услышит. Фелиция станет знаменитостью, а я составлю ей компанию.

ЭНДРЮ. Если только Фибоначчи не сбежит с деньгами.

ДЖЕЙН. О, нет. Мистер Фибоначчи – очень достойный человек, для итальянца. Он устраивал концерты еще до Крымской войны.

ЭНДРЮ. И именно тогда он, похоже, в последний раз мыл усы.

ДЖЕЙН. У нас запланированы выступления в Лондоне, Париже, Мадриде, Берлине, Париже…

ЭНДРЮ. Ты уже упомянула Париж.

ДЖЕЙН. Мне нравится упоминать Париж. Я упомяну его снова. Париж, Вена, Дрезден, Варшава, Париж…

ЭНДРЮ. Если ты будешь играть около Шато-Тьерри, посмотри, вдруг найдешь правые руку и ногу моего друга Боба.

ДЖЕЙН. Ты просто завидуешь, потому что мы едем в Европу.

ЭНДРЮ. Европу я повидал. Европа – большая, вонючая выгребная яма. Она не стоит жизни даже одного американца. Даже моей.

ДЖЕЙН. Европа – мать цивилизации.

ЭНДРЮ. Та еще мать. Тебе следует написать шумерам, египтянам, китайцам и индусам, и сообщить им, что Европа – их мать. Я уверен, для них это будет большой сюрприз.

ДЖЕЙН. Что бы я ни сказала, ты всегда меня высмеиваешь.

ЭНДРЮ. Потому что ты постоянно выблевываешь такие глупости.

ДЖЕЙН. Я не выблевываю глупости. Я говорю умные вещи. Европа – не выгребная яма. Это ты – выгребная яма.

ЭНДРЮ. Меня можно много чем назвать, но я никак не выгребная яма.

ДЖЕЙН. Ладно, ты – какая-то дыра. Джейми, скажи Эндрю, что он – вонючая дыра.

ДЖЕЙМИ. Эндрю, ты вонючая дыра.

(ФЕЛИЦИЯ перестает играть, выходит из дома, чтобы присоединиться к ним).

ЭНДРЮ. Хорошо. Признаюсь. По факту я – вонючая дыра. Со стороны отца в моей родословной полно вонючих дыр. Мой отец был прелюбодействующей, склонной к самоубийству вонючей дырой, который умер из-за любви к невинной деве и отчасти убийце, которая была вполовину моложе и не его женой. Ты слышала эту историю. Фелиция? Джейми рассказал ее тебе, когда вы прогуливались мимо свалки под лунным светом?

ДЖЕЙН. Эндрю…

ЭНДРЮ. Джейн тебе ее не расскажет. Джейн склонна к самозаблуждению. Но факт в том, что несколько лет тому назад наш отец влюбился в девушку-подростка по имени Джульетта[1 - Подробности в пьесах «Верона», «Руны» и «Новый Год в пансионе «Цветы». Джульетту девушка играла, а звали ее Вонни Вольф.], когда работал режиссером в театре «Одесса», где ставил спектакль по одной из самых успешных пьес мистера Шекспира про молодежь, девушку, которая потом убила собственного отца и вышла сухой из воды, да еще родила ребенка вне брака, и он…

ДЖЕЙМИ. Эндрю, заткнись.

ЭНДРЮ. Ты собираешься заставить меня? Потому что я хочу посмотреть, как у тебя это получится. Фелиция, ты же не хочешь смотреть, как мой брат Джейми затыкает мне рот?

ФЕЛИЦИЯ. Позволь об этом подумать.

ДЖЕЙН. Просто прекрати. Мама тебя услышит.

ЭНДРЮ. Да, не дай Бог, мама услышит правду, озвученную наконец-то в этом доме. Какая это будет катастрофа. Джейн. Фелиция. Я приветствую вас в самом начале великой карьеры, турне в страну чудес, как вас ждет множество претензионных, лицемерных и убийственных вонючих ям, которых на европейском континенте в избытке. Я надеюсь, вы, и мистер Фибоначчи, и его усы проведете вместе самое счастливое время, которое случалось после Крымской войны.

(Спускается по ступеням, уходит в тень на авансцене, садится, пьет из фляжки).

ДЖЕЙН. Извини, Фелиция, Эндрю сам не свой после войны. Да еще смерть отца. Он все еще ищет себя.

ФЕЛИЦИЯ. Вообще-то мне нравится мужчина с демонами внутри. Главное, чтобы у него не было усов. Никогда не доверяй усатому мужчине. Я не могу избавиться от ощущения, что усы попытаются забраться мне в рот. Я с трудом подавляю желание протянуть руку и сорвать усы с лица мистера Фибоначчи. Он, вероятно, облопошит нас. Он же итальянец. Но какая разница, если мы попадем в Париж?

ДЖЕЙН. Мне лучше поговорить с Эндрю. На самом деле, он не такой ужасный, каким кажется.

(Идет к ЭНДРЮ садится в тенях. Стрекочут цикады).

ФЕЛИЦИЯ. Он, вероятно, более ужасный, чем кажется. Мужчины обычно такие.

ДЖЕЙМИ. Никого нет такого ужасного, каким кажется Эндрю. Он не всегда был таким плохим.

ФЕЛИЦИЯ. Полагаю, пережить это невозможно. Отец, наложивший на себя руки. Но, с другой стороны, ничего пережить нельзя. Я бы хотела, чтобы это был мой отец. Но, печальная история, он уже мертв. Это ужасно, говорить такое. Но я ужасная личность.

ДЖЕЙМИ. Никакая ты не ужасная.

ФЕЛИЦИЯ. Я надеюсь, не станешь ты одним из этих несносных мужчин, которые испытывают неодолимое желание противоречить мне во всем. Твой отец действительно покончил с собой из-за девушки-подростка? Джейн терпеть не может говорить об этом, а меня завораживают ужастики из реальной жизни, при условии, что происходят они не со мной. Хотя, возможно, это будет интересно, если что-то ужасное случится и со мной. А поскольку что-то ужасное случается со всеми, рано или поздно, я с нетерпением жду. Твой отец был таким же жутким, как Эндрю?

ДЖЕЙМИ. Мой отец был тревожно-мнительной личностью, но человеком хорошим. Это происшествие с его ученицей, каким бы оно ни было, да и случилось ли вообще, произошло много лет тому назад. Но я думаю, оно не выходило у него из головы.

ФЕЛИЦИЯ. Романтическая любовь провоцирует особенно опасную форму безумия. В опере точно. Но опера, на мой вкус, чересчур запутана. Слишком много эмоций выплескивается по любому поводу. Я предпочитаю Баха. Загадки. Тайны. Образы. Сложность. Лабиринты. Все написано каким-то шифром. Мне следовало стать шпионкой. Или викторианской убийцей.

ДЖЕЙМИ. Ты думаешь, в Бахе нет эмоций?

ФЕЛИЦИЯ. Эмоций в Бахе предостаточно, но они вплетены в фактуру. Заложены в форму. Он не шлепает тебя ими по лицу, как мертвой рыбиной. Так что, твоя мать рада, что твой отец мертв?

ДЖЕЙМИ. Разумеется, нет.

ФЕЛИЦИЯ. Но он изменил ей со школьницей…

ДЖЕЙМИ. Моя мать очень любила моего отца.

ФЕЛИЦИЯ. Но не так сильно, чтобы его это устраивало.

ДЖЕЙМИ. Я бы не обращал особого внимания на то, что говорит Эндрю.

ФЕЛИЦИЯ. Почему? Эндрю из тех несчастных людей, которые обречены говорить правду.

ДЖЕЙМИ. Нет. Он – один из тез людей, в которых война оставила глубокие шрамы.

ФЕЛИЦИЯ. То есть до войны ненависти к тебе у него не было?

ДЖЕЙМИ. У него и сейчас нет ненависти ко мне.