Гламорган

ДЖЕЙН ГРИФФИТ. Ту, что скорбит, сэр.

ОУЭН ПЕНДРАГОН. Да что тебе до моей скорби?

ДЖЕЙН ГРИФФИТ. Мы не властны над тем, что чувствуем, сэр, лишь над тем, что делаем.

ОУЭН ПЕНДРАГОН. Только проповеди от девчонки мне и не хватает. Убирайся. Убирайся и оставь меня в покое. Но сначала принеси вина.

ДЖЕЙН ГРИФФИТ. Я думаю, на сегодня выпили вы уже достаточно, сэр.

ОУЭН ПЕНДРАГОН. Ты так думаешь. Да?

ДЖЕЙН ГРИФФИТ. Да. Я думаю, вам пора ложиться в постель.

ОУЭН ПЕНДРАГОН. В постель.

ДЖЕЙН ГРИФФИТ. Да, в постель.

ОУЭН ПЕНДРАГОН. Ты тревожишься обо мне, девочка?

ДЖЕЙН ГРИФФИТ. Да, сэр.

ОУЭН ПЕНДРАГОН. И как тебя зовут?

ДЖЕЙН ГРИФФИТ. Джейн Гриффит, сэр.

ОУЭН ПЕНДРАГОН. И как ты попала сюда, Джейн Гриффит?

ДЖЕЙН ГРИФФИТ. Моя тетя работала у вас, сэр. Случалось, она приводила меня в замок, когда я была моложе, после смерти моих родителей.

ОУЭН ПЕНДРАГОН. Ты – то маленькое существо, что глазело на меня с лестницы, когда Гвиннет Оуэн притаскивала тебя сюда?

ДЖЕЙН ГРИФФИТ. Да, сэр.

ОУЭН ПЕНДРАГОН. Но почему ты решилась работать здесь, зная меня, зная, какой я, зная это место, почему ты пришла сюда по доброй воле? И говори правду. Никакой лжи. Только правду.

ДЖЕЙН ГРИФФИТ. Если по правде, сэр, думаю, меня притягивали ваши страдания.

ОУЭН ПЕНДРАГОН. Или мои деньги. Тебя притягивали мои деньги.

ДЖЕЙН ГРИФФИТ. Не нужны мне деньги, сэр, если они приносят так много горя, как принесли вам. Да и едва ли у вас что осталось сэр, я про деньги – не горе. Думаю, их у вас просто нет. А вот горе притягивает меня.

ОУЭН ПЕНДРАГОН. У тебя фатальная слабость к проклятым, так?

ДЖЕЙН ГРИФФИТ. К заблудшим, возможно. Похоже на то.

ОУЭН ПЕНДРАГОН. То есть ты различаешь заблудших и проклятых? Разве проклятые – не заблудшие?

ДЖЕЙН ГРИФФИТ. Проклятые – заблудшие, но не все заблудшие – проклятые.

ОУЭН ПЕНДРАГОН. Ты – умная девочка, этого у тебя не отнимешь. И очень красивая, для такой тщедушной. Твоя красота тревожащая, проникает в душу.

ДЖЕЙН ГРИФФИТ. Вы боитесь моей красоты?

ОУЭН ПЕНДРАГОН. Я научился бояться всего, чего хочу. (Пауза). Предлагаю тебе сделку. Я перестану пить и пойду в постель, если ты пойдешь со мной.

ДЖЕЙН ГРИФФИТ. Если хотите, я помогу вам лечь в постель.

ОУЭН ПЕНДРАГОН. Джейн?

ДЖЕЙН ГРИФФИТ. Да?

ОУЭН ПЕНДРАГОН. Может, тебе не следует?

ДЖЕЙН ГРИФФИТ. Может, и не следует. Но я пойду.

(Они смотрят друг на дружку).

ОУЭН ПЕНДРАГОН. Ты свалишься в бездну, Джейн.

ДЖЕЙН ГРИФФИТ. Значит, свалюсь.

ДЖЕЙН ЛЭМ. В ну ночь она разделила его постель, а потом делила каждую ночь, и в положенный срок родила дочь, Мэри. Но после родов открылось кровотечение, которое не могли остановить.

ДЖЕЙН ГРИФФИТ. Я умираю, Оуэн.

ОУЭН ПЕНДРАГОН. Ты не умираешь. Я исчерпал свою квоту убийств. Три – магическое число. Больше смертей не будет.

ДЖЕЙН ГРИФФИТ. Ты должен позаботься о нашей дочери.

ОУЭН ПЕНДРАГОН. Сама будешь о ней заботиться. Со смертными пользы от меня никакой. Ты должна жить, а не то ребенок умрет.

ДЖЕЙН ГРИФФИТ. Поклянись мне, что будешь заботиться о ней, любить ее и ни в чем не винить.

ОУЭН ПЕНДРАГОН. Я не поклянусь. Я не даю тебе разрешения на смерть. Не позволяю тебе умирать, женщина.

ДЖЕЙН ЛЭМ. Но моя бабушка умерла, и Оуэн Пендрагон горевал, как душа в аду.

ОУЭН ПЕНДРАГОН. Ребенок убил ее. Нет. Я должен любить ребенка. И все-таки я ненавижу это существо. Но и нет у меня к нему ненависти. Но самое лучшее – ненавидеть ее, потому что она тоже может умереть. Это проклятье, с какой стороны ни посмотри. При любом раскладе я проклят, отныне и навеки. Я не должен винить ребенка. Убил ее Бог. Именно Бог заманил меня в кошмар влюбленности в смертную. Будь я проклят и ввергнут в еще худший рай, чем этот, если я когда-нибудь еще совершу эту глупость.

ДЖЕЙН ЛЭМ. И однако, он любил ребенка, и распространил слух, будто она – сирота, дочь дальнего родственника, и это позволило ему дать ей фамилию Пендрагон, чтобы она смогла унаследовать его земли и состояние, каким бы оно ни было. В деревне Пендрагон все знали правду, разумеется, но никто никому ничего не рассказал, потому что последнего властителя Пендрагон-Касла не только боялись из-за его вспыльчивого нрава, но и жалели за выпавшие на его долю страдания. Вот так моя мать и выросла в темном, старом тюрьме-замке.

(ОУЭН сидит в библиотеке, пьет. Смотрит на МЭРИ, которая читает. 1756 г. ОУЭНУ 55 лет, МЭРИ – 19 лет).

МЭРИ ПЕНДРАГОН. Почему вы так на меня смотрите?

ОУЭН ПЕНДРАГОН. Разве нельзя на тебя смотреть? Даже коту дозволено смотреть на принцессу.

МЭРИ ПЕНДРАГОН. Вы смотришь на меня слишком много. Ваши глаза прожигают во мне дыры.