Карибский кризис

– …трудоустройства как бы не было… на самом деле, это просто incredible… поэтому можно назвать это уходом.

– Как же так? Голова идёт кругом… – я попытался изобразить удивление, хотя тут ничего удивительного не было – Алёна совсем не походила на дуру, и после поездки в Волгоград у неё, если и присутствовали иллюзии, то неизбежно должны были рассеяться.

Она объяснилась.

Её вдохновила перспектива работы в компании, являющейся официальным дистрибьютором «Джонсон и Джонсон». Кроме того, ей обещали высокую зарплату и возможность карьерного роста. Но у такой компании должен быть хоть какой-то офис. Первое время Алёна работала на голом энтузиазме – Штейн говорил, что вот-вот откроет офис в Ростове. Потом она стала тихонько роптать – нужно ведь какое-то рабочее место. Он предложил ей самой подыскать помещение. Но то, что ей удалось найти, не устраивало его по цене. За ту сумму, что он был готов выложить, можно подобрать только вонючую конуру на промзоне. Штейн туманно объяснил, что из своего кармана крупную сумму платить не может, а, только когда поговорит с партнером (то есть со мной), решит вопрос с приличным помещением. А пока… разве та конура на промзоне такая уж вонючая?!

(А со мной он так и не обсудил вопрос открытия ростовского офиса, соответственно, средства из кассы фирмы не были выделены, а свои деньги он пожадничал).

Алёну добила финансовая политика работодателя. Штейн выдал какие-то расходные деньги, которые быстро кончились, и ей даже пришлось поиздержаться самой. Он удивился, когда она ему предъявила, он ведь рассчитывал, что у неё даже что-то останется с тех денег. Кроме того, зарплата. Казалось, с первой зарплатой нет проблем даже на неблагополучных предприятиях. Не тут то было. Штейн выплатил половину оговоренной суммы, вместо остального выдал сумбурное объяснение – что-то было связано с волгоградской гостиницей, в которой Алёна так и не поселилась, а если бы не уехала в Ростов, то удалось бы избежать многих ненужных расходов. И снова туманный намёк на то, что возможно, этот вопрос удастся разрешить с партнером, и тогда оставшаяся сумма будет выплачена. Ведь существует два разных бюджета – из «этих денег» работодатель может потратить столько-то, а «те, другие», не должен трогать. Алёну, естественно, не интересовали эти бюджетные хитросплетения, ей нужна была вся сумма целиком и вовремя.

И последнее. При трудоустройстве её не предупредили о разногласиях между компаньонами. О том, что на фирме не всё в порядке, видно невооружённым взглядом, и новичку не хочется попасть в какие-нибудь жернова.

Слушая Алёну, я снова поразился её обстоятельности – достаточно было ограничиться одним пунктом, а не давать развёрнутое объяснение. Да можно было и не звонить. Хочет поговорить? И я осведомился, не выслать ли ей эту недостающую сумму, коль скоро в своих разговорах они так часто склоняли моё имя.

Но она отказалась принять от меня деньги:

– Мы… как бы общались… вступили в определенные деловые взаимоотношения… И я считаю, что должна объясниться… на самом деле… почему складывается так, а не иначе. А нанимал меня Штейн, и свою зарплату я сама с него вытрясу.

На прощание я сказал ей:

– Спасибо, теперь хоть ясность какая-то. Что ж, удачи.

Глава 7,

Завершающие аккорды в нашей со Штейном истории

Я и до этого не скучал, но именно в августе-сентябре, за повседневными делами отступила на задний план, а затем и вовсе исчезла «проблема Штейна». Всё так же отправлялись отчеты в Ростов (как и раньше для Алкона, были изготовлены однотипные шаблоны, которые немного корректировались по ситуации), так же начислялась компаньону прибыль (на протяжении года она не менялась, и варьировала от тысячи до полутора тысяч долларов в месяц). Но сам Штейн как бы остался далеко в прошлом, перестал существовать. Он был просто взят и забыт, какая-то сила исключила его, отсекла, закопала. Такое создалось впечатление что его вовсе не было.

Тем неожиданнее оказалось его появление в начале октября. Он позвонил на мобильный, сообщил, что находится в Волгограде и хотел бы встретиться в любое удобное для меня время, которое я назначу. Это показалось мне странным – как старший партнер, он никогда не церемонился, а сразу по приезду, что называется, забивал стрелу либо сам приезжал в офис.

В тот вечер у меня было культурное мероприятие – поход в ночной клуб «Молотов Гараж» с Игорем и Владимиром Быстровыми. Мне удалось освободиться относительно рано – около одиннадцати вечера. Я позвонил Штейну, после чего забрал его от родителей, у которых он всегда останавливался во время приездов в Волгоград, и мы поехали в ту же «Узбекскую кухню» на Ангарском. Я изрядно удивился, увидев компаньона. Почти год не имел чести лицезреть такой официоз, и тут «нате из-под кровати»: Штейн как будто собрался на встречу с важными клиентами, а не в третьеразрядное кафе посёлка Ангарский. На нём был тёмный деловой костюм, белая рубашка, галстук в красно-синюю полоску. Для начала он осведомился:

– Сколько у меня есть времени?

Я попытался отшутиться:

– Ты чего, ты ж не на приеме у премьер-министра!

Это было совсем уже диковинно, мне еще не приходилось слышать, чтобы Штейн кому-то задавал такие дурацкие вопросы.

Итак, мы приехали в «Узбекскую кухню» – то же место, что и в прошлый раз, когда Штейн произносил футуристические речи. Теперь его мысли были о настоящем. В нём сквозила усталость человека, знакомого с потерями не по книгам. Сначала увольнение с Джонсона, потом эти непонятные моменты на Совинкоме. Я попытался возразить насчет последнего, но Штейн попросил выслушать его до конца. Отношения между компаньонами уже не те, что раньше, когда постоянно созванивались, обсуждали каждую сделку, каждый шаг. Появились побочные интересы, какие-то свои дела. Он говорил обобщённо, не персонифицируя, у кого «побочные интересы и свои дела». Правда, пару раз всё же констатировал тоном стороннего наблюдателя, что в таких-то числах такого-то месяца были случаи срыва конкретных договоренностей, а из высказываний таких-то лиц становилось понятно, что компаньон ведёт двойную игру.

Он не стал ничего заказывать, просто сидел и говорил, в то время как я с отменным аппетитом поглощал узбекский плов. Пару раз Штейн закурил, сигарета в его руках выглядела как-то неестественно, будто он не умеет ещё с этим обращаться – как девственница, впервые прикоснувшаяся к тому, что раньше не приходилось трогать.

Он задумчиво курил и наговаривал текст:

– …есть такие люди, как Рафаэль – они ведут какие-то сложные дела, махинации. Я в этом ничего не понимаю. Ты мне что-то говорил про брата Быстрова, про сырьё и аккумуляторы. Я сразу дал понять, что не буду этим заниматься. Если хочешь, занимайся сам, но это не для меня. Какой-то тёмный лес, кого-то постоянно надо обманывать, куда-то влазить, нервничать, вдруг застукают, не получится. Постоянный риск, ответственность. Даже не хочу вникать в это дело. Но я умею продавать медицинские расходные материалы, у меня это хорошо получается. Вот одно дело, и только оно одно меня интересует. Ты знаешь, ты всё видел – как я общаюсь с клиентами, провожу презентации. Мы можем работать вместе.

И тогда я понял, зачем был нужен такой наряд в таком неподходящем месте. Штейн проводил презентацию самого себя. Поняв, что равноправного партнёрства не получится, пытался сохранить хотя бы какое-то участие на фирме. Я притворился обеспокоенным и ничего не понимающим:

– Послушай, но я ничего тебе не говорил такого, чтобы ты подумал, будто я…

– Да, Андрей ты не говорил…

Продолжая монолог, Штейн развил идею о том, что люди разные, но у этих разных людей могут быть точки соприкосновения. Жизнь непростая штука, и он это прекрасно понимает.

Он говорил, говорил, не задавая вопросов.

Официантка принесла счёт. Заведение уже было закрыто, ждали ухода последних посетителей. Я расплатился, мы вышли на улицу и сели в машину. Ехали молча, изредка обмениваясь ничего не значащими фразами о погоде, последних тёплых деньках.

Когда остановились, я сказал:

– Тёплые дни продержатся до шестого ноября, это как раз мой день рождения. Потом наступит похолодание, так бывает каждый год.

Я подал руку, которую Штейн с готовностью пожал, затем он вышел из машины. Я хотел произнести что-то вроде «Созвонимся», или «Я свяжусь с тобой в такой-то день», но так ничего не сказал.

Когда, приехав домой, лёг в постель, Мариам спросила, о чём была беседа. И я ответил:

– О том, что бизнес – дело одинокое.

* * *

Я давно удалил файл «Штейн» из всех памятей и чувствовал себя полновластным владельцем бизнеса, оставалась лишь формальность в виде завершительного разговора. Который состоялся в начале ноября. На вечер был запланирован отъезд в Казань – нужно было забрать с КМИЗа (Казанский медико-инструментальный завод) рентгенпленку. После обеда я почти полдня провёл в отделениях кардиоцентра, решая вопросы с заведующими отделениями, и в двух местах меня изрядно накачали водкой. Около шести вечера мне позвонила офис-менеджер Лена Николова и сообщила, что в офисе только что был Штейн. Выглядел он, как сумасшедший, и одет, как бомж. Он вошёл, прошёлся по офису, и, посмотрев вокруг диким взглядом, покинул помещение. Теперь ей кажется, что это она сошла с ума – никто из присутствовавших не заметил, что в кабинете был кто-то посторонний, и все над ней смеются. Я сказал, что выйду на улицу и проверю – наверняка он не успел далеко уйти от кардиоцентра.

Спустившись на второй этаж, я прошёл по коридору, далее через холл, мимо лифтов, мимо аптечного пункта и офиса охранников, и вышел на улицу. Чтобы попасть к воротам, нужно пройти по широкому длинному пандусу. Это было излюбленное место для прогулок пациентов – по бокам, у ограды, стояли лавочки, на них сидели одетые в больничную одежду люди. С левой стороны, в конце пандуса, стоял, прислонившись к ограде, Штейн. Он был небрит, выглядел резко постаревшим, каким-то ссутулившимся и скособоченным. Лена оказалась права – его вид соответствовал её описанию. Всклокоченные волосы, глубокие морщины, пристально устремленные в бесконечность глаза – типичный габитус деревенского одержимого.

Я подал руку.

– Это лишнее, – промолвил Штейн, не меняя позы.

Я сказал первое, что пришло в голову: будто по наводке Быстрова наш бизнес «прибили» чечены – страшные люди, о существовании которых лучше не знать, они контролируют все денежные потоки, и платят мне жалкие триста баксов, за которые мне приходиться вкалывать от зари до зари.

Штейн посмотрел на меня прозревающим насквозь взглядом, и устало проговорил:

– Ты меня кинул. Я дал тебе всё, привёл за ручку к лучшим клиентам. Когда тебя уволили из инофирмы, я подогнал охеренную сделку со Стеррадами. Теперь ты замкнул всё на себя, и я тебе уже не нужен. Знай: ты кинул меня. Не буду разбираться, бог тебе судья.

«Особенно к руководству кардиоцентра ты привел за ручку. А если б я неправильно сыграл с Рафаэлем, не было бы этой охеренной сделки со Стеррадами. И так по каждому эпизоду – нет правых, как и нет виноватых, всё решал случай, импровизация», – так думал я, и, мысленно придравшись к этой неточности, окончательно утвердился в своей правоте. Не было пощады и сожаления к отодвинутому в сторону компаньону; а то, что сейчас происходит, этот финальный разговор – всего лишь подчистка хвостов. И уже не имеет никакого значения, кто прав, а кто виноват, потому что я давно пожинаю плоды проводимой мной политики.

– Как ты сказал – «бог», ты сказал: «осудит бог»?! – презрительно усмехнулся я. – Это что ещё за хрень, это такой Санта Клаус для взрослых, который, в отличие от детского, никогда не приносит подарков?! Это он меня накажет?!

Штейн выглядел так, будто живым на небо взлететь собирается. Ни слова не говоря, всё с тем же расфокусированным, устремленным в бесконечность взглядом, он повернулся влево, и пошёл на выход. Мне ничего не оставалось, кроме как восхититься своим бывшим компаньоном – да, мир ещё не знал такой возвышенной силы и гордого смирения.

Глава 8,

Повествующая о том, как я нашёл новых компаньонов и как стремительно развивались наши деловые отношения

С Игорем Быстровым, заведующим кардиохирургическим отделением волгоградского областного кардиоцентра, я познакомился весной 1999 года, через полгода после того, как стал работать с этим лечебным учреждением. (мой тогдашний компаньон Вениамин Штейн всячески изолировал меня от контактов с первыми лицами кардиоцентра и повелел мне контактировать со второстепенными, такими как старшая операционная сестра и заведующая аптекой, по всякой рутине, заниматься которой ему, Штейну, было впадлу). В один из визитов в кардиоцентр вместе со Штейном мы случайно столкнулись в коридоре с Игорем. Штейн представил нас друг другу, после чего, явно показывая свою значимость, отвёл заведующего в сторону с многозначительным присловьем: «Надо кое-что обсудить тет-а-тет». (Впоследствии Игорь рассказал мне, что речь шла о каких-то вшивых презентах от компании Джонсон и Джонсон, и такой разговор можно было бы вести в присутствии всего коллектива кардиоцентра, не говоря уже о компаньоне). Штейн неустанно повторял, что ведущий хирург Быстров, заместитель главврача Ильичев и главврач Халанский «очень осторожны, никому не доверяют и никогда не станут обсуждать вопросы с посторонними». Дальнейшие события показали, какие они «осторожные» и как они «не станут обсуждать вопросы с посторонними». Они вышли на меня сами, все трое, и самым стремительным образом втянули меня в эти самые вопросы. О степени их «недоверия» свидетельствовал тот факт, что очень быстро я получил номера их домашних телефонов и стал бывать у них дома в гостях – это помимо того, что я проводил в кардиоцентре почти всё своё рабочее время и в конце концов мне выделили помещение под офис и склад. И практически задаром отдали аптеку в холле.