Кластер

– Это большие дяденьки, государственные, – продолжал Макс, – они и не то могут. Если бы ты засунула свою блажь в жопное отверстие и присела на неё, сейчас бы ещё можно было пробежать по знакомым…

– Что, страшно?.. – состроив плотоядную улыбку, начала было Алиса, но Макс вдруг со всей дури засветил зажигалкой в стену.

– Блять! Пять минут помолчи уже! Тебе, блять, жую азбуку, – он сжал руку в кулак. – Но из-за твоего подпрыгивания мы в таком говне – у тебя мозга не хватит представить! Теперь и тебе, и мне, и всем нашим придётся рассовывать себя по карманам и пиздошить отсюда на полусогнутых. Собирай свою подружку и других куколок – через полтора часа придёт машина!

– Ты съел несвежего? – зло щурясь, поинтересовалась Алиса.

Макс не ответил. Он закрыл глаза и тихонько качал головой из стороны в сторону.

– Знаешь… – растягивая фразы, сказала Алиса, – я всегда от тебя… многого ожидала. Но что ты будешь… колотиться как истеричка…

Макс застыл. Остановил взгляд в точке за её плечом и разжал губы в презрительной гримасе.

Алиса только хмыкнула и отвернулась.

В этот момент в комнату ввалилась Юлька в двух полотенцах: одно на голове, второе замотано до груди.

– Что это тут такое делается? – спросила она своим обычным мультяшным голосом, придерживая вавилонское сооружение на голове. При этом по сощуренным глазам было понятно, что Юлька на сей раз совершенно серьёзна. Когда-то, так же сощурившись, она два раза полоснула ножом своего Славика.

– Да ничего, Юля, не происходит, – сказал Макс. – Лис всегда чуть-чуть дребезжит перед любой большой поездкой.

– Я никуда с тобой не поеду, – холодно сказала Алиса. – Сваливай куда тебе надо. И голову прячь получше, чтобы не застудить.

Максим вскинул левую руку, сверился с часами и спокойно, глядя мимо Алисиного плеча, сказал:

– Пятнадцать минут жду в машине. Потом будешь заниматься транспортными вопросами сама.

– Сваливай! – повторила Алиса.

Юлька проводила Макса до двери, где была приобнята и чмокнута в левое ухо. Алиса не двинулась с места.

– Краса моя, ты это не по дури решила? – спросила Юлька из коридора, задумчиво рассматривая пачку банкнот, сунутую ей Максом.

– Нет, звезда моя, я здрава до жути, – ответила Алиса, чувствуя, как сердце дёргается, а пальцы рук и ног стали ледяными.

– Окей, – сказала Юлька, – смотри только, чтобы потом не было мучительно больно. – И тут же, без паузы: – А всё же какой он у тебя чмошник. Они у тебя все такие…

* * *

Зимой всегда темнеет рано, но в этом году день просто не наступает. На смену мышино-серому утру приходит сумрачная возня в тумане: мутные сполохи, плетение блёклых паутин, а в итоге, так и не разгоревшись, дневной свет затухает. И сразу ночь. Поэтому нет смысла искать место, откуда можно увидеть панораму: эта страна, этот город, эта зима – всё здесь придумано не для туристов. Не для зеркальных камер в руках девочек-хипстеров. И не для местных, решивших погулять по набережным. Это всё – для ужаса и отчаянья. Для снега и копоти. Для машин, которые никуда не едут и только мигают фарами. Это такое специальное место – пробник ада.

Алиса старалась никогда не ходить по этому городу зимой. А если всё же придётся, сразу забираться в кафе «Меланж» – то, что на Августовской площади, с прозрачной крышей, внутри садика с разлапистыми дубами и липами. Ну и что, что на деревьях нет листьев, – зато их ветви усыпаны цветными мигающими лампочками, и кажется, что сидишь под новогодней ёлкой. А вокруг – Новый год. Ради праздника можно вытерпеть даже чуть-чуть зимы. Впрочем, только чуть-чуть, максимум на три глинтвейна.

Наверное, впервые она добрела до «Меланжа» одна. Бросила такси ещё на подъезде к парку, вышла прямо в застывший автомобильный поток. Боялась, что не найдёт дорогу впотьмах, но нет – асфальтовые дорожки оказались подсвечены наземными огоньками, как на взлётной полосе.

С ассортиментом в кафе негусто: только чай-кофе-глинтвейн и своя выпечка. Хотя горячий миндальный кекс, который подают не на тарелке, а на тонкой деревянной дощечке, – очень даже ничего. И, конечно, здешнее безе.

Минут через пять, как принесли глинтвейн, к Алисе начал клеиться какой-то дебил в доисторической кожаной куртке. Тряс в руке бутылку шампанского (откуда оно у него, кстати? здесь же не продают, с собой что ли всё время носит?), клоунски улыбался и гладил себя по измазанным гелем волосам. Бр-р-р.

Алиса послала его лесом, и хмырь угрожающе навис над столиком. В тот момент, когда уже можно было пугаться, возник администратор и хмыря дематериализовал. Всё-таки в «Меланже» Алису стараются опекать.

На втором глинтвейне и третьем безе появилась Юлька. К стеклянной палатке кафе из темноты подплыла зелёная шапочка с помпоном, зелёная куртка, зелёные сапоги и оранжевый шарф.

– Привет, королевишна! – крикнула Юлька с порога и, не раздеваясь, пошла за едой и питьём. Вернулась она с подносом, на котором подпрыгивала ваза с печеньем и большая чашка кофе.

– Как ты? – спросила Юлька, усаживаясь напротив и по-кошачьи заглядывая Алисе в глаза.

Алиса дёрнула плечом.

– Не звонил?

– Юль, я тебя умоляю…

– Ну ладно. Решила, куда теперь?

Алиса дёрнула плечом снова.

– Слушай, – Юлька глотнула кофе и взяла со стола пузатую сахарницу, – мне тут стрельнуло в голове – а давай, может, к Костику в Одессу? Там всё в комплекте, обстановочка жилая. И если за тобой правда топают – потеряться можно хорошо.

– То-то твой братишка нам обрадуется.

Юлька улыбнулась, сыпанула в кофе изрядную дозу сахара и стала чинно его размешивать.

– Обрадуется – не обрадуется, это мне, звезда моя, до одного места. Он мне по гроб жизни обязан, сучонок. А Одесса, мать, сейчас чудо как хороша. Даром, что зима. И море – всё как ты любишь.

Алиса слушала вполуха. Одесса – это, конечно, хорошо, но абсолютно нереально. Надо что-то другое думать. Может, к Светке пока попроситься на ведение телепрограммы – она звала вроде. Это, конечно, если ещё навыки не подрастеряла. С другой стороны, дурное дело – нехитрое…

Двое за столиком справа внимательно разглядывали Алису. Оба в строгих костюмах и при галстуках. Алиса скосила взгляд в их сторону, и один из костюмов отсалютовал ей с фамильярностью давнего знакомого.

– Юль, – сдавленно прошептала Алиса, – вон те, справа через столик…

Юлька подняла голову и, с глупейшей улыбкой и с видом пастуха, пересчитывающего своих овец, осмотрела весь зал.

– Это у тебя, Аличка, нервы, – сказала она. – Кафе, считай, имени тебя, вон и на стене за барменом фотка висит. Типа: наши люди. Так что скажи спасибо, что к тебе каждый второй на шею ещё не вешается.

Алиса сглотнула. А может, и правда, может, действительно узнали просто.

– Давай-ка вот что: пока ты думаешь, мы завтра с обедика в больничку сходим.

– В какую больничку? – не поняла Алиса.

– В пафосную, конечно. Мне Серёжа Куприянов обещал, что лапу посмотрят, ты же знаешь, я опять как с костяной ногой. А ты, мать, тем временем пройдёшься – проведаешь пострадавших во время твоего концерта. Там пара-тройка репортёров нарисуется – я переговорила уже, – заснимут, какая ты сердобольная. И всем хорошо.

– Да не хочу я никуда, – заартачилась Алиса.

– Да ладно уж, звезда моя, мне всё равно врачам сдаваться. Так давай хоть сейчас вместе держаться будем, а?

Алиса ещё раз оглянулась на салютовавшего ей костюмного парня и ничего не сказала. Юлька не без основания сделала вывод, что победа за ней.