Рапсодия гнева

– Сама ты глупость! Это же смешно! А то бабушка поставила мне «Морозко»… Уснуть можно!

Владислав Петрович распахнул дверь и вышел в духовочную жару набиравшего силу дня. На душе медленно нарастало что-то похожее на бессилие, но и оно быстро затаилось под привычной маской солидности. Или безразличия? Но что можно сделать? Бетон головой не проломишь!

Последнее время он все чаще стал замечать, что внешний вид здорово искажает внутреннее содержание. Это самый настоящий обман, когда за красивой этикеткой прячется низкосортный товар, а за ухоженным фасадом крутят разрешенную мэрией порнографию. Хотя нет… Это эротика. Читали же лекцию в управе, чтоб милиция не кидалась задерживать торговцев разрешенной продукцией. Получается приблизительно так, что эротика – это показ интимных отношений людей, а порнография показывает не только это, но делает упор на показ физиологических состояний, фаз возбуждения, оргазма и эякуляции, а половые органы показывает нарочито крупно.

«Да, разница серьезная… Интересно, а изменения лица при половом акте не показывают стадию возбуждения и оргазм? Старею… Становлюсь старым бурчливым перцем. Понемногу проходит гормональная обусловленность желания, вот и бурчу. А молодым это все интересно. Может, даже полезно… Так говорят. Только я никак не могу взять в толк, в чем же, собственно, польза».

Почему-то у русских так повелось, что все сказанное «зарубежными специалистами», особенно американскими, безоговорочно принимается на веру. Ну хоть кто-нибудь задумался, в чем конкретная польза от просмотра таких фильмов? Зачем… Американцы смотрят, значит, это уже признак культуры. И мэрия с чистой совестью дает разрешение. Чего стесняться? Весь цивилизованный мир смотрит! Глупо выглядеть дикарями.

Он прошел несколько ступенек по ведущей на второй этаж лестнице и брезгливо сморщил нос – снизу отчетливо воняло застарелой мочой. На жаре особенно мерзко. Вот вам и ухоженный фасад…

«Упрощаем, упрощаем… Тридцать метров от пивбара до уборной нет сил пройти, гадим прямо под лестницей. Путь наименьшего сопротивления, чего уж тут. Н-да… Если Сергей прав и американская культура построена на упрощении, то я против ее распространения. Категорически. Вот только кто меня спросит?»

Он остановился и сковырнул пальцем облупившуюся краску перил.

– И все же это не повод для убийства, – вслух сказал он. – Где тут эта миссия? Пока найдешь, рабочий день кончится…

Лестница вывела на второй этаж, сверкавший чистотой. Подъем напомнил о том, что пиджак уже явно лишняя деталь туалета, и Владислав Петрович привычно закинул его на сгиб левого локтя.

Миссия занимала две комнаты, когда-то бывшие подсобными помещениями. Тесновато, но проповеди тут явно проводятся в кинозале. На лакированных дверях красивые таблички из зеленого стекла озолоченными буквами – «Миссия надежды». На двух языках.

Стильно.

На стене меж дверей красуется яркая афишка на глянцевой бумаге, рассказывающая о программе миссии. Розовощекий Иисус ведет за собой толпу счастливых детей.

Впечатляет.

Бесплатный английский, рисование, современные танцы, курсы кройки и шитья на куклу Барби. Проповеди, конечно. Ого! Курсы компьютерной грамотности. Н-да… Это явно в цель. Многие увлекаются. Хорошая работа. А это что? С августа, после проповедей, выступления городских рок-групп и сексуальное воспитание для детей с четырнадцати лет. Это уже интересно. Не повод для стрельбы, но хоть какая-то зацепка к расследованию.

Над дверной ручкой ярким прямоугольником блестела пластиковая наклейка: «Coca-Cola» – тяни на себя».

«Упрощаем… Зачем думать? Все написано! Что пить, куда тянуть. Где-то я такое уже слышал, что свобода выбора – источник страданий. Интересно, американцы придумали эти таблички для себя или только на экспорт?»

Тянуть за ручку с такой надписью было глупо, толкать бесполезно. Владислав Петрович вздохнул и постучал в дверь.

– Войдите, открыто! – ответил приятный женский голос с едва заметным иностранным акцентом.

Владислав Петрович не был упрямцем и сам удивился тому, что дверь открывать не стал. Несколько лет уже не шел на принцип, а тут зацепила такая мелочь. Или все накапливается до некоей критической массы?

Он снова постучал, и дверь с легким щелчком отворилась, вылив в вестибюль целый поток нежной прохлады.

За порогом стояла очень симпатичная женщина лет сорока – короткая стрижка темных волос, кремовая сорочка заправлена в такого же цвета брюки. Мило. Привлекательно. Хотя полноту в животе и бедрах можно назвать излишней. Кремовый пиджак висел на спинке внушительного кресла с гидроамортизатором. Круто. На столе огромный экран компьютера мягко светит разноцветьем заставки – ночной вид на статую Свободы.

– Доброе утро! – заученно улыбнулась женщина. – К сожалению, до августа у нас набор детей прекращен. Приходите с первого числа, будет новая программа, расширенная и улучшенная.

– Я в курсе, – немного смутился следователь. – Но пришел по другому делу.

Женщина изумленно подняла брови, сделала шаг в сторону, и он с дежурной улыбкой шагнул в кабинет, плотно прищелкнув за собой дверь.

– Вообще-то, я из милиции. Вы в курсе, что Алекс Бертран погиб сегодня ночью? Точнее, утром.

– Да, нас известили, – сухо кивнула она, не снимая с лица улыбку. – Вы что-то хотели узнать?

– Конечно! – с легким сарказмом ответил Владислав Петрович. – У нас в стране принято расследовать убийства.

– Да? – с не меньшим сарказмом наклонила голову женщина. – И это приносит какой-то результат?

– Иногда. Меня зовут Владислав Петрович, я следователь районного отдела внутренних дел. – Он достал и раскрыл удостоверение.

– Я – Марта Кори. Старший научный консультант миссии. Что вы хотите узнать?

Ее русский был великолепен, куда лучше, чем у большинства горожан. Разве что легкий акцент, заметный в звуках «р» и «т».

– В первую очередь хотелось бы посмотреть ваши организационные документы, просто чтобы понять, чем конкретно вы занимаетесь.

Она выразительно пожала плечами, кивнула на стоящее в углу кресло и протянула пластиковую папку. Зеленую. С красивыми золотыми буквами на двух языках.

Так… По документам выходит, что они вообще не существуют. Почти. Зарубежная миссия под крылышком детского отделения Фонда мира. Некоммерческая организация, а значит, почти все взятки с них гладки. Есть только устав и задачи. Примерно то же, что и на афишке при входе. Некоторые права и никаких обязанностей. Нет даже банального «по существующим законам государства». В принципе верно, ведь контора с явно религиозным уклоном, а значит, на законы государства теоретически ей чихать. Главное, чтоб не практически.

– Нашли что-то интересное? – не смогла сдержать любопытства Марта.

– Нет. Составлено грамотно.

– У нас хорошие юристы.

– У вас в Америке вообще все самое лучшее. Так считают очень многие, – неопределенно улыбнулся Владислав Петрович.

– Поэтому мы и здесь. – Женщина легко переключилась на благожелательность. – Помочь вам чем можно, поддержать психологически, а порой и материально. Нас тут любят. Хотите посмотреть книгу отзывов?

– Нет, спасибо. Я верю.

Владислав Петрович наконец-то понял, что такое «голливудская улыбка в тридцать два зуба». Да, у Марты все зубы были на месте. Ровные, белые, богатые. Но явно искусственные, ввинченные в челюсть по технологии имплантации. Интересно, они все подвергают себя этому или только те, кто работает за рубежом и у телекамер?

– Вас не удивляет, что Алекса убили? – внезапно спросил он.

Женщина несколько смяла улыбку, но мышцы лица настолько привыкли к этому стандартному положению, что полной серьезности ей достичь не удалось.

– Конечно, удивляет. У нас ведь нет врагов.

– Совсем? Оставьте вы свою книгу! Я говорю совершенно серьезно. Неужели все настолько довольны, что и упомянуть не о чем? Я, например, слышал о случаях, когда дети не желали ходить к вам после первых занятий. Поясните, пожалуйста.

У Марты в глазах появился нехороший огонек, настойчиво пробивающийся через служебную маску доброжелательности.

– А вы знаете, что такое русская лень? – тихо спросила она. – Когда дети тупо не хотят воспринимать преподаваемые им ценности, считая их скучными и ненужными? Вы видели опустившихся троечников в русских школах, которым наплевать совершенно на все? Какой там английский или рисование! Им бы только впустую перемещаться по улицам и пить мерзкое вино в подвалах.

Почти в точку… Если бы Владислав Петрович не знал Эдикову Аннушку с пеленок, он бы даже поверил. Сник бы глазами и согласился. Но Аня не была ленивой. Даже близко. Яркий, живой тринадцатилетний ребенок. Огонек.

– А других версий нет? – спокойно спросил он.