Дни Великой пустоши. Изгой

Олег прибыл на верхний ярус, спустя два часа. По-обыкновению хмурые охранники открыли тяжелую дверь шлюза в ответ на условный стук, скользнули скучающими взглядами и продолжили неторопливую беседу.

Теперь следовало пройтись вдоль освещенного коридора и заглянуть в окно приема находок. Парень молча сунул туда шкуру крота, мясо, три батарейки, свои старые перчатки, строительную каску, один комбинезон охраны и россыпь иного хлама. Нож, противогаз и комплект униформы решил оставить себе.

Приемщицей – полная женщина с огромной бородавкой на носу и высоким голосом, увидела добытое и довольно хрюкнула, глаза сверкнули интересом. Она порылась в вещах, а затем взглянула на подземельщика, и лицо перекосило отвращение.

– Это все, убогий?

Олег кивнул. У него была привычка не отвечать в голос, если в вопросе звучало оскорбление. С тех пор, как он стал придерживаться этого правила, с жителями верхних ярусов практически не разговаривал.

– Так я тебе и поверила, сопляк! Как всегда, припрятал ценное для себя, а ведь это все имущество магистра. Вот выступлю на собрании с предложением с предложением тебя обыскивать. Узнаешь тогда.

Парень ничего не отвечал, просто ждал платы. Пристально смотрел бледно-желтыми глазами. Они казались покорными, добрыми, но приемщица всегда начинала ерзать, когда Олег направлял их в ее сторону. Ни у одного порядочного человека, по ее мнению, о чем она не раз говорила, не бывает желтых глаз, это противоестественно. Женщина часто замахивалась в попытке ударить мальчишку, но под рукой не было палки, а бить ладонью ей, видимо, не хотелось. Она ворчала, что в следующий раз точно возьмет дрын с собой, но забывала, поэтому подземельщик оставался невредим.

– Десять монет, – сказала женщина, кривя лицо.

– Спасибо, – ответил Олег, но не пошевелился.

Пухлая рука исчезла за прилавком, перекладывая шуршащие и звенящие стопки, а затем на стол упали медные монеты. Парень сгреб их в ладонь и сунул в карман. Делал он это молниеносно, и приемщица каждый раз вздрагивала от нечеловеческой скорости.

В следующую секунду окно захлопнулось, и Олег зашагал в сторону душевой. Она располагалась в восточном крыле, где обитала вся аристократия, поэтому требовалось втрое больше осторожности и терпения. Мнительная охрана здесь запрещала праздно шататься даже горожанам, что и говорить о подземельщике. Спасало то, что местные представители власти за последние два года уже привыкли встречать здесь Олега. Это не делало проход безопаснее, но дарило возможность не быть схваченным сразу после появления.

Из узкой двери пахло мылом и кислым. Время от времени над ней поднимались клубы пара, слышался плеск воды. Мытье – дорогое удовольствие даже для среднего класса. За возможность быть чистым требовали пять монет, но парень с готовностью платил их. Для него самого процедура не имела никакого значения, но для друга, на встречу с которым Олег и собирался, она значила много. Это было достаточным поводом, чтобы не доедать и спать на сырых тряпках под лестницей.

– О, чистоплюй, – приветствовал вошедшего круглолицый банщик и принял вид терпеливой скуки.

«Ну и?», – говорило его лицо.

Олег на такие мелочи не обращал внимания. Этот коренастый мужичок по отношению к нему лояльнее приемщицы. Наверное, потому что платил Олег.

– Здравствуйте, свободные душевые есть?

– Пятая и восьмая, с тебя шесть монет.

– Почему?

– После тебя кабинку нужно чистить в два раза дольше, и требуются духи, чтобы прогнать запах. Так что либо плати шесть, либо проваливай.

У Олега монеты водились, он тратил далеко не все, что получал от приемщицы, плюс иногда находил их в подземелье, но сама цена пугала. Шесть монет стоил ночлег на два дня в дальней гостинице и один завтрак. «А тут просто…» – мысли осеклись. Возможность не ударить в грязь лицом перед единственным другом, поэтому, сколько бы ни потребовали платы, он найдет деньги.

Парень достал необходимую сумму. В глазах банщика пронесся алчный блеск. Возможно, следовало поторговаться, но за свою жизнь Олег еще ни разу не спорил. К чему рисковать сейчас?

Парень зашел в восьмую кабинку, он чаще всего использовал именно нее. Она находилась у дальней стены в нише, и, если сильно не прислушиваться по сторонам, создавалось впечатление полной тишины, а к ней Олег привык куда больше, чем ко всем остальным звукам. Так его желания гармонировали с предпочтениями горожан. Они хотели шума, а подземельщик от него скрывался. Это помогало им не пересекаться, что вполне удовлетворяло всех.

Горячие струи воды ударили в ссохшееся с грязью телу. Ссадины будто заживали сами собой. Вниз от головы через грудь по бедрам до пяток уходили тяжелые мысли.

Из душевой Олег уже не шел, а бежал. Новая униформа охранника, защитные перчатки и начищенные берцы смотрелись идеально. Выбивался только засаленный рюкзак, но его следует оставить под лестницей. Широкими шагами парень преодолел жилые кварталы, силовой сектор, площадь перед главным шлюзом. По большей части люди его не замечали, он просачивался между них подобно газу. Казалось, даже воздух не колыхался рядом.

– А, это ты, сын предателя.

– Грязный оборванец!

– Хватит путаться под ногами, крыса.

– Еще раз пройдешь мимо меня, вызову полицию.

А если бы на него обратили внимание стражи порядка, можно было бы схлопотать пинок под зад или даже удар дубинкой, поэтому возле них он пробирался особенно тихо.

Олег добрался до своего спальника под лестницей и сунул туда голову. Там, как всегда, сидел еще один житель убежища, не считавшийся горожанином – бездомный Трот. Добродушный мужик со странным именем, носом-картофелиной и закутанным в лохмотья грузным телом. Сосед отличался словоохотливостью, но с ним никто не разговаривал. С головой у Трота не все в порядке. Друзьями они с Олегом не стали, но не видели друг в друге опасности, поэтому уживались.

– Какой жаркий день, не правда ли? – затянул обычную фразу Трот.

– Угу.

– Очень жаркий.

Дальше парень слушать не стал. Бросил рюкзак, выудил из него зажигалку, а из-под матраса – бумажный пакет и направился в сторону Грибного переулка, названного так в честь огромного количества грибных плантаций в трех гигантских оранжереях. Более десяти видов, всевозможных размеров и форм. По вкусу они тоже отличались, но Олег пробовал только два, самых дешевых, отличий не почувствовал. То ли от неприхотливости, то ли от нежелания замечать разницу. Здесь росли и другие культуры: пшеница, картофель, батат, морковь – у прибывающих на торговлю пустынников они вызывали восторг, но подземельщику и они были безразличны. В еде он ценил лишь питательность.

Юноша не знал вкуса всех грибов и овощей, зато хорошо выучил их названия. Правда, никогда не произносил их вслух. Никому бы и в голову не пришло спросить у подземельщика, но Олег не гнушался этим знанием, как и любым другим. Жажда нового была его неуемной слабостью – или силой. Она расцветала, когда Олегу удавалось прочесть очередную книгу. Он поглощал все, что попадалось ему в руки. Буклеты, справки, толстые тома и крошечные брошюры. История, фантастика, психология, наука. Бесчисленное множество тем. Предки нового мира, уходя в убежища, запасались знаниями на века вперед. К сожалению, они просчитались. Мода на чтение под землей не прижилась. Причем не только в нынешнее время, но и в прошлом, ведь Олег находил книги в самых далеких коробках, небрежно сваленных в груду. Десятки, сотни часов парень проводил за пыльными страницами, пахнущими так странно, что хотелось вдыхать аромат полной грудью. Книги уносили его далеко. Каждая – в свой неповторимый мир, столь неуместный в сером однообразии убежища.

От остекленных оранжерей пахло землей. В коридорах безлюдно.

Олег взглянул на часы, висевшие над аркой. Стрелки образовали острый угол возле цифры шесть. Отлично: у него еще пять минут в запасе. Он приближался к темному сектору, освещение которого не восстанавливалось последние несколько лет.

Остановился в условленном месте, потянул из кармана зажигалку из блестящего железа. Лязгнула крышка, трижды провернулось искрящееся колесико. В ответ в глубине темного сектора трижды вспыхнул свет. С той же частотой, будто чуть задержавшееся отражение.

Лицо Олега просияло. На глазах заиграли веселые искры, губы растянулись в улыбке. Его ладони вспотели, а в груди шевелился ком. Она не могла не прийти. Всегда приходила. Правда, от чувства тревоги, которое появлялось каждый раз перед долгожданной встречей, подземельщика это не избавляло.

– Привет, Алена, ты сегодня рано.

– Да я только пришла, не усидела, – раздался бархатный шепот из темноты.

– Здорово, значит, у нас будет на пять минут больше.

– Это точно, – девушка хихикнула, – как ты?

– Я сегодня нашел кое-что по-настоящему интересное.

– Неужели? Расскажи. Только все подробно, не вздумай упускать никаких мелочей.

Алена вышла из темноты. В груди Олега образовалась пустота, а потом заполнилась теплотой. От ее мерной походки раскачивались волнистые локоны, и он жадно ловил каждое движение. Девушка смешно морщила нос, глаза смотрели весело и дерзко. Она улыбалась. Парень внутри таял и расплывался лужей умиления, которой замечательно здесь в темном секторе, как нигде на земле. Дыхание становилось глубже и вырывалось из груди с предательским шуршанием. Глаза не хотели отрываться от спелых вишен ее губ, так часто хваливших его. Хотя за что? Подземельщик – он и в Пустоши подземельщик. Без рода, имени, грязен и пахуч. Олег, конечно, мылся перед встречей, но кроме запаха плесени и пота тело впитало вонь подземной черноты. Парень не знал, чувствуют ли запах другие. Он и сам обращал на него внимание только тут, рядом с Аленой, но этого было достаточно. Юноша стыдился. Девушка не называла сыном предателя, заморышем или крысой, а от него разит подземельем. Он только за это готов был себя презирать, когда лепестков ноздрей вздернутого носика касался запах черноты. Родом из непроглядной тьмы.

Алена была светом, достойным древних сказок о солнце. Олег не знал, каких богов просить, чтобы ей не пришлось оказаться по ту сторону центрального шлюза, поэтому молился сразу всем.

Девушка была ему дорога. По-настоящему, настолько, насколько никогда не был ни наставник, ни давно расплывшийся в воспоминаниях отец. Она гипнотизировала его и сама, словно завороженная, слушала истории про тоннели, находки и ленивых кротов. Иногда ее, ни с того ни с сего, пробирал звонкий смех, от которого щемило сердце. Олег не умел смешить Алену, но обожал, когда это случалось, пусть и без его ведома.

– Знаешь, я нашел обширные коридоры за вчерашним лазом.

– И что там?