Самый большой секрет

– Н-е-е-е-т.

– Три…

Ольга истошно завопила и вырвала у меня пистолет. Раздался грохот выстрелов.

… Я медленно поднялся с пола, ощущая саднящую боль в груди. Посмотрел вниз. Две безобразные опаленные дырки и кровяные разводы безнадежно испортили хорошую рубашку. Ольга сидела на полу и ладошкой терла щеку, ставшую пунцово красной. Я осуждающе взглянул на Лиду, убирающую оружие обратно за пояс. Та пожала плечами.

– Она как истеричка палила. Пять раз. А попала два. Пришлось пощечину засадить. А то она и меня бы угробила. Ну, только меня.

– Как? Как это возможно? – Ольга забыла про щеку, поднялась с пола и вплотную приблизилась ко мне.

Потрогала пальцами отверстия на рубашке, затем резко рванула ее, оголяя мою грудь.

– Даже царапин нет. Но я же видела. А пули? Где пули?

– Они выйдут, – я смутился, не желая посвящать девушек в подробности довольно деликатного процесса. – Потом. Лида, у нас есть во что переодеться?

– Откуда? Сама уже в одном и том же черт знает сколько, – голос звучал укоризненно.

Я счел за благо не развивать эту тему.

– Да прекрати ты его лапать! – раздраженно пробурчала Лида.

Оля все тыкала мне пальцами в грудь и что-то бубнила себе под нос. Она напоминала сейчас взрослого ребенка, уже давно не верящего в Деда Мороза и пытающегося сорвать с самозванца бороду, но та к огромному удивлению оказывается настоящей. Как и сани, запряженные оленями во дворе.

Я взял вновьобращенную за плечи.

– Посмотри на меня.

Я буквально ощутил на лице дуновение воздуха от взмаха ее длинных ресниц. Красивые голубые глаза казалось пронзали насквозь, дорожки слез на щеках застыли еле заметными тропинками. Не уверен, что это произошло именно тогда, но осознание этого определенно. Я понял, что попал. Окончательно и бесповоротно. Меня словно парализовало.

Я считал, что познал любовь. Истинную, сумасшедшую, всепоглощающую. Но если то была любовь, что происходило со мной сейчас?

Ольга будто почувствовала происходящее и как-то резко успокоилась.

– Все нормально, – шепнула она. – Я в порядке.

Я отпустил ее плечи.

– Что это было? – недовольно спросила Лида.

Эх, знать бы. Я сел на табурет, достал сигареты и закурил. Жадно глотая горький дым, пытался привести мысли в порядок. Хорош спаситель. Размяк как тряпка.

– Эй, ребят, – подала голос Оля.

– Что? – в унисон спросили мы с Лидой.

– А может все-таки водка есть?

Глава 18. Ранее. Обряд 8. Кирилл

Кирилл обвел взглядом многочисленные ряды прихожан, глаза которых были направлены в его сторону. Никак не меньше полусотни, подумал священник. Пятьдеся истинно верующих душ, пришедших совершить великое таинство.

Хлеб и вино. Сие есть тело мое, сие есть кровь моя. Так завещал Христос.

Со времен апостолов и по сей день это было одним из самых важных богослужений. Божественная литургия. Сколько раз он уже проводил ее. Но сегодня особый день. Сегодня все будет по другому. Многовековой неизменный обряд пойдет не по плану. И все ради высшей цели. Той, ради которой Кирилл и появился на свет. Той, к исполнению которой его вел Господь.

Проскомидия, первая часть таинства, подходила к концу. Вино смешали с водой, просвиры подготовили. Впереди была литургия оглашенных. На ней еще могли присутствовать не только крещеные, но и готовящиеся ими стать.

Диакон, стоявший рядом, ступил на возвышенную площадку перед иконостасом, именуемую амвон и громко сказал:

– Благослови, Владыко!

– Благославенно царство отца и сына, и святого духа, ныне и присно, и во веки веков, – затянул Кирилл, прославляя Святую Троицу.

Певчие отозвались привычным «аминь», а диакон забурчал под нос великую ектению. Пока все было как всегда. Идеально.

Продолжились песнопения и чтения.

В конце этого этапа священнник должен был помянуть родных и близких молящихся по именам на оставленных записках, а потом препроводить некрещеных из храма. Так как на литургию верных, финальную стадию, они не допускались.

Но вместо этого Кирилл решительным шагом двинулся к выходу. Прихожане расступались, удивленно глядя на духовного отца. В доме божьем воцарилась тишина. Кирилл добрался до дверей и остановился. Постоял несколько секунд и резко обернулся. Так, что ближайшие люди непроизвольно отступили назад.

– Запомните, братья и сестры, – провозгласил он громко, оглядывая с теплотой и нежностью лица, многие из которых стали почти родными. – Все это для высшего блага.

Верующие непонимающе переглядывались. Некоторые вопросительно смотрели на диакона, но тот лишь недоуменно пожимал плечами.

Кирилл распахнул створки высоких дверей храма и в невинность обряда ворвался город со всеми своими мирскими звуками и какофонией.

Священник вышел на улицу и оказался на площадке, вместе с храмом обнесенной невысоким решетчатым забором.

– Что, служба закончена? – вопрошали внутри.

– Может ему плохо стало?

– А нам что делать?

– Тише, тише, – попытался всех успокоить диакон. – Сейчас отец Кирилл вернется и литургия продолжится.

Несколько самых любопытных выглянули наружу.

– А его здесь нет, – крикнул один из них.

– Как?

– Да вот так. Он ушел.

– Ну что, расходимся?