Стол огласило радостное, хмельное разноголосье. Заревели пьяные мужики, заулюлюкали казаки, заголосили бабы, заохали старики и старухи. Потом все пели песню, каждый на свой лад, создавая ни с чем не сравнимый свадебный гудеж. Проносились в чарующем танце черноволосые цыганки. Кто-то бил бутылки, кому-то уже хлопнули по зубам.
Когда пошли плясать, Паша вдруг, сам того не желая, снова оказался рядом с Лизой.
Она ела круглую маслянистую пампушку.
– Слушай, а что с тобой было в тот вечер? – с какой-то неловкой и даже почти виноватой улыбкой спросила Лиза. – Когда ты крикнул, чтобы я пряталась?
– Да так… – Пашка неестественно усмехнулся.
В голове роилась сотня нелепых оправданий, беда была в том, что требовалось выбрать из этой сотни наугад что-то одно. Пашка мешкал с ответом, чувствуя, что играет в рулетку.
– Что-то увидел?
– Да… – Пашка хотел соврать про вооруженную банду, но вдруг понял, что никакая банда не стала бы преследовать его до самого хутора.
– Волка!
Он понял, что сморозил необычайную дурь.
– Волка?!
– Ага. Волков. Целую стаю!
Лиза в недоумении глядела на него своими красивыми глазами.
– Это где, в поле, что ль? В лесу?
Пашка кивнул.
Все кончено. Она решит, что его напугала во тьме свора бродячих собак! Какие волки? Здесь про них даже во времена Пашкиного детства рассказывали только страшные сказки.
– Странно… Откуда им здесь взяться? А ты кому-нибудь еще про них рассказывал?
Пашка обреченно махнул рукой.
– Да нет. Ладно… может, и не волки были…
«Ну а кто это был, дурак?!» – заорал в голове здравый смысл. – «Кто?!»
– В темноте не разберешь…
– Может, сообщить в сельсовет. Вдруг, мало ли… – продолжила Лизка.
Пашка ушел, незаметно исчезнув в самый разгар празднования. Он механически шагал домой, не видя ничего вокруг и шепотом повторяя одно единственное непечатное слово. Ему хотелось одеть на шею петлю или отрубить себе голову топором. Конечно, ничего ужасного не произошло. Еще не произошло. Оно происходило!
Паша вспомнил, как учившийся в его классе, индюк-староста однажды смеясь сказал, что «с точки зрения сумасшедшего совершенно безумен весь остальной мир». Может, в этом все и дело?
А потом он вспомнил Ваню-пастушка.
«Может, и не было между нами никакого разговора? И мне все приснилось…»
Улица была темна, пустынна, сверху посеребренная призрачным светом луны. Лишь в паре домов горели окна. Все на свадьбе!
Над головой как будто промелькнула чья-то тень. Пашка посмотрел в небо и увидел лишь темно-синее покрывало с проглядывающими кое-где звездочками и убывающей луной, похожей на перышко из подушки.
Паша пришел домой, достал из дедовского ящика яблочного самогона и, отхлебнув из горла, прямо в одежде упал на кровать.
Он думал, что долго не сможет заснуть. И ошибся.
Какой-то театр или концертный зал. На эстраде в свете прожекторов полуголый Леший скакал, размахивал руками, горланил бредовые, нескладные песни, рычал, стонал и выл под восторженные крики пьяной вдрызг публики…
– Воды! Горим! – донесся голос из зала.
– Воды набери! – услышал Пашка сквозь сон, и, разлепив глаза, понял, что кричат за окном.
Послышалось звяканье ведер и шелест колодезной цепи.
– Кто поджег-то?!
«Хорошо гульнули!» – мрачно усмехнулся Пашка и, отвернувшись к стене, снова уснул.
В сон опять ворвались чьи-то крики. Пашка очнулся. Он был готов схватить полено и всех им отметелить. Сквозь щель в занавесках хмуро глядел серый рассвет.
«Бараны!» – сквозь зубы проворчал Пашка, ткнув кулаком стену.
Дверь в комнату вдруг открылась, и Паша увидел на пороге деда. Дед как-то странно посмотрел на Пашку ни то пьяными, ни то испуганными глазами и медленно затворил дверь.
За стеной слышался плач.
«Это еще что?» – удивленно подумал Паша.
Он вскочил с кровати и вышел в полутемную горницу. Бабушка сидела на табуретке, закрыв лицо морщинистыми руками, и громко надрывно всхлипывала. Дед стоял весь какой-то постаревший, осунувшийся, тяжело опираясь о стену и глядя в пустоту.
При виде Пашки, он даже не повернул голову, только шевельнул потускневшими глазами.
– Гордея убили.
– Кто?!
– Да кто ж его знает, кто…
Страшная ночь
Поздней ночью, когда мужики уже почти все валялись кто лицом на столе, кто под столом, когда невеста с женихом отправились на сеновал вместе с еле держащимся на ногах «дружко», кто-то прибежал откуда ни возьмись с криком: «Пожар!» На окраине хутора, и правда, во всю пылало зернохранилище, а еще свинарник и два пустых дома. Мощное пламя плевалось искрами, хрустели обуглившиеся стропила, жутко визжали запертые в хлеву свиньи.
– Видел его, собаку! – кричал сторож со слезами на глазах. – Бутылку швырнул, сволочь! Хотел его из ружья, а он уж за деревья сховался, в темь!
Долго не могли добыть воды: не оказалось под рукой ведер. Да и людей трезвых раз-два и обчелся. Всего-то и удалось, что спасти из горящего хлева пару свиней.