красоты и уродства мутный взгляд ее не узнаёт,
но есть и у нее любимцы,
чьим петлистым, неустанным, безумным путем
по несчастной земле, по страстям людским
залюбовалась хозяйка.
Ты, Алкид, надежнейше защищен,
взыскан бессмертными и самою Смертью:
плотно в теле сидит душа,
невредимая, пока сам ее не отпустишь
погулять на воле – под синим небом
или в пропастях преисподней.
(Что-то прикидывает в своем мелком, изворотливом уме и, наконец решившись, как с горы упав –)
Сыграем:
душа Алькесты против твоей –
это будет твой тайный, твой самый важный подвиг:
один на один,
во тьме,
без оружия,
и не сложат песни,
если найдут утром труп Геракла, –
решат: опился неразбавленного на пиру Адмета;
а и выиграешь,
разве расскажешь правду,
что не честным единоборством
взял ее, не бесшабашной дракой,
а удачей и договором?
Сыграем, воин.
Корифей
Как солдат бедовый
недельное жалованье в кабаке
ставит нА кон,
играет с заведомым плутом,
дует на кости, молится перед броском,
выигрывает партию, много две,
в радости неуемной требует вин послаще,
а все равно
под рассветными звездами,
качаясь, идет в казарму
пустой,
оставив все достояние в руках,
ловких до всякой своей добычи, –
так и ты, Геракл, проиграешь.
Не соглашайся с ним!
Геракл
Согласен я. Игорный дом – кладбИще,
столы – могилы, ставка – жизнь, игра –
на выбыванье; содержатель так
условья прописал, что чем мы дольше
играем, тем вернее разоренье,
а выигрыш не удержать, – всё так;