мы пригласим с собою,
ревностью, страхом встретим.
О, обаянье смерти…
Кто еще, сколько терпит…
31
Ах, бедный Павел, стоило ли, а,
страдать или любить, писать и править,
чтоб кто-то под похабную музычку
так спел? Был голос хрипл, был сорван голос
не этою ли самой песней? Я
смотрел – нет, явно ты не выдавала
смятения, но песню узнавала.
Певичка на меня в упор смотрела,
как будто что сказать, узнать хотела.
32
А между тем переменился тон:
Марина успокоилась. Взялась
за разговор, за дело осторожно,
по-лисьему, с подходцами, тебе
шептала о разделе, о размене,
о справедливости, о долгих спорах
судебных – что процесс, то разоренье, –
но почему-то ни полслова об
армейской взятке. Слишком малый куш
с тебя две сотни? Ты не поддавалась –
и раньше ты была скупа на жалость.
33. Ирина
Не знала, что так будет. Никогда
я не претендовала, но приму
дар искренний и скорбный: деньги мне
нужны, делиться я не собираюсь,
разбогатеть на горе не стесняюсь.
34. Ирина
«Мне надо денег, денег, много денег –
уеду из страны». – Ты что, Ириша?
– «Уеду хоть в Прибалтику, когда
не хватит на нормальную Европу,
уеду к черту, к дьяволу». – Что так?
– «Как надоело все…» – И муж-дурак?..
35
Окончилось собранье наше тише,
чем можно было думать, разошлись
не поздно и не рано. Показалось
мне, или так и было – ты смотрела
с немного меньшей злобой на меня,
чем до этого вечера. И мне
так стало жутко, как в кошмарном сне.
36
Я думал, все прикидывал, казалось
мне: что-то ускользает от меня,