Сначала ему все же предложили перейти на преподавательскую работу в Москву, в Высшую школу МГБ. Безусловно, огромный опыт агентурно-оперативной и руководящей работы делал Сергея Тарасовича настоящим кладезем знаний для молодых контрразведчиков (в той же Украине по состоянию на 1947 г. свыше половины действующих офицеров МГБ не имели специальной подготовки). Однако старый чекист наотрез отказался.
Мы не можем судить о мотивах такого поведения, нельзя исключать, что он не желал расставаться с любимой оперативной практикой, виртуозом которой являлся. Да и уходить с руководящей должности, начинать службу на новом поприще в почти 50-летнем возрасте вряд ли хотелось. Любил Украину. Видимо, думал и о семье, стойко переносившей волнения и тревоги за мужа и отца – арест, 26-месячное заключение, война, риск при «внедрении в банду ОУН» (как говорилось в характеристиках). Семья наконец-то обустраивалась, живя в престижном доме по киевской улице Розы Люксембург, 12 (в этом же доме, к примеру, жил заместитель председателя Президиума Верховного Совета УССР, дважды Герой Советского Союза Сидор Ковпак).
Реакция начальства оказалась крайне жесткой. Из-за отказа перейти на «учебную работу» заместитель министра госбезопасности СССР по кадрам генерал-майор Свинелупов 8 апреля 1947 г. распорядился: «считаем необходимым его из органов уволить». «К исполнению» – наложил резолюцию его украинский коллега полковник Ступницкий. К счастью, сочли возможным уволить заслуженного полковника по инвалидности – сказались последствия пыток в Бутырках, Лефортово, тюрьме НКВД в Киеве. По состоянию здоровья 5 июля 1947 г. вышел на пенсию. Наградами мастеру оперативных мероприятий стали за период службы два ордена Красной Звезды, ордена Отечественной войны и «Знак Почета», ряд медалей.
Обширные познания С. Карина по «оперативному религиоведению» оказались востребованы еще раз. Загнав украинских греко-католиков в катакомбы, органы КГБ вынуждены были постоянно контролировать и преследовать эту категорию населения Западной Украины вплоть до 1989 г. В декабре 1969 г. руководство 5-го Управления (борьбы с «идеологической диверсией») КГБ УССР обратилось к заместителю председателя КГБ УССР генерал-майору Борису Шульженко с предложением оформить на работу С. Карина как внештатного сотрудника для «выполнения поручений по униатам» (видимо – в качестве консультанта). Некоторое время Сергей Тарасович выполнял это последнее в своей жизни задание по линии спецслужб, получив за 1969 г. 200 рублей. Однако 23 августа 1972 г. вынужден был прекратить сотрудничество в связи с наступлением слепоты.
В последний период жизни С. Карин-Даниленко, имевший публицистический дар, писал книги и статьи, был частым гостем на ведомственных собраниях, приглашался для выступлений перед молодыми чекистами и в иных «закрытых» аудиториях. Среди его печатных трудов – книги «В стане врага» (несколько переизданий), «Дорогою ганьби i зради» («Дорогой позора и предательства», из истории УГКЦ), «Униаты». Немало из его рассказов о рискованных операциях начала 1920-х, «вылазках» в стан подполья ОУН стали достоянием историков через пересказы-публикации других известных контрразведчиков – генерал-майора В. Шевчука (псевдоним «Заричный»), полковников И. Шорубалки («Шовкуненко», одного из руководителей Управления 2-Н МГБ УССР по борьбе с украинскими националистами), К. Гальского («Клим Дмытрук»). Скончался мастер оперативных мероприятий в статусе «живой легенды» советской спецслужбы в 1985 г. Господь ниспослал ему долгую жизнь, дав возможность для осмысления непростого жизненного и служебного пути, отпустив и время для покаяния. Всего несколько лет оставалось до празднования 1000-летия Крещения Руси и религиозного возрождения.
Победа креста над свастикой
Поединок спецслужб в религиозной сфере Украины (1941–1945 гг.)
Власть и церковь: «медовый месяц» после «большого террора»
22 июля 1944 г. народный комиссар государственной безопасности Украинской ССР Сергей Савченко подписал грозную директиву № 1341/с. В НКГБ УССР, писал глава чекистов Украины, поступают сведения о том, что в Сумской, Киевской, Ворошиловградской и других областях местные органы власти и даже сельсоветы закрывают православные церкви, отдают их под склады, клубы и колхозные конторы, что оскорбляет религиозные чувства граждан и создает почву для провокационных измышлений и слухов.
Далее указывалось, что органы госбезопасности обязаны выявлять и расследовать подобные факты, информировать о них Киев. Предписывалось в дальнейшем не допускать закрытия церквей – разумеется, «без соответствующего разрешения вышестоящих директивных органов», а аресты православного духовенства проводить только с санкции НКГБ УССР, аресту же должна была обязательно предшествовать «компрометация того или иного лица перед массой верующих»[78 - ОГА СБУ. Ф. 9. Д. 75. Л. 25–26.].
Вряд ли можно было даже представить еще 2–3 года назад появление таких инициатив спецслужбы, как предложение С. Савченко первому секретарю ЦК КП(б)У Н. Хрущеву (20 мая 1945 г.) о «санкционировании» издания на украинском языке церковного календаря Московской патриархии на 1945 год «в целях создания необходимого влияния экзархата Русской православной церкви на Украине»[79 - ЦГАООУ. Ф. 1. Оп. 23. Д. 1639. Л. 1.].
При всей половинчатости отношения властей к Православной церкви, выразительно отразившейся в указаниях комиссара госбезопасности 3 ранга[80 - Савченко Сергей Романович (1904–1966), уроженец Скадовска. Народный комиссар, министр госбезопасности Украинской ССР в 1943–1949 гг., в 1951–1955 гг. – заместитель министра госбезопасности СССР. Генерал-лейтенант (1945). В 1955 г. в ходе «чистки» спецслужб от причастных к незаконным репрессиям уволен в запас «по служебному несоответствию».], представить подобное «заботливое отношение» к церкви еще несколько лет назад было просто невозможно. По сравнению с массовыми гонениями на православие в 1920–1930-х гг., подобная политика выглядела верхом либерализма и проводилась в контексте лично санкционированных И. Сталиным уступок Русской православной церкви (РПЦ) и возрождения религиозной жизни, восстановления патриаршества в сентябре 1943 г.
Чтобы оценить изменение подхода спецслужб к «церковникам», приведем, для сравнения, один из показательных директивных документов по преследованию церкви эпохи «Большого террора» 1934–1938 гг. Это циркуляр «Об агентурно-оперативной работе по церковно-сектантской контрреволюции», подписанный 10 января 1936 г. начальником Секретно-политического отдела Главного управления государственной безопасности НКВД СССР, комиссаром госбезопасности 2-го ранга Георгием Молчановым[81 - 9 октября 1937 г. Военной коллегией Верховного Суда СССР приговорен к высшей мере наказания. В тот же день расстрелян на спецобъекте для казней начальствующего состава «Коммунарка». Не реабилитирован как несущий непосредственную ответственность за массовые незаконные репрессии.].
Агентурные и следственные материалы, говорилось в документе, свидетельствуют о «значительно возросшей контрреволюционной активности церковников и сектантов, росте подполья, восстановлении организационных связей и безусловном наличии руководящих центров». Особую обеспокоенность вызывали возвращавшиеся к служению (по большей части – нелегально, в «катакомбных» условиях) епископы и священники («нелегалы-профессионалы», как их поименовали чекисты). Им, по сути, автоматически вменяли опасную антигосударственную деятельность, создание «церковно-монархического подполья», что придавало делам и их «фигурантам» фатальную «контрреволюционную окраску». Предписывалось вербовать «свежую агентуру из числа церковно-сектантских руководителей» (в том числе в местах лишения свободы), взять в оперативную разработку «всех церковников и сектантов», вернувшихся из ГУЛАГа. Ставилась задача «не оставлять нерепрессированными ни одного участника контрреволюционного подполья» (!). В заключение в директиве указывалось, что в отношении православных поступят дополнительные ориентировки[82 - ОГА СБУ. Ф. 13. Д. 1039. Л. 1–4.].
Как результат в 1937 г. началась «зачистка» православного клира (разумеется, и других категорий «неблагонадежных», и служителей иных конфессий). По ложным обвинениям, доносам внутрилагерной агентуры, новым сфабрикованным делам отбывавшие срок или вновь арестованные священнослужители пропускались по «расстрельным» статьям и уничтожались. Как докладывал НКВД СССР И. Сталину, лишь в августе – ноябре 1937 г. арестовали 166 архиереев (из них репрессировали – 81), 9116 священников (4629), 2173 монаха (934 осудили), а всего в этот период арестовали 31 359 «церковников и сектантов»[83 - Архиепископ Крымский Лука (Войно-Ясенецкий) под надзором ГПУ – НКВД – МГБ: сб. документов / сост. А. Валякин. Симферополь: ГУ СБУ в АРК, 2010. С. 5; Бажан О. Репресii серед духовенства та вiруючих в УРСР в часи «великого терору»: статистичний аспект // З архiвiв ВУЧК – ГПУ – НКВД – КГБ. 2007. № 2. С. 15–17.].
В частности, 2 октября 1937 г. тройкой НКВД по Челябинской области был приговорен к расстрелу, и 10 октября в 4 часа дня расстрелян засекреченный «заключенный № 114» Верхнеуральской тюрьмы – Местоблюститель Патриаршего престола, митрополит Петр (Полянский, с 1997 г. – священномученик). Владыка Петр «не принял к исполнению требование НКВД отказаться от сана Местоблюстителя Патриаршего престола» и упорно отклонял предложения начальника «антирелигиозного» подразделения Е. Тучкова о негласном сотрудничестве со спецслужбой. После неоднократных ссылок в августе 1930 г. был очередной раз арестован и на свободу больше не вышел.
Угроза ареста годами нависала и над Местоблюстителем Патриаршего престола, блаженнейшим митрополитом Московским и Коломенским (с апреля 1934 г.) Сергием, против которого НКВД «заготовил» сфабрикованные обвинения в шпионаже и сотрудничестве с японской разведкой («с учетом» нескольких лет служения владыки в Японии в 1890-е гг. и знания им японского языка). Подводя печальный итог преследованиям православия, современные исследователи приводят данные о репрессировании «за веру» в период между Гражданской и Великой Отечественной войнами около 350 тыс. человек, включая 140 тыс. священников, из которых до 80 тыс. было казнено. Из действовавших в стране в 1931 г. 24 тыс. религиозных общин к 1940 г. осталось менее 2 тыс.[84 - Волокитина Т.В., Мурашко Г.П., Носкова А.Ф. Москва и Восточная Европа. Власть и церковь в период общественных трансформаций 40–50-х годов ХХ века: очерки истории. М.: РОССПЭН, 2008. С. 58–59.]
В целом в СССР к 1941 г. имелось 3732 действующих православных храма, однако 3350 из них (а также 64 монастыря) находились на территориях, вошедших в состав Союза в 1939–1940 гг., (всего – 28 епископов и 6376 священнослужителей)[85 - Одинцов М.И. Русская православная церковь накануне и в эпоху сталинского социализма. 1917–1953 гг. М.: Политическая энциклопедия, 2014. С. 226.]. Из числа высшего духовенства на кафедрах оставалось всего четыре архиерея. О положении Патриаршего Местоблюстителя (с 1936 г.), митрополита Сергия оставил воспоминания приехавший в 1939 г. Москву из Западной Белоруссии митрополит Пателеимон (Рожновский). Отправляясь осматривать московские храмы, владыка Сергий успел шепнуть потрясенному гостю: «…Помолимся прежде, не я вас везу храмы осматривать, а нас везут. Куда нас везут, сам не знаю»[86 - Васильева О.Ю., Соловьев И. Предисловие // Русская православная церковь в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 г.: сб. документов. М.: Изд-во Крутицкого подворья, 2009. С.7–8.]. Назначаемые в новоприсоединенные епархии экзархи РПЦ вынуждены были мириться со статусом конфидентов[87 - Приводя документальные свидетельства негласного сотрудничества с НКВД митрополита Виленского и Литовского Сергия (Воскресенского, 1897–1944), Патриаршего экзарха Прибалтики, священник Илья Соловьев и профессор Михаил Шкаровский верно подмечают, что в тех фатальных для РПЦ исторических условиях сотрудничество епископата с чекистами носило «характер “игр с дьяволом”» // Шкаровский М.В., Соловьев Илья, священник. Церковь против большевизма. Экзархат Московской патриархии в Прибалтике. 1941–1944. М., 2013. С. 27.].
В УССР к 1939 г. осталось 3 % от дореволюционного количества действующих храмов. С 1918 по 1940 г. погибло семь митрополитов Киевских. До революции только в Киеве насчитывалось до 30 тыс. представителей духовенства и монашествующих, работало 130 православных храмов и молитвенных домов, а к 1941 г. служба велась лишь в двух киевских храмах. Киевская епархия РПЦ до 1917 г. имела 1710 храмов, 1435 священников, 277 диаконов, 23 монастыря (5193 монашествующих), а к 1939 г. оставались 2 парафии с 3 священниками и диаконом[88 - Рубльова Н. Репресii проти «церковникiв» i сектантiв в УРСР. 1917–1939 // З архiвiв ВУЧК – ГПУ – НКВД – КГБ. 2007. № 1. С. 219.].
Патриарший экзарх Украины, митрополит Николай (Ярушевич)
В восточных областях УССР к 1941 г. имелось 10 действующих церквей РПЦ. Как отмечал отчет НКГБ УССР от марта 1944 г., к началу войны в ряде областей Украины не осталось ни одного действующего храма[89 - В Винницкой, Кировоградской, Донецкой, Николаевской, Сумской, Хмельницкой.]. Священники либо публично отреклись от сана, либо «тихо отошли» и работали в народном хозяйстве. Монашествующие «разбрелись» из закрытых обителей, трудились в артелях. Немало из них при этом открывали домовые храмы, отправляли требы и вели богослужение[90 - ОГА СБУ. Ф. 9. Д. 74. Л. 87.]. Служил и Патриарший экзарх Украины, митрополит Николай (Ярушевич).
Однако война, которую народы СССР вели за спасение от физического уничтожения, порабощения и стирания духовно-цивилизационных основ своего бытия, возрождение веры понудили власть серьезно изменить отношение к православию. «Мне довелось исповедовать и причащать одного замечательного человека, генерал-майора, фронтовика. На мой вопрос, как на фронте он относился к вере, он мне сказал: «Верил… И многие верили». Он показал мне свой нательный крестик, сделанный из латуни. На фронте солдаты-умельцы делали их из стреляных гильз. С тех пор он, советский офицер, а потом и генерал, этот крестик и носил. Носил всю войну… Я приложился к его крестику из гильзы как к святыне. Не один он верил на фронте, были и другие. Вера всколыхнула самые лучшие качества русского человека»[91 - Протоиерей Александр Ильяшенко. За веру и честь народную [электронный ресурс: http://www.pravmir.ru].].
Оккультный рейх
Рассмотрим основы политики гитлеровского рейха по отношению к христианству и религии в целом[92 - См. также: Веденеев Д.В., Лисенко О.Є. Релiгiйнi конфесii Украiни як об’ект оперативноi розробки нiмецьких i радянських спецслужб (1943–1945 рр.) // Украiнський iсторичний журнал. 2012. № 4. С. 104–126; Веденеев Д.В. Органи державноi безпеки СРСР i релiгiйнi об’еднання в Украiнi пiд час Великоi Вiтчизняноi вiйни // Науковi записки Інституту полiтичних i етнонацiональних дослiджень iм. І.Ф. Кураса НАН Украiни. 2010. № 4. С. 377–396; Веденеев Д.В. Релiгiйна ситуацiя в Украiнi в перiод Великоi Вiтчизняноi вiйни та дiяльнiсть радянських органiв державноi безпеки по лiнii Православноi церкви // Православ’я – цивiлiзацiйний стрижень слов’янського свiту: збiрник наукових праць. К.: Фенiкс, 2011. С. 162–173.]. После прихода нацистов к власти на территории Германии начались ограничительные меры против католической и лютеранской церквей. Были созданы специальные концлагеря, которые специализировались на духовенстве. В Дахау содержалось около 2700 священнослужителей, в том числе около 70 православных. Примерно 5000 католических священников были репрессированы, закрыты сотни монастырей. Однако это не помешало договору (конкордату) рейха с Ватиканом (июль 1933 г.) и контактам папского престола с Гитлером, за которые отвечал глава католиков Германии кардинал Михаэль фон Фаульбахер.
Основное содержание «религиозной политики» нацистского рейха заключалось в разрушении традиционных церковных структур, разобщении и расколе конфессий, тотальном контроле за всеми проявлениями духовной жизни (последнее предусматривало особую роль спецслужб, активную агентурную работу в конфессиональной среде, кадровую манипуляцию клиром и контроль за настроениями верующих)[93 - Одинцов М.И. Русская православная церковь накануне и в эпоху сталинского социализма. 1917–1953 гг. М.: Политическая энциклопедия, 2014. С. 228.].
«…Был и отдельный антирелигиозный полигон для отработки будущей политики тотального уничтожения христианской церкви – область Вартегау (территория Польши, присоединенная к Германии) с центром в Познани, – пишет один из ведущих исследователей истории Православной церкви в ХХ столетии Михаил Шкаровский. – Там проживало около 4 млн населения, в основном поляки… Запрещалось объединение религиозных общин выше уровня приходов. Епархиальные и более высокие структуры ликвидировались. Священники должны были не только выполнять свои обязанности, но и иметь светскую работу. Запрещалась социальная, благотворительная, просветительская, образовательная – вся деятельность, кроме сугубо богослужебной. Были ликвидированы абсолютно все монастыри. К 1944 г., когда в Вартегау пришли советские войска, там было закрыто 94 % всех храмов и репрессировано 97 % священников».
Секретные планы нацистской партии предусматривали введение новой государственной религии, опирающейся на язычество и «германско-нордическое движение». Христианские таинства отвергались, равно как иконы и другие священные предметы богослужения. В немецких архивах М. Шкаровский выявил подготовленный примерно в 1939 г. план создания новой квазирелигии рейха, рассчитанный на 25 лет. Новая религия должна была включать в себя некоторые составляющие. «Первое – это германское язычество. Нацисты не просто ввели в официальный календарь зимний и летний солнцеворот, они совершали во время этих праздников достаточно дикие языческие обряды. Например, весной девушки бегали нагими по каким-то священным рощам, и это воспринималось как обряд плодородия. Следующая составляющая новой религии – различные оккультные теории наподобие учения розенкрейцеров, которое в XVIII–XIX веках было распространено в Германии. Третья составляющая – некоторые внешние элементы христианства. Гитлер для новой религии рассчитывал использовать значительную часть христианских храмов и священников, заставив их перейти к исповеданию этой религии…»[94 - Одинцов М.И. Русская православная церковь накануне и в эпоху сталинского социализма. С. 228–229; Шкаровский М.В. В области религии конечной целью идеологов нацизма было тотальное уничтожение христианской церкви [электронный ресурс: http://www.patriarchia.ru]; по данной тематике см.: Одинцов М.И. Власть и религия в годы войны. Государство и религиозные организации в СССР в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. М., 2005; Шкаровский М.В. Политика Третьего рейха по отношению к Русской православной церкви в свете архивных материалов 1935–1945 годов. М., 2003; Он же. Крест и свастика. Нацистская Германия и Православная церковь. М.: Вече, 2007; Волошин Ю.В. Украiнська православна церква в роки нацистськоi окупацii (1941–1944 рр.). Полтава: Б.в., 1997; Гордiенко В.В. Нiмецько-фашистський окупацiйний режим i православнi конфесii в Украiнi // Украiнський iсторичний журнал. 1998. № 3. С. 107–119; Мышенцев Н., Якунин В. Положение и деятельность Русской православной церкви в годы Великой Отечественной войны. Самара, 2001.]
В 1935 г. гитлеровцы создали специальную команду «Х» (зондеркоманду) для противодействия христанству и другим «неарийским» религиям, которая взаимодействовала с институциями «СС-Аненербе»[95 - См.: Воробьевский Ю.Ю. Аненербе – оккультный меч рейха. М.: Яуза; Эксмо, 2004.]. Ее деятельность направлялась на разрушение существующих церковных структур, лишение их влияния на людской дух, дробление конфессионального поля и создание новых сект (в дальнейшем также подлежащих дискредитации и свертыванию). Считалось целеообразным на первом этапе создавать псевдоцеркви, автокефальные течения, постепенно с их помощью дискредитировать веру, подменяя ее уже откровенным язычеством и сатанизмом. Особое значение придавалось уничтожению и осквернению христианских святынь. Так, в Киеве оккультистами из Аненербе планировалось уничтожить все церковные памятники, Свято-Успенскую Киево-Печерскую лавру[96 - Цибулькiн В.В., Лисюк І.П. СС-Аненербе: розсекреченi файли. К., 2010. С. 40–43.].
В самой Германии применительно к православию планировалась унификация приходов различных церковных юрисдикций – Русской православной церкви за границей (РПЦЗ), Временного экзархата Вселенского Патриарха на территории Европы, Московского патриархата, причем основой этого принудительного «объединения» предстояло стать РПЦЗ, известной своими резко антисоветскими взглядами, зависимостью от политических кругов зарубежных стран, негативизмом по отношению к РПЦ. С 1936 г. во главе Берлинской и Германской епархии РПЦЗ стал этнический немец и подданый рейха, епископ Потсдамский Серафим (Ляде). Этот архиерей в день нападения Германии на СССР 22 июня 1941 г. в послании к пастве призвал ее стать участником борьбы, «содействовать свержению советской власти», «найти место в новом антибольшевистском фронте», «в освобождении Родины от красной диктатуры». Глава же Архиерейского синода РПЦЗ митрополит Анастасий (Грибановский) свое отношение к нацизму выразил в приветственном адресе Гитлеру от 12 июня 1938 г., назвав фюрера «вождем в мировой борьбе за мир и правду», от которого ждет освобождения «верующий русский народ»[97 - Одинцов М.И. Русская православная церковь накануне и в эпоху сталинского социализма. С. 230, 232.].
Хотя главное руководство религиозной политикой на оккупированных территориях в Третьем рейхе было поручено главе партийной канцелярии Национал-социалистической партии Германии (НСДАП) Г. Гейдриху, а затем – Мартину Борману. На практике на временно занятых советских территориях религиозной сферой занимались: военная администрация прифронтовой зоны; Главное управление имперской безопасности (РСХА, 4-м Управлением которого было гестапо) Генриха Гиммлера; рейхминистерство восточных территорий во главе с прибалтийским немцем Альфредом Розенбергом. В ведении последнего пребывали два рейхскомиссариата – «Остланд» (Прибалтика, Белоруссия) и рейхскомиссариат Украины. Розенберг конъюнктурно заигрывал с националистическими силами (даже вынашивал не воспринятые фюрером планы создания марионеточной Украинской Державы от Вислы до Кавказа), стремился к созданию самостоятельных автокефальных православных церквей, враждебных РПЦ.
Рейхминистр восточных территорий гитлеровского Рейха Альфред Розенберг
В структуре специальных органов гитлеровской Германии ведущим подразделением по координации оперативной работы в религиозной сфере выступала «группа ІV-Б» ІV управления РСХА (Главного управления имперской безопасности). В приказе РСХА от 4 августа 1941 г. относительно реорганизации спецслужб в военный период подчеркивалось, что добытая разведкой информация об «идеологических противниках (масоны, евреи, церковь и др.) подлежит компетенции контрразведки»[98 - Советские органы государственной безопасности в Великой Отечественной войне: сб. документов и материалов. М.: РИО ВКШ КГБ СССР, 1988. Т. ІІ. С. 578; Т. ІV. С. 399.]. Весной 1942 г. в системе РСХА создали специальный разведывательно-диверсионный орган «Предприятие Цеппелин». К его функциям относилось проведение масштабной диверсионной и подрывной работы в советском тылу на основе инспирирования националистических, сепаратистских настроений и движений, создание «национальных формирований» из народов СССР. Пункт 3-й плана организации этого спецоргана предусматривал спекуляцию на националистических чувствах национальных меньшинств. Предписывалось соблазнять советских граждан обещаниями «свободы исповедания любой религии», «защиты религиозных обрядов», хотя и указывалось при этом «ничего не говорить об оставлении неприкосновенной современной церковной организации»[99 - Советские органы государственной безопасности в Великой Отечественной войне. Т. ІІІ. С. 916.].
Следует вспомнить, что уже в 1935–1938 гг. в Третьем рейхе разработали стратегию разведывательно-подрывной «тотальной войны». Директива Верховного главнокомандования от 7 марта 1938 г. важную роль в обеспечении боевых действий отводила «невоенным способам борьбы», масштабным мероприятиям по «внутреннему разложению вражеского народа» в период до начала войны. Рекомендовалось активно использовать этноконфессиональные и сепаратистские процессы[100 - Авдеев Ю.И. Формирование стратегических установок в области подрывной деятельности фашистской Германии против СССР и их содержание // Труды ВКШ КГБ СССР. 1985. № 35. С. 103–123; История советских органов государственной безопасности. М.: РИО ВКШ КГБ СССР, 1980. С. 170.]. Контрразведкой НКВД в довоенные годы были добыты сведения о том, что заброшенная в СССР агентура немецкой разведки использвала как прикрытие и для легализации легенды «странников», выдавала себя за «святых», «Николая-пророка» и т. п.[101 - Советские органы государственной безопасности в Великой Отечественной войне. Т. V. С. 297.]
Оккупанты и их спецслужбы (в религиозной сфере также старались активно действовать румынские и венгерские разведслужбы) стремились целенаправленно влиять на конфессиональную ситуацию в Украине для достижения военно-политических целей, руководствуясь принципом «разделяй и властвуй». Поскольку нацистский режим был имманентно враждебен христианству, культивировал в рейхе антигуманные, мистические, оккультные взгляды как основу «новой веры», внимание агрессоров к «религиозному вопросу» объяснялось желанием использовать религиозные объединения захваченных земель для укрепления позиций оккупационной администрации и подрыва лояльности населения к советскому строю.
Религиозная политика нацистов в оккупированных областях СССР (при определенных региональных конъюнктурных особенностях) отличалась общим отношением к славянским народам как к «неполноценным» и стремилась не допустить появления каких-либо объединяющих религиозных центров. «Мы должны избегать, чтобы одна церковь удовлетворяла религиозные потребности больших районов, – формулировал свои указания А. Гитлер, – каждое село должно быть превращено в независимую секту, которая желает верить в Бога по-своему, …наша политика на широких просторах должна заключаться в поощрении любой формы разъединения и раскола», желательными признавались даже шаманские культы, способные «дробить русский простор»[102 - Третий рейх и Православная церковь // Наука и религия. 1995. № 5. С. 23; Русская православная церковь во время Великой Отечественной войны [электронный ресурс: http://www.pravmir.ru].].
Взгляды и принципы «религиозной политики» упомянутого министра «Восточных территорий» Альфреда Розенберга (1893–1946 гг., повешен по приговору Международного военного трибунала в Нюрнберге)[103 - А. Розенберг (прозвище среди германской верхушки – «Розовый Карлик») являлся заместителем фюрера по вопросам «духовной» и идеологической подготовки членов Национал-социалистической партии Германии, с 1933 г. возглавил внешнеполитический отдел партии. Будучи по линии отца прибалтийским немцем, учился до революции в Риге, закончил Московское высшее техническое училище. Серьезно изучал процессы «украинизации» православия времен Центральной Рады и Директории УНР, автокефальное движение в Украине. Автор канонической книги рейха «Миф ХХ столетия» (1929 г.). Выступал сторонником создания полуавтономного «украинского генерал-губернаторства» в составе Галиции, Крыма, земель по Дону и Волге для борьбы с Россией. В июле 1940 г. создал по поручению Гитлера айнзатцштаб из 350 специалистов с высшим образованием и научными степенями, координировал его деятельность с исследовательскими структурами психологической войны и оккультных разработок «СС-Аненербе».] отличались крайней враждебностью к православию: «Христианский крест должен быть изгнан из церквей, соборов и часовен и должен быть заменен одним символом – свастикой… 1) религиозным группам категорически запрещается заниматься политикой; 2) религиозные группы должны быть разделены по признакам территориальным и национальным. При этом национальный признак должен соблюдаться особенно строго при подборе лидеров религиозных групп..; 3) религиозные общины не должны мешать деятельности оккупационной власти».
При том, что из тактических соображений оккупанты не препятствовали возрождению религиозной жизни, в основе их долговременной политики по отношению к религиозным объединениям лежали их разобщение, раскол, микширование религии с политическими течениями, националистическими течениями (ересь филетеизма), поощрение сектантства, создание новых квазирелигиозных, резко враждебных христианству течений.
Например, доходило до параллельного создания конкурирующим ведомством Розенберга и РСХА двух течений украинского язычества. А. Розенберг привлек к сотрудничеству санскритолога и индолога из Львовского университета Владимира Шаяна (1908–1974). Шаян пояснял, что в 1934 г. на горе Грехит в Карпатах его посетило «переживание», «взрыв святости», приведший его к необходимости возрождения «живой староукраинской веры», «пан-арийского ренессанса». 5 ноября 1943 г. он провозгласил создание Ордена Рыцарей Бога Солнца, принимавшего активное участие в создании дивизии войск СС «Галиция» (в УПА даже было подразделение бойцов-неоязычников имени Перуна).
В свою очередь, «религиоведы» из РСХА наставляли уроженца Кировоградщины Льва Силенко (1921–2008 гг.), попавшего в плен осенью 1941 г. офицера Красной армии. Став офицером СС, он был вовлечен в процесс конструирования украинского язычества и со временем стал основателем Родной Украинской Национальной Веры (РУН-веры, подпольно начавшей возрождаться в УССР еще с 1970-х гг. и уже широко хлынувшей через настежь распахнутые информационные ворота в 1990-е гг.). В конструкцию «украинского язычества» создатели вмонтировали такие «запрограммированные» черты, как воинствующее антихристианство, расистские, ксенофобские, антисемитские, русофобские взгляды, иррационализм[104 - Цибулькiн В.В., Рожен Л.М., Веденеев Д.В. Нариси з iсторii розвiдки суб’ектiв державотворення на теренах Украiни. К.: Преса Украiни, 2011. С. 484–485; Цибулькiн В.В., Лисюк І.П. СС-Аненербе: розсекреченi файли. С.78–79.].
Следует признать, что оккупанты в рамках интенсивной психологической войны на высокий уровень поставили изучение этноконфессиональной ситуации на землях Украины, социально-психологического состояния населения, тем более столкнувшись с героическим сопротивлением народа и с непониманием психотипа нового советского человека. Красноречив в этой связи вывод сотрудников румынской разведки (Специальной службы информации) из отчета о положении на отданной Гитлером Румынии юго-западной части территории Украины с центром в Одессе (Транснистрии, с площадью в 40 тыс. кв. км и населением около 2,3 млн человек). Как вынуждены были признать оккупанты, советская власть «сформировала необходимый человеческий материал, проникнутый коммунистической идеологией, готовый всегда и везде выполнить директивы руководства СССР, …вся советская территория заселена населением с полностью измененным способом мышления, измененным под влиянием более чем 20-летнего господства коммунистической идеологии»[105 - ЦГАООУ. Ф. 57. Оп. 4. Д. 103. Л. 18, 20.].
Не случайно те же представители румынских агрессоров прибегали к мерам информационно-психологического противоборства. В частности, при университете в оккупированной Одессе в мае 1942 г. создали «Институт антикоммунистических исследований и пропаганды» (к нему присоединилась и группа «перекрасившихся» местных научно-педагогических кадров), под маркою которого велась спецпропаганда. Представители режима диктатора И. Антонеску, который широко практиковал террор против гражданского населения, демагогически провозгласили среди задач Института «возвращение в сознание людей великих истин – веры, настоящей свободы и других высоких идеалов человечества». Румыны поощряли деятельность своей Духовной миссии в Бессарабии. Как говорилось в обращении Бухареста к населению «Транснистрии», «румынская и немецкая армии освободили вас. Теперь вы имеет право ходить в церковь. Все на работу – пахать землю и пасти скот»[106 - ОГА СБУ. Ф. 60. Д. 83503. Л. 325.].
Целенаправленный подход гитлеровцев к научно-аналитическому обеспечению переформатирования идейно-духовного состояния населения оккупированных земель иллюстрирует деятельность учрежденного в Киеве уже весной (по другим данным – с февраля) 1942 г. так называемого «Штаба Розенберга». Там велись работы по исследованию (в частности) национальных отношений, «женского вопроса» в СССР, влияния марксизма-ленинизма на сознание людей, изменения мышления различных социальных групп советского народа, психологии народов СССР[107 - Научный архив Института российской истории (НА ИРИ) РАН. Ф. 2. Р. VІ. Оп. 14. Д. 1. Л. 1–2; Оп. 9. Д. 5. Л. 6–12.].
Интеллектуальная «пятая колонна»
Кстати говоря, используя советских ученых-коллаборационистов, даже «либеральный» Розеберг категорически не желал развития образования и науки среди «унтерменшей». В июне 1943 г., сообщали агенты НКГБ УССР, на совещании с участием гебитскомиссаров Украины А. Розенберг указывал: «ни о какой науке для украинских ученых не может быть и речи. Пока следует разрешить… открытие некоторых научно-исследовательских институтов для помощи фронту, …собирая материалы о советской экономике и индустрии. Украинские ученые должны работать в институтах под строгим контролем немецких штабов». Для образовательной сферы рейхсминистр считал достаточным 4-классные школы и 2-летние профессиональные школы по узкой рабоче-ремесленной специализации[108 - ОГА СБУ. Ф. 60. Д. 83508. Т. 1. Л. 21–21 об.].
Работа подобных учреждений подробно освещалась (по материалам агентуры) в спецсообщении 4-го (зафронтового) Управления НКГБ УССР от 30 сентбяря 1944 г. «О деятельности штаба Розенберга в г.г. Киеве и Харькове». Под прикрытием «исследовательских работ», сообщали источники, собирались и обобщались «всесторонние разведывательные экономико-политические данные о Советском Союзе», ими же прикрывалось «повсеместное ограбление культурных и исторических ценностей Украины». Начало работы «штаба» было положено созванным в феврале 1942 г. бургомистром Киева (февраль 1942 – ноябрь 1943 г.) Леонтием Форостовским (1896–1974 гг., умер в эмиграции в США) совещанием, куда явилось свыше 50 представителей научно-педагогической интеллигенции Киева, включая ранее пострадавших от незаконных репрессий.
Для научных работников штабом формулировались исследовательские темы, среди которых: советское законодательство; национальный вопрос и национальная политика в СССР; общественная жизнь и роль профсоюзов; женский вопрос; положение с основными свободами; социальное положение рабочих, крестьян, интеллигенции; подготовка специалистов, наука и техника (по отраслям); психология народов СССР и изменения в ней за последние четверть века; библиография «советских идей», развитие марксистско-ленинской идеологии и др.
Оккупанты ставили жесткие условия «научного сотрудничества»: строгое документирование и опора на первоисточники, точность и правдивость изложения, неукоснительное соблюдение сроков работ, согласование результатов с немецкими специалистами из штаба. В историческую секцию вошли известные историки Александр Оглоблин (в довоенные годы – негласный помощник НКВД «Крымский»), агент НКВД с конца 1920-х гг., главный редактор газеты «Нове украiнське слово» Константин Штепа (в то время – профессора Киевского университета). Тему «Психология украинского, русского и белорусского народов» вели проректор университета А. Грузинский, заведующий отделом культуры и просвещения городской управы филолог Е. Марковский и др. Упор на исследование необходимых при ведении психологической войны проблем истории, психологии, повседневности и быта преобладал и в тематике штаба Розенберга в Харькове[109 - ОГА СБУ. Ф. 60. Д. 83508. Т. 1. Л. 31–33 об.].
О взглядах и психологии гуманитариев-коллаборационистов красноречиво свидетельствуют материалы оперативной разработки (с конца 1920-х гг. и после войны) профессора Евгения Марковского, заведовавшего в период оккупации Киева гимназией № 10 и упомянутым отделом культуры. Агенты из числа гуманитарной интеллигенции «Игоренко», «Смирнов», «Луиза», «Том», «Сидоров», «Днепровский», «Овсянников» и др. достаточно подробно осветили взгляды известного филолога[110 - «Далеко не все население занимается доносительством. Всего лишь процентов двадцать… Благополучно только среди городской интеллигенции. Если четыре друга соберутся вечерком «расписать пульку» – то наутро будет пять доносов. Пятый от соседа, подслушавшего под дверью», – известный разведчик-нелегал, полковник КГБ Рудольф Абель (Фишер Вильям-Август, 1903–1971 гг.) // Федько В. Философия специальных служб. К.: Княгиня Ольга, 2006. С. 29.]. Так, в период оккупации на заседании Института педагогики (УНДИП) Евгений Михайлович подверг критике проекты учебных программ для начальных и средних школ по украинскому языку Петра Приходько в силу их «недостаточной националистичности». Марковский требовал «воскрешения тех архаизмов, которых уже нет в живой речи», приспособления преподавания украинского к «условиям немецкого оккупационного режима», максимального дистанцирования от русского языка. Говорящие на русском «вызывали у него возмущение». Он же разработал ряд учебных пособий для «новой украинской школы» при оккупантах, «тесно сотрудничая с немцами, бесконечно оббивая пороги генерал-комиссариата и штаба Розенберга».
Возглавив отдел культуры, в кадровой политике отдавал предпочтение выходцам из Галиции, «вел резко националистическую линию в подборе кадров в… научно-исследовательском институте школьного образования, выражал недовольство, что там оставались советские элементы». В силу этого конфликтовал даже с директором этого института, участником украинского национального движения с 1917 г. и симпатиком УАПЦ Василием Завитневичем (1899–1983 гг., умер в эмиграции в США). Е. Марковский, сообщал агент «Сидоров», даже после войны «упорно ищет материал для того, чтобы доказать, что украинский народ сложился независимо от русского народа, что он близок западнославянским народам, а не русскому», слушает западные радиостанции, упорно не желает проводить официальные идеологические концепции в преподавании. Студенту-белорусу, инвалиду войны Тимошенко на экзамене по украинскому фольклору за слабое владение украинскими языком тут же поставил «неуд». При всем при этом Е. Марковский долгое время заведовал после войны кафедрой украинского языка Сумского пединститута, даже пребывая под негласным надзором и разработкой НКГБ – МГБ![111 - ОГА СБУ. Ф. 2. Оп. 3. Д. 5. Л. 220–233.]
Уже летом-осенью 1941 г. был принят ряд распорядительных документов немецких ведомств (РСХА, вермахта, Главного управления полиции безопасности и СД, органов тыла групп армий), касающихся религиозной политики на оккупированных землях. Особое внимание в них обращалось на регулирование деятельности РПЦ, обреченной в недалекой перспективе на уничтожение как национально-духовной институции.