Деловая история

Как в воду глядел. Все ушло в песок! Если бы реформа 1979 года была реализована, то к 2000 году объем ВВП в СССР возрос бы в 2–3 раза и значительно превзошел уровень США. А взрывы мыльных пузырей в США и финансово-экономический кризис еще в более острой форме начались бы в конце 90-х годов. Десятилетняя задержка произошла потому, что в СССР и соцстраны тоннами на самолетах везли доллары, а отсюда выкачивали необходимые ресурсы, включая мозги.

Почему же самая важная реформа была «спущена на тормозах», а затем «похоронена»? Этому содействовал ряд обстоятельств. Наиболее существенным из них была отставка, а затем и смерть А.Н. Косыгина. Он был в ту пору самым опытным хозяйственным руководителем. Косыгин анализировал неудачи реформы 1965 года и многие негативные явления, тормозившие технический прогресс. Зная многие детали сложного процесса подготовки такого рода документов, могу уверенно утверждать: кардинальные изменения в хозяйственной системе, предусмотренные Постановлением 1979 года, – это личная заслуга Алексея Николаевича. Это достойный итог его многолетней деятельности на экономическом поприще.

Но к этому времени ближайшее окружение Брежнева уверилось в том, что они «сами с усами», и начали избавляться от известных соратников Леонида Ильича. Заканчивался период коллективного руководства. Масштабы культа Брежнева уже заметно превысили то, что было с его предшественниками. В мае 1977 года в отставку был отправлен Председатель Президиума Верховного Совета СССР Н.В. Подгорный, с которым Брежнев вместе занимался организацией отставки Хрущева. В этой связи мне запомнился такой эпизод. Как-то в середине мая на заседании главной редакции Афанасьев, обращаясь ко мне, спросил:

– У тебя в сейфе бутылка коньяка найдется?

– И виски в холодильнике есть, – ответил я.

– Виски не надо, а коньяк неси.

Я принес бутылку коньяка, прикупив по пути в буфете два лимона и коробку конфет.

– Сегодня мне позвонили и сообщили, что вчера Подгорный подписал Указ о награждении тебя орденом «Знак Почета» в связи с пятидесятилетием. Учитывая 20-летие работы в партийной печати, Указ предложено опубликовать в «Правде».

Идет вторая неделя, а Указа нет и нет. Дня за два до дня рождения я в шутку Афанасьеву сказал: «Придется вам возвращать коньяк». Указ пришел в день рождения за подписью Ниязбекова, исполнявшего обязанности Подгорного до избрания на этот пост Брежнева на сессии Верховного Совета СССР. Указ был с грифом «не для печати». Чиновники Брежнева уже орудовали в канцелярии – пересматривали и «поправляли» последние документы, подписанные Подгорным. Должность Подгорного потребовалась Брежневу в связи с тем, что было принято решение о подготовке новой Конституции. Леонид Ильич по новому статусу возглавлял комиссию по ее подготовке и выступил с докладом о проекте новой Конституции на сессии Верховного Совета.

Чтобы Брежнев ярче «смотрелся» в канун подготовки к XXVI съезду партии, решили отправить в отставку и Косыгина, который пользовался в партии большим, заслуженным уважением. Авторитет его и в народе, и в руководящих кругах был исключительно высок. При этом поступили с ним, мягко говоря, бестактно. От должности главы правительства освободили в октябре 1980 года. Чтобы перекрыть поступление ему почты как члену Политбюро ЦК КПСС, в нарушение Устава партии решением Политбюро его вывели из состава этого высшего партийного органа, надеясь узаконить освобождение от обязанностей члена Политбюро на очередном пленуме ЦК КПСС. Но до пленума Алексей Николаевич не дожил. Когда был опубликован некролог, то в «Правде» все телефоны, включая вертушки, были накалены «докрасна». Все возмущались: почему в некрологе не указано, что Косыгин – член Политбюро?

После отстранения Косыгина Постановление о реформе 1979 года оказалось беспризорным. Несмотря на громкое ее одобрение на Политбюро, для Экономического отдела ЦК она была «чужеродным» телом. Постановление об этой реформе готовилось в правительстве в противовес тому, что ранее было подготовлено под эгидой Экономического отдела ЦК. Поэтому там относились к новой реформе прохладно, исподволь готовились к ее штурму. Без вала они не представляли себе системы управления экономикой. А после отставки Косыгина руководящая роль в экономике перешла в руки Экономического отдела ЦК. Он заказывал ужасную «музыку» для этой сферы вплоть до прекращения своей деятельности.

После А.Н. Косыгина новым Председателем Совета министров был назначен Николай Александрович Тихонов (1905–1997). Человек из брежневской плеяды. Он окончил Днепропетровский металлургический институт и прошел путь от инженера до директора крупного завода в то время, когда Брежнев был там секретарем обкома. Тихонов занимал важные должности в Министерстве металлургической промышленности СССР, возглавлял Днепропетровский совнархоз. Когда Брежнев формировал свою команду, Тихонов стал в 1965 году заместителем председателя Совмина СССР, а в 1976 году – первым заместителем. Открывая одно из заседаний Совета Министров в Овальном зале в качестве главы правительства, Тихонов объявил повестку дня, а затем спросил у Байбакова:

– Сколько тебе потребуется времени для доклада?

– 55 минут.

– Раньше ты просил по 40, потом 40–50 минут, а теперь уже запрашиваешь 55 минут?

– Расширяется объем производства, – выходя на трибуну, полушутя ответил Байбаков.

– Что же будет в 2000 году? До утра будем сидеть? – серьезно спросил Тихонов.

И вдруг зал оживился, кое-кто засмеялся. Председатель с недоумением оглядывает зал и не может понять, в чем дело. Но когда услышал чей-то веселый голос: «Но ты-то наверняка досидишь до 2000 года», – ситуация для него прояснилась. В моем блокноте, где зафиксирована эта сцена, сделана такая запись: «Первое сентября. Погода прекрасная. Кто сегодня пошел первый раз в школу, запомнит этот день на всю жизнь. А в зале все те же лица. Многие загорели, отдохнули. Свежие, как огурчики. Возраст многих из них сложнее определить, чем у артистов на сцене, но средний, видимо, где-то около семидесяти лет». Видимо, по иронии судьбы, вскоре была создана Комиссия по подготовке мероприятий встречи 2000 года. Ее возглавил Николай Александрович. Большинство членов этой комиссии, включая и председателя, не дожили до нового тысячелетия.

Тихонов моложе Косыгина всего на один год. Когда его назначили главой правительства, ему было 75 лет. Такой команде весьма непросто было осуществить реформу 1979 года, тем более для многих она была серьезной ломкой устоявшихся десятилетиями стереотипов. С трибуны XXVI съезда партии Брежнев потребовал активизировать работу по реализации реформы 1979 года и завершить ее в XI пятилетке. Но вскоре не стало и Леонида Ильича. Реформа осталась круглой сиротой.

Громыко на Политбюро: «А это не тот Валовой, что клеветал на нашу экономику?»

После избрания Горбачева генсеком ко мне подходили многие правдисты и поздравляли с тем, что теперь де у тебя есть надежный единомышленник и ты свои идеи сможешь легко провести в жизнь. Основанием для этого служило то, что после публикации в 1977 году моих критических статей в «Правде» наш спецкор Николай Кожанов и собкор в Ставрополе Виктор Панкратов встречались с Горбачевым. Он высказал по поводу статей свое восхищение и сожалел, что их запретили обсуждать. И, кроме того, когда вышла моя повесть «Поиск», я ее направил Горбачеву. После этого мне позвонил Болдин и передал благодарность Горбачева за книгу: тот ее внимательно прочитал, она ему понравилась.

Новый генсек (родился 2 марта 1931 года) был выходцем из крестьянской семьи. Окончил юридический факультет Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова. С 1955 года был на комсомольской и партийной работе. В 1966 году он избирается первым секретарем Ставропольского горкома партии, с 1968 года – второй секретарь, а с 1970 года – первый секретарь Ставропольского крайкома КПСС. В 1978 году избран секретарем ЦК КПСС, в 1979 году – кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС, а с 1980 года – член Политбюро ЦК КПСС. С марта 1985 года – Генеральный секретарь ЦК КПСС. В 19901991 – Президент СССР.

Начиная с апрельского пленума ЦК (1985 года) в докладах и выступлениях Горбачева убедительно было показано, что затратный путь экстенсивного развития экономики обрекает страну на застой. Развивая эту мысль, Михаил Сергеевич сказал: «Нам предстоит большая перестройка умов хозяйственников. Ведь, зачастую, думают не о национальном богатстве, не о его натуральном выражении, а о том, чтобы изделие было подороже, чтобы в нем было накручено побольше, чтобы одну и ту же вещь внутри объединения погонять и накрутить «вал». В результате «вал» в денежном выражении растет, а товаров, изделий, техники не хватает. А нам-то нужны соответствующее оборудование, конкретные потребительские товары.

Сейчас у нас есть очень большие «мастаки», чтобы таким образом решить проблему темпов. Через новые цены, скажем, через повышение средней цены изделия, через какую-нибудь добавку индекса сорвать дополнительные объемы или просто погонять ту же вещь, то же изделие внутри одного объединения. И смотришь, у того и иного объединения выросли темпы…»

Лучше не скажешь! Да еще на самом высоком уровне. Мне особенно было приятно, что многие мысли и предложения, высказанные в «Правде» на эту тему, целыми абзацами с помощью Болдина «перекочевали» в речи генсека. Поскольку появился спрос на такой материал, я искренне поверил в добрые намерения Михаила Сергеевича и его слова принимал за чистую монету. Воспринял это как спрос на критический материал затратной системы. Поэтому решил помочь Горбачеву в этом деле. Я сделал для него диаграмму, в которой наглядно показал пороки «догмы Смита».

Эту диаграмму я передал Горбачеву с таким письмом:

«Дорогой Михаил Сергеевич! Ускорение научно-технического прогресса ныне тормозится господством затратных показателей. Объем валового общественного продукта в нашей стране достиг 1 триллиона 300 миллиардов рублей. Резервы накручивания его от достигнутого уровня практически исчерпаны. Сумма повторного счета стоимости прошлого труда ныне составляет 540 миллиардов рублей, или почти сорок процентов в структуре совокупного общественного продукта. К этому следует добавить удорожание новых видов продукции одинакового назначения, а также расширение дорогого ассортимента и «вымывание» дешевого.

Ликвидация искусственного завышения объема в рублях от достигнутой базы при нынешних показателях приведет к снижению темпов роста производства и производительности труда. Активное осуществление интенсификации, позволяющей увеличить выпуск товаров при снижении затрат, вообще может привести к падению объема производства. И чем эффективнее предприятие или отрасль будут работать, тем большим оно окажется.

Для выхода из этого положения представляется целесообразным, во-первых, для определения темпов экономического роста применять показатели, исключающие повторный счет прошлого труда, и, во-вторых, ликвидировать зависимость фонда зарплаты от объемных валовых показателей и поставить его в прямую зависимость от количества выпускаемой продукции в натуральном выражении и ее трудоемкости.

С глубоким уважением, Д. Валовой

4.04.1985 года.»

Самая краткая Записка в моей переписке с власть имущими. Дело в том, что когда я договаривался с Валерием Ивановичем Болдиным о передаче указанного материала, он меня предупредил:

– Имейте в виду, что Михаил Сергеевич очень не любит читать документы и записки. Попытайтесь изложить проблему на двух-трех страницах. Я сделал это на полстранице.

К сожалению, кто-то из окружения Горбачева внушил ему идею «ускорения», и в апреле 1985 года на Пленуме ЦК КПСС он объявил ее центральным звеном экономической политики. По времени эта кампания совпала с аварией на Чернобыльской АЭС. Тогда и появилось четверостишие:

Ускоренье – мощный фактор,
Но не выдержал реактор —
И теперь наш мирный атом
Вся Европа кроем матом.

По своей сути оно точно и образно отразило ситуацию, которая складывалась в экономике в ходе перестройки. Идеей фикс двенадцатой пятилетки, одобренной XXVII съездом партии, было ускорение. Двенадцатая пятилетка была проштампована съездом согласно давно заведенному «порядку», хотя была составлена по самым худшим затратно-расточительным образцам. В этих условиях горбачевская идея ускорения принимала уже зловещий характер.

Читал ли мое послание Горбачев? Если и не читал, то на XXVII съезде он внимательно слушал президента Академии наук Александрова и председателя Совета министров Казахстана Назарбаева, которые резко критиковали вал. Чтобы показать, что он в курсе данной проблемы, он подавал им реплики. После съезда я говорил на эту тему с Болдиным. Неужели Горбачев не может понять столь простой вещи? Ведь добром это не кончится! Валерий Иванович сказал: «Ваше послание и диаграмма лежат у него на столе. Он изучал их внимательно. Сказал, что пятилетку менять уже поздно, да и сложно». Таков смертный приговор Горбачева двенадцатой пятилетке, которой суждено было стать последней в серии знаменитых советских пятилеток.

После утверждения сессией Верховного Совета двенадцатая пятилетка официально стала Законом. То, что это будет самая расточительная пятилетка, у меня никаких сомнений не было. Что же еще можно предпринять? После размышлений я подготовил статью «Измерение ускорения», в которой показал теоретическую несостоятельность идеи ускорения и огромный ущерб, который она нанесет народному хозяйству. Статья была опубликована в «Правде» 7 июня 1986 года в понедельник, а в четверг она уже осуждалась вне повестки дня на очередном заседании Политбюро. Во время ее осуждения член Политбюро А.А. Громыко спросил главного редактора «Правды» В. Г. Афанасьева:

– А это не тот Валовой, что лет десять назад в «Правде» оклеветал нашу экономику, и тогда на Западе было много шуму по этому поводу? Он еще жив?

– Да, это тот Валовой, – отвечал Афанасьев, – но он не клеветал на нашу экономику, а десять лет назад писал то, что теперь говорит М.С. Горбачев, резко критикуя затратную систему хозяйствования. К тому же он лет на 20 моложе вас, почему же ему не жить?

Обращаясь к Горбачеву, Афанасьев спросил:

– Михаил Сергеевич, что это за справки, на которые вы тут ссылаетесь?

– Передо мной справки ЦСУ СССР и Экономического отдела ЦК КПСС об ошибках в опубликованной вами статье Валового, – ответил Горбачев.

– А почему с этими справками не познакомили редакцию и автора до Политбюро? К чему такая спешка? Ведь статья опубликована три дня назад. Что это за гласность? Даже в 1977 году, когда поступили опровержения на статьи Валового, их прислали в редакцию и дали возможность автору ответить на них. Вы же тогда, Михаил Сергеевич, высказывали свое неудовольствие тем, что статьи запретили обсуждать. Я прошу создать комиссию, и пусть она изучит статью и ваши справки.

Благодаря принципиальности Афанасьева осуждение статьи было «скомкано». Была создана комиссия из двух отделов ЦК КПСС – Экономического и Отдела пропаганды, которой было поручено обсудить вместе с автором справки, представленные в Политбюро.

Свою правоту я доказал и собрался в отпуск. Но диспансеризация началась и окончилась кардиограммой. Два отпуска я провел в ЦКБ.

…Отправляясь на встречу с В.В. Леонтьевым в Москве, для страховки я пригласил дочь Татьяну, которая в совершенстве владеет английским и хорошо знает современную экономическую терминологию.

– Добрый день, Дмитрий Васильевич! Много воды утекло после нашей встречи в конгрессе США. Мой институт все время выписывает «Правду». Я ее всегда внимательно читаю, и сотрудники, которые занимаются социалистическими странами, через вашу газету следят за основными событиями и затем заказывают необходимую литературу. Мы с большим интересом читали три ваши статьи в «Правде», по-моему, в 1977 году. Перевели их на английский. Многие сотрудники удивлялись: неужели такое может быть? Они предлагали послать отклик в «Правду» на ваши статьи и сослаться на мою статью в журнале «Плановое хозяйство» за 1925 год, в которой я предупреждал о недопустимости включения повторного счета стоимости материалов в объем производства, на базе которого измеряются темпы роста. Но я не советовал посылать такой отзыв в «Правду», так как наше одобрение не может оказать позитивного влияния. Скорее наоборот. Наш отзыв может «подлить масла в огонь». Мы ожидали обсуждения ваших статей, которое было объявлено, но его не последовало. Видимо, вам и без нашего отзыва «жарко» было. Кстати, а вы мою статью на эту тему в журнале «Плановое хозяйство» читали?

– Как же я мог читать, если вы до последнего времени считались «буржуазным» экономистом, труды которого изъяты из библиотек?