– То есть в круг его обязанностей входили не только контакты с правоохранительными органами?
Губернатор махнул рукой в его сторону, немного обескураженный вопросом:
– Конечно, Василий Петрович. Понимаете, бюрократия на Руси всегда делилась на две категории: исполнители и начальники. Что при Петре, что при нынешнем руководстве страной. И это – разные миры, имеющие лишь отдельные точки соприкосновения. Исполнитель никогда не станет начальником, его карма – всегда быть клерком и выполнять строго означенный функционал. Пик карьеры для таких – возглавить отдел из себе подобных. Начальники – совсем иная каста, привилегированная: они решают, совещаются, рекомендуют, определяют вектор развития вверенного им сектора. Будь то район, город или, например, край. Их слово весомее гласа сотен рядовых клерков, их мнение дорогого стоит, и они никогда не замарают себя ничтожной работой, – Колобов без сомнения относил себя к высшей касте хозяев жизни. – А Штурмин удивительным образом сочетал в себе лучшие качества и тех, и других. При необходимости скрупулезно вникал в работу даже низшего звена бюрократической цепочки, анализировал информацию по всей системе и принимал на основании полученных данных единственно верное решение. Перед ним можно было поставить любую задачу, даже самую невыполнимую, и нисколько не сомневаться, что результат будет только положительный. Он в кратчайшие сроки делал то, над чем другие бились месяцы, если не годы.
– А точнее?
Губернатор точно спустил пар, сложив губы трубочкой и издав протяжное: пффф!
– Все! Советник делал все, о чем его просили, – подумав секунду, он уточнил, – я просил! Больше указаний ему дать никто не мог.
– И о чем же вы его просили? – не унимался Леднев.
Свидетели часто растекаются мыслью по древу, уходя от основной темы разговора. Увлеченные воспоминаниями или даже собственными фантазиями, погружаются в такие глубины, забредают в такие дебри, что вернуть их в прежнее русло оказывается сложно. С губернатором был не такой клинический случай: осознанно или нет, он просто сдабривал свой рассказ излишними деталями и впечатлениями, казавшимися ему необычайно важными. Его стоило только немного подправить, чтобы остаться на прежнем пути.
– Ни о чем, что могло бы спровоцировать его смерть.
– Подробнее, пожалуйста.
– Пожалуйста! – в тон Ледневу ответил Колобов, ощущение, что его допрашивают как полукриминальный элемент, вызывало тошноту. – С тех пор, как силами Бориса Андреевича в крае воцарился порядок, работы у него поубавилось. Продолжая курировать вопросы безопасности и координировать деятельность силовиков, Штурмин охотно подряжался на другие значимые проекты. Я нисколько не сомневался, что ни копейки из бюджетного финансирования не пройдет мимо, не осядет в карманах нечистых на руку чинуш. – Губернатор скорчил гримасу отвращения. – Не мне вам рассказывать, что коррупция – бич современного общества и власти. Кто какой инвестпроект осуществляет, тот с него и кормится. Мне турки предлагали дорогу построить в два раза дешевле, чем наши. А почему?.. – он задал вопрос и сам же на него ответил. – Откаты! А Борис Андреевич – человек другого измерения, бессребреник. Служил обществу, работал ради идеи. За все время – ни одной жалобы, ни одного подозрения! Может, и были какие статьи личного обогащения, но только не за государственный счет. Сами понимаете, в современных условиях такое поведение – невиданный героизм.
– Возможно, – сдержанно ответил Леднев, стараясь не давать пока никаких оценок. – И много проектов находилось в ведении Штурмина в последнее время?
В глазах Колобова проскочила искра удивления. Для него, казалось, обязанности советника виделись на столько очевидно, что любые вопросы становились неуместными, тем более их неоднократное повторение.
– Конечно. – Он вскочил с занимаемого места, подошел к скрытому за стеновой панелью сейфу и, недолго повозившись с кодовым замком, выудил несколько папок с документами. – Вообще, Борис Андреевич прямо или опосредованно принимал участие в реализации различных программ в Южноморске, фактически стал вторым человеком в крае после меня. Но особое внимание уделял трем: там колоссальный бюджет, просто-таки гигантские объемы строительства. Скажу прямо: мы сильно облажались с реконструкцией городского вокзала и морского порта – из-за халатности и жуткого непрофессионализма всех участников с обеих сторон сроки сдачи объектов оказались затянуты, работы практически встали. Край понес грандиозные убытки. Это и грузопотоки, и пассажирское сообщение, и туризм. Хорошо, что два года назад все же смогли привести в порядок аэропорт, а то бы и не знаю, как принимали отдыхающих в разгар сезона. Но в любом случае имиджу Южноморска нанесен большой урон. Потому я лично настоял и отстаивал свое мнение перед заксобранием, что наиболее значимые проекты должен вести только Борис Андреевич Штурмин. Меня поддержали почти единогласно… Так вот, последнее время он плотно работал над инвестпрограммами, которые в считанные годы должны были вывести край на абсолютно новою, до селе недосягаемую высоту, практически интегрировать Южноморск в мировую экономическую систему. – Губернатор не без гордости взглянул в глаза собеседнику – пускай московский гость по достоинству оценит уровень, которого они достигли, казалось бы, в периферийном Южноморске: дела здесь вершатся не менее важные, чем в самой столице. – Первый и самый важный, под рабочим названием «Золотые ворота» – строительство нефтеналивного терминала в южноморском порту, грузооборот которого должен быть схож с лидерами мирового рынка транспортировки нефти. Второй – глубокая перестройка Долинской ГРЭС, доставшейся нам еще со времен СССР. И если сейчас станция – большей частью обуза для города и края, то после модернизации ее мощность достигнет двух миллионов девятисот тысяч киловатт. Вы представляете?!
Вопрос нисколько не смутил Леднева, и он, без тени стеснения ответил:
– Нет, не представляю.
– Ну да, конечно. Не ваш профиль. – Сам для себя прояснил ситуацию Колобов и продолжил, – она станет одной из самых мощных в России и крупнейшей в Европе!
От размаха у него захватывало дух. Ледневу же ситуация «догнать и перегнать соседа» казалась пережитком советского прошлого. Конечно, разумная конкуренция важна везде, но гигантомания… На этот счет у него были большие сомнения.
– А третий?
– Третий – строительство логистическо-промышленной зоны в Чагинском районе, на границе с Краснодарским краем, – судя по ослабшим интонациям Юрия Алексеевича, третий проект не шел ни в какое сравнение с первыми двумя и являлся скорее прицепным вагоном, нежели локомотивом южноморской экономики. – Но отметьте, тогда как по всей стране инвестиционная активность падает, в Южноморске – только растет! По объему инвестиций край вошел в десятку ведущих субъектов федерации. А все почему?.. Благодаря бульдожьей деловой хватке уважаемого Бориса Андреевича. Уж если вцепится, то выгоды не упустит. Государственный человек! Всегда глобально мыслил!
– И в чем же это выражалось?
Сожалея о потере бесценного чиновника, губернатор тяжело вздохнул.
– Буквально во всем. Ведь инвестиционные проекты осуществляются на основе государственно-частного партнерства. В период кризиса правительство урезало бюджетное финансирование по федеральным программам. Заведомо предвидя такой поворот, советник предложил привлекать в край частных инвесторов. Лично проводил переговоры, встречался, устраивал презентации. Так к нам пришли уважаемые фонды с мировым именем из Европы и Америки. То есть люди, которые умеют честно делать бизнес. Которые ни за что не стали бы подписывать контракты с зарвавшимися взяточниками, но поверили убеждениям Штурмина, разглядев в нем честного человека. – Он замолчал, играя желваками, и спустя минуту произнес дрогнувшим голосом. – Его смерть – страшнейший удар по системе управления в крае. Я вдруг подумал, что все ведь завязано на Бориса… Мы понесли невосполнимую утрату!
– Что теперь станет с этими проектами?
– Сложно сказать, – ослабив узел галстука и расстегнув ворот рубашки, как будто ему неожиданно стало нестерпимо жарко, несмотря на без устали работавший кондиционер, Колобов растеряно уставился на девственно чистую столешницу перед собой. – Не заморозим, конечно: у нас остаются обязательства перед партнерами и южноморцами. Но проблемы возникнут. Говорю же, Борис обладал неповторимым талантом, он умел нравиться, умел договариваться, никогда не боялся уступать, если затем мог получить больше. Никогда не считал компромисс проигрышем. Согласитесь, завидное качество?
– Его смерть может остановить реализацию инвестпрограмм или по-другому расставить акценты? – задал Леднев наводящий вопрос. – Может ли его смерть быть выгодной какой-нибудь из сторон? – он не хотел акцентировать внимание именно на «Золотых воротах», но чувствовал необходимость в оценке ситуации со стороны губернатора.
– Да нет. Совершенно точно – нет. По большинству вопросов условия согласованы и закреплены на бумаге. Ведь Борис был переговорщиком, а гарантии предоставляет Южноморский край и федеральное правительство. Некоторые процессы наверняка подвиснут в неопределенности, но работы не остановятся. Максимум, что может произойти – передвинем сроки ввода объектов в эксплуатацию… Нет, партнерам это точно не выгодно. Они наоборот заинтересованы в скорейшей отдаче… Понимаете, Штурмин не был осью, на которой вертится Земля. Это звучит довольно цинично, но он – чиновник, всего-навсего шестеренка в механизме, пусть и важная, отвечающая за многое. Из-за того, что шестеренка вышла из строя, механизм не перестанет работать, так как он вполне ремонтопригоден. Незаменимых у нас нет!
– Тогда поставлю вопрос немного иначе: кто пострадает из-за сегодняшнего убийства?
– Боюсь, что только Штурмин, – задумчиво произнес губернатор и добавил без особого энтузиазма. – Убийство Бориса не меняет в крае абсолютно ничего. Я скорее поверю, что здесь какие-то личные мотивы. – Губернатор кинул взгляд на часы, всем своим видом демонстрируя собеседнику, что опаздывает.
– Бизнес? Женщины?
– Не знаю. Быть может, месть. Он же воевал на Кавказе…
– Возможно, – Василий Петрович закрыл записную книжку, показав, что протокольная часть беседы окончена. – Скажите честно, Юрий Алексеевич, Штурмин занимался бизнесом в крае?
Колобов недовольно засопел, не торопясь с ответом. Начал вращать глазами и хватать ртом воздух, точно выброшенная на берег рыба. Будто лично ему только что предъявили необоснованное обвинение в коррупции.
– Нет! Государственным служащим категорически запрещено заниматься предпринимательской деятельностью. Вам в Госдуме об этом должно быть хорошо известно! – прозвучало с нескрываемой иронией. – И Штурмин неукоснительно следовал букве закона. Хотя вы имеете полное право мне не верить.
– Что ж, я вас понял. А женщины? Говорят, он умел с ними ладить…
– Умел. Я же говорю: советник находил общий язык с любым собеседником. И женщины не были исключением… Но о каких-то порочащих связях я бы не стал рассказывать: не знаю. Ни у кого никогда не возникало сомнений, что он образцовый семьянин. Ни за что в жизни не поверю, что Борис пожертвовал бы благополучием близких ради какой-то мимолетной интрижки. Нет, и еще раз нет!
Здесь мнение свидетелей оставалось единым. Леднев поднялся, протянув руку с зажатой между указательным и средним пальцами визиткой.
– Прошу прощения, что вынужден был вас задержать, Юрий Алексеевич. Большое спасибо, что уделили время. Если что-то вспомните, обязательно звоните.
– Конечно!
Губернатор демонстративно небрежно кинул визитку в карман пиджака, пожал руку и подхватил портфель. Он прекрасно знал, что никакая сила не заставит его вспомнить что-либо, имеющее отношение к преступлению, не заставит набрать номер этого надменного, убеленного сединами сыщика, выписанного из самой первопрестольной. Как бы он хотел, чтобы сегодняшнего дня не было вовсе. Чтобы сегодняшняя трагедия никогда не случилась. Чтобы ищейки со своими пронырливыми носами не шарились по кабинетам в поисках скелетов в шкафу, не задавали вопросов и не выпытывали показаний. Чтобы так же светило солнце, и жизнь текла своим чередом.
Выйдя в коридор, Леднев проводил Колобова взглядом. Его не покидало впечатление, что осознанно или нет, но никто не хочет говорить правды, придерживаясь специально выдуманной и тщательно лелеемой легендой. Ни губернатор, ни его подчиненные, ни даже коллеги не собираются пускать его, чужака, ревизора из Москвы, в святая святых, охраняя покой бюрократических кулуаров. Слишком все масляно и приторно, чтобы соответствовать действительности. Все, что скрыто от глаз обывателя – тайна за семью печатями. И как же у него чешутся руки, чтобы эти печати сломать…
4
Рабочая суета в кабинете убитого и в приемной утихла, начальствующие персоны, эксперты и прочая публика растеклись по своим делам, коих в погожий июньский день было куда как много, позволив нижним чинам, наконец, выполнять профессиональные обязанности без оглядки на руководство. Только глава краевого УФСБ Заур Хаджиев продолжал ходить кругами, раздавая указания своим безликим, похожим друг на друга как две капли воды, подчиненным.
Илья Ильич Панов, изобразив крайне деловой вид, уехал. Как догадался Леднев, лишь для того, чтобы не сталкиваться лишний раз с Хаджиевым, отношения с которым были далеки от идеала. Но обещал обязательно вернуться, т.к. на месте еще работали сотрудники Следственного управления.
Чувство, что он упустил что-то очевидное, лежащее на поверхности и доступное для всеобщего обозрения, не покидало Василия Петровича. Так бывает: ходишь, ищешь, роешь землю, а из-за шор, созданных стереотипным мышлением, не можешь разглядеть того, что у тебя под боком. Сыщик – он потому и профессионал, а не профан, что способен избавиться от шор, выйти за рамки привычного, мыслить пространственно. О чем думал убийца? Почему он поступил именно так? Что планировал делать дальше? Чужая душа – потемки, а сыщик обязан в ней разобраться, должен предвидеть шаги преступника еще до того, как мысль о них возникнет у того в голове. Иначе преступник всегда будет впереди.
Он вновь и вновь перечитывал протокол осмотра места происшествия, копии которого любезно предоставил Виталий Лосневский, бродил по кабинету советника губернатора, надеясь увидеть то, что укрылось от цепкого взгляда следователя. Кадр за кадром просматривал видеосъемку, скользящую вдоль стен, по полу, запечатлевшую труп с аккуратным отверстием над переносицей меж бровей, с жуткими закатившимися глазами, уставившимися в потолок, с акцентом на улики: чашку кофе, латунную гильзу, застрявшую в стене позади жертвы пулю.
Ничего!
Он закрывал глаза и уже видел перед собой картину происшедшего. Слышал каждый шаг убийцы и сухой треск выстрела. Но визуализация убийства не подталкивала его вперед.
Как киллер прошел незамеченным в здание?
Каким образом незаметно покинул место преступления?