– Я осмотр закончил Илья Ильич, – доложил следователь, – улики мы описали, сейчас понятые протокол подпишут и здесь – все! С секретаршей побеседовать хочу, жду, когда доктора ее в чувства приведут. А остальных свидетелей опера опросят.
– А что с секретаршей? – заинтересовался Василий Петрович.
– Истерика, – мрачно заметил Панов. – Она труп советника обнаружила и в полицию сообщила. Когда группа прибыла, ни слова вытянуть не удалось. Рыдает в голос, орет дурниной. Пришлось медиков подключить. Обещали привести во вменяемое состояние. – И повернулся к Лосневскому, – Виталий, введи, пожалуйста, товарища в курс дела…
– Весь осмотр засняли на пленку… – начал следователь.
Расстегнув папку, он достал оттуда протокол осмотра, завизированный собственной подписью, и компакт-диск, параллельно рассказывая, что удалось установить.
Убийца, судя по всему, был один. Зашел в помещение и покинул его незамеченным. По предварительным данным, никаких следов своего пребывания на месте преступления не оставил, что может говорить о тщательной подготовке и высоком профессионализме. Пришел, нажал на курок, вышел. Советник даже не успел среагировать, чтобы постараться защитить себя. Звонок на пульт «02» поступил в 9:07, оперативно-следственная группа прибыла через десять минут. На месте присутствовала Вера Георгиевна Глонти – секретарь Бориса Штурмина, труп которого обнаружен в рабочем кабинете, в кресле за письменным столом. По данным экспертов, смерть наступила приблизительно в половине седьмого утра от огнестрельного ранения в голову. Постовой на входе сообщил, что в здание до приезда группы проходили только пять человек: сам погибший, уже названная Вера Глонти, уборщица и две сотрудницы канцелярии. Все, кроме секретарши, уже опрошены полицейскими. Время прохода, зафиксированное в электронном журнале – работники краевой администрации используют магнитные карточки для доступа на рабочее место, каждая карта имеет персональный код и автоматически отмечается в системе – после 8:00.
– Чудеса, – прокомментировал Леднев слова следователя, наблюдая на мониторе съемку с осмотра места происшествия, пропустив мимо ушей информацию о предполагаемом оружии, спросил. – По вашему мнению, погибший знал своего убийцу?
Вопрос не застал Лосневского врасплох, он уже и сам ни раз прикидывал возможное развитие событий и так, и эдак.
– Возможно. Хотя утверждать не могу. Киллер стоял вот здесь, – следователь обошел Т-образный рабочий стол, у основания которого сидел Леднев, заняв место слева. – То есть, войдя в кабинет, прошел порядка восьми метров, остановившись в паре шагов от жертвы. При этом Штурмин никак не среагировал, только поднялся с кресла. Не исключаю, чтобы поздороваться…
– В протоколе отмечено и на записи видно, что на столе стоит чашка…
– Да, вот здесь, – Лосневский указал рукой. – Кофе. Эксперты обнаружили на ней только пальцы жертвы. Никаких других отпечатков.
Продолжая развивать свою мысль, Леднев внимательно следил за следователем:
– Советник сидел на своем рабочем месте, почему бы ему не пить кофе там? Чашка же стоит возле убийцы, и на ней только отпечатки пальцев Штурмина. Ничего не приходит в голову?
Опустив глаза вниз, глядя на стол, Лисневский еще раз представил картину убийства, выискивая несоответствия. На этот злосчастный кофе он не обратил никакого внимания.
– Хотите сказать, что наш пострадавший сам встал, налил кофе и предложил его убийце?! – он хлопнул себя ладонью по лбу. – А кофе-машина стоит в приемной возле секретаря. Штурмин, по слухам, был весьма независимым. И подобная услужливость может говорить либо о высоком статусе гостя, либо о хорошем знакомстве.
– Вот-вот.
Предположительно заказной характер убийства и близкое знакомство жертвы с преступником поставили и Леднева, и Лосневского в тупик. Государственный чиновник и наемный убийца по определению не должны быть знакомы, их ничто не может связывать между собой. Но в российских реалиях здравый смысл далеко не всегда действует.
– А если это боевое прошлое? – Лосневский строил версии на ходу.
– Вместе служили?
– Ну, или пересекались…
Ледневу идея понравилась. В его практике уже случалось нечто подобное: в конце 80-х, первой половине 90-х, когда отшумел боями Афганистан, многие сослуживцы оказались по разные стороны баррикад. Ветераны, имевшие боевой опыт, не всегда находили себе применение в мирной жизни. Кому-то не хватало риска, адреналина, чувства крепкого дружеского плеча рядом. Время было сложное, переломное, и многим банально не на что было жить. Одни шли в милицию, другие пополняли ряды зарождающихся преступных группировок. И частые встречи недавних братьев по оружию в кабинетах уголовного розыска ни у кого не вызывали удивления.
Едва ли с тех пор что-то изменилось.
– Надо пробить архивы минобороны, сравнить с нашей картотекой, – окунувшись с головой в следственные мероприятия, Василий Петрович по закоренелой привычке отождествлял себя с сотрудниками органов. – Возможно, и найдется ниточка. Если это профессиональный киллер, то вряд ли здесь его первый выход, должен был ранее уже засветиться… Неужели он нигде не попал в поле зрения камер?
По дороге к кабинету советника губернатора он углядел несколько видеокамер в коридорах и на лестнице и пару – при входе в здание.
Лосневский поморщился:
– Не работает ни одна. Старое оборудование сняли, а новое еще не смонтировали: не успели. Говорят, в бюджете денег не было. Должны были закончить на этой неделе… Но через парадный вход он не проходил.
Это ли не злая гримаса судьбы? Понавешать всюду дорогостоящего оборудования и оставить все в нерабочем состоянии. Одно слово: РОССЕЯ!!!
– Другие входы в здание? – не мог же киллер прилететь на воздушном шаре.
– На окнах сигнализация включена, пока ключи на посту хранятся. Постовой утверждает, что отключений не было. Сам он не отлучался. Есть пожарные выходы, и один технический. Но все закрыты. С ними работаем.
– Чудеса, – протяжно повторился Леднев. – Может, лукавит наш постовой и до ветру все-таки бегал? А возможно, убийца затаился с вечера. Вчерашних посетителей и работников, думаю, еще не отработали?
– Не успели.
Это было плохо, но вполне предсказуемо. За прошедшую пятницу в здании побывала уйма народу, и работа предстояла нешуточная: выяснить, кто из них не отметился на выходе. Причины могут быть разные, но среди этих людей запросто может скрываться убийца.
– В котором часу советник пришел на работу?
– Без двенадцати шесть, – следователь сверился со своими записями. – То же подтвердил постовой. Штурмин вообще ранняя птица.
Робкий стук в дверь прервал их измышления. На пороге стоял худой мужчина с седыми усами и уставшими водяными глазами в синей форме фельдшера скорой помощи. Длинные пальцы цепко держали ручку дежурного чемоданчика. Его взгляд безошибочно остановился на Ледневе, определив в нем старшего и по статусу, и по званию, а значит, следователя.
– Виталий Евгеньевич? Женщину привели в чувство, она адекватно реагирует, можете беседовать… Если мы вам больше не нужны, то смею откланяться.
– Спасибо большое, – Виталий Лосневский направился в сторону двери. – Конечно, езжайте, – он благодарно пожал фельдшеру руку и повернулся к Ледневу. – Василий Петрович, нисколько не сомневаюсь, что захотите принять участие в разговоре с секретарем Штурмина…
– Обязательно. – Леднев хищно улыбнулся, прекрасно понимая, что сейчас Вера Глонти для них самый ценный источник информации. – Вы не против, Виталий Евгеньевич?
– Только если не будете мешать.
Фельдшер, внимательно наблюдая за коротким диалогом между пожилым и молодым сотрудниками органов, сокрушенно покачал головой, досадуя, что так непростительно ошибся в личности следователя. Вздохнул, перехватил чемоданчик в другую руку и уставшей походкой, немного качаясь из стороны в сторону, побрел продолжать выполнять клятву Гиппократа.
2.
Вере Георгиевне Глонти недавно стукнуло тридцать пять, из которых почти семнадцать, т.е. весь свой трудовой стаж, она отработала в администрации: сначала в канцелярии на посылках, затем подай-принеси по имени «помощница» у разнокалиберных чиновников и вот теперь личным секретарем у Бориса Андреевича Штурмина. Честность, исполнительность и трудолюбие вкупе с непревзойденной производительностью превратили ее в яблоко раздора межу советником и губернатором. Колобов неоднократно пытался забрать ценного сотрудника с неплохими внешними данными себе, а Штурмин активно сопротивлялся, поясняя, что без Верочки со всем объемом взваленных на него дел ни за что не справится. Была Вера обаятельной и скромной, с иссиня-черными волосами и медовыми теплыми глазами, с чувственными губами и кожей смуглого, золотисто-бронзового оттенка, в теле, но совсем не полная. С выпуклостями и округлостями, изгибами и плавными линиями в положенных женщине местах, с четко ощущаемой талией и небывалой статью. Некоторые сплетники, коих в любом коллективе всегда найдется в достатке, поговаривали, что происходила Вера из старого сванского рода, проживавшего издревле на северо-западе Грузии: отсюда и красота почти неземная, и грация благородная.
Сейчас же на пергаментном лице с правильными чертами не осталось ни кровинки, безжизненные глаза, оттеняемые темными полукружиями, ввалились и высохли, щеки опали, и плечи согнулись точно под невыносимым грузом. Нижняя губа неровно подрагивала. Вся свойственная ей привлекательность, испугавшись увиденного недавно лика смерти, растаяла в одночасье, оставив болезненную бледность и морщины скорби.
От зрелища Леднева передернуло. Перед ним сидела согбенная старуха, человек, мигом проживший к своим еще лет тридцать или сорок жизни. Абсолютно сломленный, потерявший смысл существования. Она бы билась в истерике, и только введенное врачом «скорой» успокоительное удерживало от активного проявления чувств.
Не выдержав, Лосневский отвернулся к окну.
Вера, ссутулившись, сидела на стуле и вопросительно смотрела на двоих вошедших в кабинет мужчин, вяло теребя пальцами подол юбки. А они молчали, не зная, как начать разговор, чувствуя свою слабость перед всепоглощающим ужасом развернувшейся человеческой трагедии.
Представив следователя и умолчав о собственном участии в расследовании, Леднев назвал только имя-отчество.
– Мы знаем, что вам очень трудно сейчас говорить, Вера Георгиевна, но не могли бы вы рассказать, как все случилось? – говорил он медленно и тихо, даже немного вкрадчиво, опасаясь, что Вера замкнется в себе, и тогда из нее слова не вытянешь.
Она долго мерила их взглядом, переводя глаза от одного к другому, прежде чем произнести хоть слово. Затем все же разжала губы.
– От чего же? Я уже почти в порядке. – Ее тон был нейтрален – сказывалось действие успокаивающего – и речь замедлена. – Еще вчера Борис Андреевич просил меня выйти в субботу, чтобы помочь разобрать бумаги. Он с головой закопался в документах по проекту «Золотые ворота», а сроки, на сколько я знаю, поджимали. Проект вступает в активную стадию, нужны согласования…