Он и сам пока не слишком понимал, чего требует ситуация. В московском аэропорту стоит лайнер с пятьюдесятью восемью инфицированными на борту? Бред! И что прикажете с ними делать? Взрывать самолет и жечь трупы напалмом? Или погрузить людей в автобусы и развезти по больницам?
Конечно, лучше всего ничего не делать. Запечатать этот проклятый самолет и оставить все, как есть, на три дня. А там уже медики в спецснаряжении вынесут из салона холодные тела и подвергнут их обработке.
Но замалчивать три дня подряд подобный инцидент тоже невозможно. И почему все это случилось именно в Москве?
Седоволосый встал, подошел к шкафчику и достал оттуда легкий бежевый плащ. Он выглядел скромно, даже простенько; строгая линия, консервативный крой, но подкладка в разноцветную клетку и лейбл говорили о том, что вещица эта совсем не дешевая. Референту, например, такой плащ был не по карману.
– Где мы можем разместить пятьдесят восемь человек? – спросил седоволосый.
– Госпитали, инфекционные больницы… Места найдутся.
– Да, но их еще надо доставить туда. Надо предупредить медицинский персонал, обеспечить режим секретности и так далее.
Референт пожал плечами. У него не такие уж и большие звезды на погонах, чтобы принимать решения. Выполнять указания – еще куда ни шло.
Они спустились по лестнице на первый этаж и вышли во внутренний двор Лубянки. Там их поджидала черная "Волга", как две капли воды похожая на своих сестричек, стоявших на взлетной дорожке "Домодедова".
Референт открыл заднюю дверь; генерал удобно устроился на сиденье. Молодой человек сел впереди, ворота открылись, и машина, включив сирену, резко взяла с места.
Через несколько минут зазвонил радиотелефон. Референт снял трубку, покивал, затем, прикрыв мембрану ладонью, обратился к седоволосому:
– Товарищ генерал, Кудрявцев сам ищет контакта!
– Хм… – генерал почесал подбородок. – Когда мы сможем войти в самолет, не рискуя своими людьми?
– Минут через двадцать.
– Ладно. Переключайте на меня.
* * *
Николай стоял в проходе и ждал. Из машин по-прежнему никто не выходил. Дождик усилился, и взмахи стеклоочистителей стали чаще, но так и не потеряли синхронности.
Внезапно синяя шторка отодвинулась, и показалась стюардесса.
– Вы можете пройти в кабину пилотов?
– Конечно.
Кудрявцев попытался улыбнуться стюардессе, одернул пиджак и медленно пошел по проходу.
В кабине пилотов его встретили четыре пары напряженных глаз: командира корабля, второго пилота, бортинженера и радиста.
– Это из-за вас такая суматоха? – недружелюбно спросил командир.
Кудрявцев пожал плечами.
– Получается, так.
– Слушайте, у меня сорок шесть пассажиров на борту, и я несу за них отвественность. Я не хочу, чтобы из-за ваших шпионских игр с ними что-нибудь случилось.
– Это от меня не зависит, – развел руками Николай.
– А от кого? Почему нас не подпускают к терминалу? Что вообще происходит?
– Боюсь, я не могу вам все объяснить. Служебная тайна. И, кстати, вы не могли бы ненадолго выйти? Пусть останется кто-нибудь один, кто поможет мне разобраться во всех этих рычажках и кнопках.
Командир усмехнулся.
– А вы не теряетесь!
– Простите, – мягко сказал Николай.
Командир кивнул, и трое мужчин в белых рубашках покинули кабину.
– Ну, и что дальше?
– А дальше – соединяйте. Буду разговаривать.
Командир щелкнул тумблером, нажал какую-то кнопку (Кудрявцев лишний раз убедился, что без пилота он бы ни за что не разобрался) и, поднеся ларинг ко рту, сказал:
– Внимание! Земля, внимание! Переключаюсь на запасную служебную частоту! – еще пару щелчков тумблера, и снова вызов. – Говорит командир корабля. Всем, кто в этом заинтересован – рядом с мной находится Кудрявцев. Внимание, он готов выйти в эфир!
Поначалу никто не отвечал.
Николай стоял, чувствуя, как бешено бьется сердце. Он еще не успел до конца продумать предстоящий разговор, а сейчас удачные мысли и вовсе исчезли.
Наконец командир получил ответ. Он кивнул и протянул наушники Николаю.
– Вас к телефону! – несколько ехидно сказал он.
– Благодарю! – жеманно отозвался Николай и поднес крупный, обтянутый белой материей наушник к уху. – Кудрявцев на связи!
– Николай Владимирович? – учтиво осведомился мужской голос – очень приятного низкого тембра, но с явными металлическими нотками. – Как вы себя чувствуете?
– С кем я разговариваю?
– Генерал Карлов.
– А подробнее?
– Этого достаточно. Так как вы себя чувстуете?
– Прекрасно. Я абсолютно здоров, если вы это имеете в виду.
– Да, я именно это имею в виду. Видите ли, у нас есть все основания для беспокойства.
– Они беспочвенны. Я АБСОЛЮТНО здоров.