В сторону Атлантиды

Он стал на первую ступеньку. Припомнил тот день, когда он оказался здесь впервые. И как это круто поменяло его жизнь.

По краям, у входа, находились самые близкие и дорогие им люди. Это были их отцы.

Она сделала глубокий вдох и последовала за ним.

Он помог ей приподняться, придерживая обнаженный локоть. Мамино бальное платье реглан перешитое на заказ сидело идеально. Длинный шлейф платья с короткой юбкой спереди из многослойных оборок притягивал восхищенные взгляды. Плотный лиф украшала яркая тесьма. Грубая ткань наряда гармонично соединялась с кружевом и нежной тканью подъюбника. Лика походила бы на диснеевскую принцессу, если бы вместо белых кожаных кед Converse обула бы стильные каблуки. Но в душе Лика была бунтаркой, хоть и ее розовое милое личико излучало святую простоту, готовую нести все тяжести супружеской жизни.

Ее карамельно-карие, немного влажные глаза, поглощали без отдачи дневной свет, практически не отражая его, наливались темным глубоким контрастом, и воспламенялись внутри.

Жених смотрел сосредоточено перед собой, считая про себя ступеньки.

Время растягивалось в сладком волнении. Страх, как морская прибрежная волна: накатывал, шумел в ушах, и отпускал.

В какой-то миг ему все показалось сном – замедленной съёмкой.

Еще немного и кто-то закричит: снято.

Но вдруг видение резко сменилось. И он увидел рядом с собой будущую, почти настоящую жену. С тонкой осиновой талией и хрустально блестящим напудренным лицом.

Что для него казалось страшнее: видеть ее по-настоящему счастливой… Или реальность была настолько идеальной, что казалось все сном?

Еще шаг и они войдут в Храм.

А там нужно взглянуть священнику в глаза. Отцу Анатолию.

Он поднял голову и увидел голубое, почти прозрачное небо. И тяжело ступил вперед.

От духовных лиц сложно спрятать тайны собственной жизни. Но он и не собирался ничего скрывать. На прошлой неделе он во всем раскаялся на исповеди. Вот только один помысел он оставил при себе, затаил. Даже все чего стыдился, рассказал в деталях.

Но вот обиду…

Сначала она выбрала ни его.

Позже, они бегали под лучами июльского солнца, по Патриаршему мосту, светясь и позируя на камеру. Это были первые фотографии: мужа и жены.

Глухой чмок в кадре.

Кремовый букет невесты в стиле ретро.

Мурашки на запястье жениха.

Детский щепок – поцелуй.

– Не смотри, как я люблю! – сказала Лика.

– А то что?

– Разве можно получать удовольствие, целуясь с открытыми глазами?

Его руки опустились ниже талии, перетянутой кружевной лентой. Они стояли вдвоем на бугорке Патриаршего моста, томительно счастливые под прямыми лучами горячего летнего солнца.

– Как видишь!

Черная бровь взметнулась верх. Ярко-розовые щеки запылали краской: точь-в-точь, как у Леди Тремейн, мачехи Золушки.

– Не зли меня.

– Я и не пытался.

– Это ужасно плохо смотрится на фотографии.

– Ладно, ладно.

– Вдобавок ты еще и помят.

– Прости. Мне вчера пришлось нелегко.

– Не переживай. Сегодня день нашей свадьбы и я не собираюсь доставать тебя расспросами: почему твой костюм в таком ужасном виде? Это удел жен.

– Хм… Так мы вроде бы…

– Завтра, – перебила она. Завтра я тебя убью!

– Не двигаемся, – обратился фотограф. Улыбочку! Вот, отлично!

– Марио, надеюсь, ты запечатлел этот день, как я тебя просила?

– Лик, обижаешь, – Марио зачем-то подмигнул Никите.

Он вопросительно на него посмотрел, оттянув верхнюю пуговицу на рубашке, которая уже, как два с половиной часа подряд его душила.

Но, похоже, троюродный брат Лики ничего не собирался ему сообщить.

– Ребятки, вы – самая сумасшедшая пара!

– Спасибо Марио! – пропели в один голос молодожены.

– А вот этого фотографировать не надо, – сказала Лика брату.

– Же безуэн до, – умоляюще сказал Марио, – ты так круто пнула его рукой в грудь.

– Марио, – настойчиво сказала Лика.

– Я подумал, что неплохо бы …это…

– Удали, – перебила его она.

– Марио, – Никита настоял на просьбе Лики. Сведя на переносице брови.