Запах

Я кивнул головой. Хотя ничего не понял.

– Тогда зови меня Ян.

– Окей, – он нагнулся, чтобы взять мой чемодан.

– Нелегкий. Что ты туда нагрузил?

– Прошлое.

Николаус усмехнулся.

– Обожаю равнодушные шутки.

– Разве такие шутки вообще существует в природе? – я полез во внутренний карман за зажигалкой.

– Не знаю. Но судя, потому что ты есть. Значит, существуют и шутки.

– У тебя есть сигарета?

Николаус отпустил чемодан, и похлопал себя по карманам хлопковых брюк.

– Вот, – он протянул открытую пачку Мальборо.

– Последняя?

– Я все равно бросаю.

– Тогда мы сработаемся. Хотя, я не уверен, что смогу окончательно отказаться от курева.

На выходе нас ждал рабочий микроавтобус черного цвета.

Николаус кинул мой чемодан в багажник и пригласил сесть в машину.

Через полчаса, мы ехали по гладкому асфальту. Дорога тянулась, как змея, растянувшаяся на горячем песке.

– Короче тебя вызвали, потому что ребята русские.

– Только поэтому?

– Ну, еще говорят у тебя экстрасенсорные способности.

– Чего? – я выпучил глаза на Николауса.

– Говорят, у тебя хорошо развита интуиция.

– Обоняние.

– А, вот оно что.

– Давай рассказывай, что произошло?

– В участке Хугарды сидит один из семьи Достоевских.

– Прям родственник?

– Ага.

Я выпрямился. Достоевский много чему научил меня. Все его теории практические. А персонажи настолько живые, что порой бывает страшно смотреть в зеркало и видеть там жалкое ничтожество, пресмыкающегося перед своими страстями. Да, пожалуй, у Достоевского был куда лучше развит нюх, на вонь человеческих пороков.

Николаус припарковал машину в тени. И кинув на меня косой взгляд, спросил:

– А ты как относишься ко лжи?

– Как и все, – я пожал плечами, не понимая, к чему он клонит. И открыл дверь.

Николаус задержал на мне взгляд, желая услышать развернутый ответ.

Я вздохнул.

– Я, как и все, считаю, что ложь это плохо, но прибегаю к ней. Иначе говоря, правда бы потеряла свой блеск.

– В комнате допроса сидит старший брат. Я не верю ни единому его слову. Мы обыскали все комнаты, но никаких следов насилия или намеков, что что-то произошло, нет. Говорят, братья сильно повздорили, до исчезновения. Старший брат сидит в одежде младшего, говорит, что эта фланелевая рубашка прилипла к его коже. Срослась, как однажды они с братом.

Николаус пикнул сигнализацию.

– А запах?

– Что запах?

– Я могу осмотреть квартиру?

– У нас нет разрешения на обыск. Этот парень сам пришел в участок. И ему повезло, что я русский. Я его выслушал. Потом он по-дружески пригласил меня домой. Мне пришлось претвориться, что я гей. И я сказал, что могу прийти только со своим другом. Так мы провернули обыск.

– Похвально.

Дверь в участок открылась, и я увидел темнокожих египтян. Каждый поздоровался со мной и что-то сказал на ломанном русском. Отдав почтение, я прошел дальше.

Небольшое помещение, напичканное кондиционерами. Даже в октябре месяце сплит-система имела колоссальный спрос.

– Твое кресло, – Николаус указал на компьютерный стул.

Я оглядел бледную комнату. И почувствовал, как ужасно хочу вернуться домой.

Завтра вечером меня ждал самолет, из Каира. Я планировал посетить пирамиды, и с чистой совестью улететь обратно.

Перед тем как мне предложили командировку, начальник отдела убийств, сказал, что меня вызывают в качестве сцепляющего железнодорожника звенья поездов. Дело простое, но сложное тем, что произошло в Египте. Полиция здесь не особо грамотная. Преступности почти нет. Страна, где 80% мусульман – признак трезвой нации. Это означает отсутствие русского мордобоя, измен в пьяном угаре, и хулиганки. Никаких сцен ревности, и убийств на этой почве. В этой стране женщины не позволяют себе никаких вольностей.

– Может, сразу перейдем к делу? – я посмотрел в мутное окно и застыл.