– Помни о нашем уговоре, только первое место даст тебе освобождение.
Я лишь кивнул, не став отвечать вслух, на что он махнул рукой, отпуская меня.
Вернувшись в комнату, я задумался, в чём побегу завтра. Кроме школьной формы и башмаков, у меня ничего не было, не бежать же там, как и здесь, в майке, трусах и босиком?
«Ладно, завтра решу по ходу пьесы», – решил я.
– Немой, чего директор вызывал? – осведомился Пузо.
– Завтра на соревнования по бегу иду, – спокойно ответил я, чтобы не давать почву для ненужных слухов.
– О, кайф, – удивился он, – своруй там что пожрать нам.
– Если будет время, – не стал я спорить.
Он обрадовался, как будто я сказал твёрдое «да», и отстал от меня.
Новость о том, что я завтра иду в посёлок, пусть и в сопровождении физрука, словно молния пролетела по интернату, и ко мне успел заглянуть даже Губа, напомнив принести пятьдесят копеек, которые я ему должен ещё с лета.
***
После завтрака, отчаянно зевая, меня забрал с собой физрук и, бурча под нос, что ему больше нечем заняться, кроме как весь день таскаться со мной не пойми где, повёл меня за ворота, и мы пешком направились в центр посёлка к общеобразовательной школе № 1.
– Николай Алексеевич, – обратился я к нему, – а вам не обязательно быть со мной весь день. Вы можете довести меня до места и уйти по своим делам, оставив мне рубль на обед, я никуда не денусь с соревнований, поскольку у нас уговор с директором.
Физрук изумлённо на меня посмотрел, словно поразился тому, что я могу вообще говорить. Он открыл рот, закрыл его и почесал большой ладонью всклокоченные волосы.
– Слушай, а ты дело говоришь. Точно никуда не убежишь?
– Если выиграю первое место в беге на шестьдесят метров, мне обещали дать больше времени на тренировки, – объяснил я ему подробно, – быть там в моих интересах.
– Толково придумал, – мужчина обрадовался и, достав из кармана смятые рубли, от щедрот дал мне целых два, – во, помни мою доброту!
– Спасибо, Николай Алексеевич, – я положил деньги в карман и поблагодарил.
Физрук мгновенно повеселел и даже стал насвистывать себе под нос что-то бодрое, я же осматривался по сторонам. Я впервые после того летнего побега от местных мальчишек выбрался в другое место. Мало что изменилось за эти пару месяцев, но выглядело для меня лично как параллельная реальность.
Люди спокойно шли на работу, детей вели в садики, школьники торопились на занятия, и всё это без матов, окриков и тумаков. Я правда отвык от такого, поэтому будничная картина жизни посёлка вызывала у меня оторопь.
Вскоре мы пришли на стадион, где уже начали собираться спортсмены со своими педагогами, но трибуны были почти пустыми.
– Погоди здесь, – физрук оставил меня на одной из лавочек трибун, – сейчас узнаю, где регистрируются и что нужно для этого.
Вернулся он уже буквально через десять минут, довольно вручив мне номер с цифрой «101».
– Держи, где-то через час начнутся старты. Я записал тебя на шестьдесят метров.
– Спасибо, Николай Алексеевич.
– Ну всё, вернусь за тобой вечером, никуда не уходи.
– Конечно, – согласился я.
Он повернулся и зашагал на выход, оставляя меня одного. Одиноко сидящий подросток вскоре привлёк к себе внимание взрослых, ко мне подходили, спрашивали, почему я один и не нужно ли помочь, но я благодарил, показывал номер и говорил, что мой тренер просто отлучился на время, а так я спортсмен. Мои спокойные объяснения всех устраивали, и больше ко мне не приставали.
– Мальчик, почему ты один? Давай дружить! – раздался рядом громкий голос, и, когда повернулся, я увидел перед собой девочку примерно моего возраста, одетую в тёмно-коричневое школьное платье и чёрный фартук, с обязательно повязанным на шее алым галстуком.
– Пошла отсюда, – бросил я и отвернулся.
– Ты ведёшь себя не как пионер! – тут же возмутилась она. – Ты не должен мне грубить! Я девочка!
В памяти тут же всплыла та девочка, которая повесилась после группового изнасилования в школе-интернате, и я, сплюнув, ответил:
– Я из интерната, пошла на х…й отсюда.
Она, расширив глаза, из которых мгновенно брызнули слёзы, бросилась куда-то в сторону соседних трибун. Ну и, конечно же, по закону подлости там тут же нашлись защитники обиженных и оскорблённых, через пять минут явившиеся ко мне мстить. Я не стал вступать в долгую полемику с ними, а, встав с места, сразу же начал бить. Левой, правой, шаг в сторону, уклон, снова двойка и два шага назад, снова двойка, и вот три подростка валяются на земле, утирая разбитые носы, а их товарищи в испуге от меня отступают.
– Последний раз говорю, пошли на х…й, – произнёс угрожающе я, и те сразу послушались, подхватив своих товарищей под руки, они поплелись к трибуне, где их ждала девочка, кинувшаяся вытирать платками им кровь и верещать на весь стадион. К чести пацанов, нужно отметить, что, когда к ним подошёл один из тренеров, они сказали, что упали, и хотя девчонка верещала, что это я всех избил, тыкая в мою сторону пальцем, взрослый лишь уточнил у парней, точно ли они упали. Получив подтверждение ещё раз, он, не смотря на девочку, вернулся за свой стол.
Школьников было много, так что сначала шли отборочные забеги, а затем квалификационные. Я отправился на первые, когда услышал свою фамилию.
– Сто первый, ты не знаешь, что нужно переодеться? – ко мне обратился взрослый, стоящий на старте с миниатюрным пистолетом, когда я встал вместе с ещё тремя подростками, поскольку ширины бровки для большего количества просто не хватало, и оказался единственным, кто был не в спортивной майке, шортах и кедах.
– У меня нет другой одежды, – ответил я, – я из школы-интерната.
Мой ответ его полностью удовлетворил, он пожал плечами и велел нам занять позиции. Все соседи стояли прямо, я один встал в низкий старт, вызвав у них усмешки и удивление взрослого. Мне было всё равно, требовалась победа любой ценой, и я не собирался никому давать поблажек.
– На старт, внимание, марш, – заговорил он и выстрелил на последнем слове. Раздавшийся, пусть и тихий, хлопок стартового пистолета сработал для меня как хлыст, и я, напрягая ноги, распрямился и пулей сорвался с места, почти сразу финишировав, поскольку разгонялся как на стометровку.
Ничуть не запыхавшись, я остановился, наблюдая, как спустя ещё несколько секунд финишируют остальные. Тот тренер, что стоял на контрольной отметке с секундомером в руках, то тряс его, то прикладывал к уху.
– Петрович? Что с тобой? – к нему, встав из-за стола, подошёл тот же взрослый, что подходил к пацанам, которых я побил.
– Да секундомер, похоже, барахлит, – раздосадованно признался тот, – надо делать перезабег.
Подростки, бежавшие со мной, тут же стали недовольно гудеть.
– Давай я сам встану, – тот подвинул его в сторону и достал серебристый секундомер, обратившись к нам, – хватить ныть, вы спортсмены или нет?
Мы вернулись на старт, и я снова занял позицию, хоть и без колодок, но на нижнем старте, хотя, конечно, школьные брюки и башмаки сильно мешали бегу.
Хлопнувший выстрел опять пришпорил меня, и я, словно метеор, тут же рванул в сторону финиша, снова прибежав первым. На дорожке настала тишина, поскольку к тренеру с секундомером подошли другие взрослые, и они о чём-то шушукались, тихо обсуждая. Закончив, один подошёл ко мне, протянув руку.
– Познакомимся? Меня зовут Артём Викторович.
– Иван Добряшов, школа-интернат № 3.
– Я раньше никогда не видел тебя, Иван, на соревнованиях по бегу, – он отвёл меня к трибунам и предложил присесть.