Записки районного хирурга

– Доктор! Доктор! Вас срочно зовут в детское отделение!

– А что случилось?

– Точно не знаю, но там сына начальника районной милиции с чем-то привезли. Консилиум собрали и вас велели позвать.

– Хорошо, иду. Показывайте дорогу.

– Дмитрий Андреевич, я вам в двух словах сейчас все объясню, – шепотом заговорила Алла Борисовна, заведующая детским отделением. – Понимаете, к нам доставили мальчика с черепно-мозговой травмой.

– А почему к вам, а не в хирургию?

– Видите ли в чем дело… Он сын начальника местной милиции, а мама у него директор школы, и они попросили меня, чтоб госпитализировали в наше отделение.

– Да почему к вам?

– Ну, у вас там бомжи, уголовники, всякие другие асоциальные элементы. У нас мальчику будет более комфортно. Ну, вы меня понимаете?

– Понял, – протянул я. – Хирургия наша, значит, гадюшник?

– Ну, почему гадюшник, у вас нет отдельных палат, а у нас есть.

– Ладно, меня чего позвали?

– У мальчика черепно-мозговая травма. Его зверски избили какие-то хулиганы, сейчас с мальчиком происходит что-то странное. У нас невролог в отпуске, вот мы вас пригласили.

– Хорошо, пойдемте посмотрим, – сказал я.

Я не стал говорить, что я не нейрохирург. Бесполезно! Я уже понял, что во мне видят не просто хирурга, а представителя любой хирургической специальности, за исключением, пожалуй, лор-врача и гинеколога.

В палате, куда меня привели, уже был начмед Семен Семенович Лившиц, еще два педиатра, мама пострадавшего и сам собственно пострадавший. Сережа, пятнадцатилетний худенький подросток, сидел на кровати, поджав ноги по-турецки, дурашливо смеялся, корчил рожи и показывал присутствующим язык. От него исходило такое алкогольное амбре, что впору было предлагать закуски.

– Послушайте, коллеги, да он же у вас в дупель пьяный! – констатировал я, осмотрев парня.

– Да как вы смеете! – фурией взвилась мама мальчика, красивая ухоженная дама. – Кто дал вам право делать такие выводы?

– А вы сами не видите? – спокойно спросил я.

– Что я должна видеть?!

– Что ваш ребенок пьян. Кто вам сказал, что его избили?

– Сам Сережа!

– Я думаю, что он вам солгал.

Сережа скорчил очередную рожу, сказал: «Тпрю-ю-ю-ю-ть!», после чего завалился на бок, пустил тягучую слюну и… захрапел.

– А-а-а-а-а! – заголосила женщина. – Ну, что вы все стоите? Он же умирает!

– А хирург-то прав, – заявил начмед, принюхавшись. – Черт побери, он пьян.

– Да что вы такое говорите, Семен Семеныч! – завопила мама Сережи, и ее красивое лицо исказила злобная гримаса. – Мой мальчик не пьет! Он отличник, музыкальную школу закончил. Я вас прошу, помогите.

– Послушайте, – попытался я объяснить еще раз. – Ваш сын мертвецки пьян. Его не надо спасать, ему не нужна наша помощь. Он проспится – и все будет в порядке, понимаете? Раньше, может, и надо было желудок промыть, а сейчас уже поздно.

– Я так этого не оставлю! – ярилась дама. – А вас, – она грозно посмотрела на меня, – привлекут за неоказание помощи. Это я вам обещаю!

«Отличное начало. Сначала чуть не пристрелили, затем коновалом обозвали, потом главный пропесочил из-за ерунды, теперь еще эта тюрьмой грозит из-за того, что ее сыночек назюзюкался. И это за какие-то двое суток! Ну, дела! Что дальше-то будет?»

– Дмитрий Андреич, я вас прошу, позвоните в нейрохирургию, проконсультируйтесь, может, они чего подскажут, – проговорила заведующая детским отделением.

– Алла Борисовна, что я им скажу? Тут у нас пацан пьяный лежит, чего делать? Так, что ли?

– Может, он не пьяный, может, у него так черепно-мозговая травма протекает?

– Алкогольное опьянение у него так протекает.

В этот момент позвонили со «скорой» и попросили срочно подойти: привезли парня, порезавшего руку о стекло. Я пошел работать; потом подошел начмед:

– Дмитрий Андреич, зря вы так с ней. Она баба влиятельная, и муж у нее большая шишка.

– А как так? – спросил я, снимая окровавленные перчатки. – Я высказал свое мнение. Вижу, паренек пьян, ни ссадин, ни кровоподтеков ни на голове, ни на лице нет, а выхлоп – хоть закусывай.

– Так-то оно так, но баба сильно говнистая, если что, по судам затаскает.

– Семен Семеныч, даже если у него и есть черепно-мозговая травма, в чем я сильно сомневаюсь, то мы ее никак сейчас не выявим. Компьютерного томографа у нас нет, поэтому остается ждать. Насколько я помню из курса нейрохирургии, в данном случае, когда нет явных признаков травмы, необходимо время. Если он не проспится и останется загруженным, тогда будем думать о черепно-мозговой травме, а сейчас алкоголь завуалировал клинику, если она и была.

– Ну, пацан уверяет, что была. Говорит, шел домой, поймали какие-то мужики, избили, приставили воронку в горло и влили водку. Сейчас его отец весь райотдел на уши поднял, все чердаки и подвалы, все блатхаты шерстят.

– Ищут, значит, тех, кто насильно поит других водкой?

– Ну да. Вы бы еще раз мальчика осмотрели и записали в историю болезни. Мало ли чего.

Сережа крепко спал, рядом сидела мать и держала его за руку. Слезы смыли косметику, но все равно ее лицо оставалось красивым. Лишь гневно вспыхнули глаза, когда я вошел в палату. Я повторно осмотрел парня, ничего сверхъестественного не обнаружил.

– Зрачки одинаковые, на свет реагируют, мененгиальных знаков нет, все рефлексы живые, одинаковые с обеих сторон, ну не вижу ничего криминального! – сказал я и ушел из палаты.

– Ну, ты у меня еще попляшешь! – прошипела дама.

Домой я попал только в десятом часу. Ночь прошла спокойно – только один раз подняли, полпервого; съездил, посмотрел больного с болями в животе, но страшного ничего не было, так что я практически выспался.

Утром, подходя к больнице, я увидел высокого седого мужчину в милицейской форме с погонами полковника. Он в компании матери юного пьяницы Сережи ждал меня у входа в хирургический корпус.

Я похолодел.

– Доброе утро, доктор! – приветливо произнес полковник и протянул мне руку. – А мы вас поджидаем!

– Здравствуете, доктор! – как можно мягче произнесла его жена, краснея.